Соловьев исторические дела философии проблема. Соловьев исторические дела философии

Соловьев В.С.

Исторические дела философии.

Философия существует в человечестве более двух с половиной тысячелетий. Спрашивается:что сделала она для человечества за это долгое время? Что сделала философия в области отвлеченного мышле-ния,при разрешении чисто умозрительных вопросов о бытии и позна-нии,- это известно всем, занимавшимся философией. Но ведь филосо-фия не для них же одних существует. ведь другие науки хотя также имеют свои чисто теоритические задачи, доступные только тем, кто их изучает, однако они не ограничиваются этими задачами они хотя разрабатываются и изучаются теоретически немногими, но практичес-кое значение имеют для всех; коренясь в школе,явные плоды прино-сят для жизни. Мы знаем, что науки естественные существуют не для одних физиков, химиков и физиологов, а также и для всех граждан, содействую прогрессу общественных и политических отношений между людьми. Но, может быть, философия ближе к искусству, чем к науке, может, может быть, она, как и чистое искусство, рождена не для житейского волнения, не для корысти, не для битв? Но ведь и ис-кусство не остается в кругу художников и эстетиков, а стремится доставлять свои наслаждения и тому множеству людей,которые не имеют никакого понятия ни о теории, ни о технике искусства. Так неужели одна философия составляет исключение и существует только для тех, кто сам ею занимается, для авторов философских исследо-ваний или хотя бы только для читателей Канта или Гегеля? Если так, то занятие философией является как дело, может быть, и инте-ресное, но непохвальное, а потому эгоистичное. Если же нет, если и философия имеет в виду не отвлеченный интерес одиноких умов, а жизненный интерес всего человечества, то нужно прямо ответить на этот вопрос: что же делает философия для человечества, какие бла-га ему дает, от каких зол его избавляет.

Чтобы разрешать этот вопрос не наобум, обратимся к истории, потому что если философия вообще способна приносить живые плоды, то она, конечно, должна была уже принести такие плоды в столь долгое время своего существования.

Начинаю с Востока и именно с Индии не только потому, что в Индии мы имеем наиболее типичную и определенную форму восточной культуры, но главное потому, что изо всех народов Востока только индусы обладают вполне самостоятельной и последовательной филосо-фией, ибо хотя у китайцев мудрец Лао-тзе и проповедовал весьма глубокомысленное учение Тао, но китайская самобытность этого уче-ния подвергается основательным сомнениям (и именно предполагают, что Лао-тзе развил свое учение под индийским же влиянием), а что касается до несомненно китайских национальных доктрин Конфуция и Мен-цзе, то они имеют очень мало философского значения.

В Индии первоначально, более чем в какой-либо другой стране Востока, человеческая личность была поглощена внешней средой; это была по преимуществустрана всякого рабства, неравенства и внешне-го обособления. Не четыре, как обыкновенно принимают, а более ты-сячи каст разделяли население неодолимыми преградами. Понятия о человечности, т.е. о значении человека как человека, не было сов-сем, потому что человек низшей касты в глазах дважды рожденного представителя касты высшей был хуже падали; и вся судьба человека исключительно зависела и заранее предопределялась случайным фак-том рождения его в той или другой касте. Религия носила характер грубого материализма: человек рабствовал перед природными богами, как перед подавлявшими егшо силами, от которых зависела его мате-риальная жизнь. В древних гимнах Риг-Веды главным предметом жела-ний и молитв арийца являютсяЖ хорошая жатва, побольше коров и удачный грабеж.

И вот в этой-то стране рабства и разделения несколько уеди-ненных мыслителей провозглашают новое, неслыханное слово: все есть одно; все особенности и разделения сутьтолько видоизменения одной всеобщей сущности, во всяком существе должно видеть своего брата, себя самого.

Все есть одно - это было первое слово философии, и этим сло-вом впервые возвещались человечеству его свобода и братское еди-нение. Этим словом в корне подрывалось рабство религиозное ми об-щественное, разрушалось всякое неравенство и обособление. Ибо ес-ли все есть одно, если при виде каждого живого существа я должен сказать себе: это ты сам, то куда денется разделение каст, какая будет разница между брамином и чандалом. Если все есть видоизме-нение единой сущности и если эту сущность я нахожу, углубляясь в свое собственное существо, то где найдется внешняя сила, могущая подавлятьменя,перед чем тогда я буду рабствовать? Так велико и страшно для ссуществующего жизненного строя было это новое слово, что книги, в которых оно было впервые высказано, получили назва-ние, что значит. Но недолго слово всеединства оставалось сокро-венною тайной, скоро оно сделалось общим достоянием,приняв форму новой религии - буддизма. Если пантеизм браминов был религи-ей, превратившейся в философию, то буддизм был, наоборот, филосо-фией, превратившейся в религию. В буддизме начало единства ясно-определяется как начало человечности. Если все есть одно, если мировая сущность во всем одна и та же, то человеку незачем ее ис-кать в Браме или Вишну, она в нем самом, в его сомосознании она находит саму себя, эдесь она у себя, тогда как во внешней природе она действует бессознательно и слепо. Вся внешняя природа есть только ее покров, обманчивая маска, в которой она является, и только в пробужденном самосознании человеческого духа спадает этот покров, снимается эта маска. Потому нравственная личность человека выше природы и природных богов: человеку Будде, как сво-ему учителю и владыке, поклоняются не только Агни и Индра, но и сам верховный Бог Брама. Буддизм - в этом его мировое значение - впервые провозгласил достоинство человека, безусловность его че-ловеческой личности. Это был могущественный протест против той слепой внешней силы, против материального факта, которым на Вос-токе так подавлялась человеческая личность и в религии, и в об-щесвенном быте, это было смелое восстание человеческого лица про-тив природной внешности, против случайности рождения и смерти. <Я больше тебя, потому что я могу уничтожить тебя в себе, могу пор-вать те связи, которые меня к тебе привязывают, могу погасить ту волю, которая меня с тобой соединяет. Я независим от тебя, потому что не нуждаюсь в том, что ты можешь мне дать, и не жалею о том, что ты отнимешь>. Так здесь человеческая личность находит свою свободу и безусловность в отречении от внешнего природного бытия. Для Сознания выросшего на почве первобытного натурализма, исходя-щего из религии грубо материалистической, все существующие явля-лось лишь в форме слепого внешнего факта, во всем данном ему оно видело только сторону фактического неразумного бытия, грубый ма-териальный процесс жизни,- и потому, когда человеческое сознание впервые переросло этот процесс, когда этот процесс стал в тягость сознанию, то оно, отрекаясь от него, отрекаясь от природного хо-тения и природного бытия и природного бытия, естественно думало, что отрекаясь от него, отрекаясь от природного хотения и природ-ного бытия, естественно думало, что отрекается от всякого бытия, и та свобода и безусловность, которые личность находила в этой силе отречения, являлась свободной чисто отрицательной, безо вся-кого содержания. Оставляя внешнее материальное бытие, сознание не находило взамен никакого другого, приходило к небытию, к Нирване. Далее этого отрицания не пошло индийское сознание. Переход от ко-ров Риг-Веды и буддистской Нирване был слишком велик и труден, и, совершив этот гигантский переход, индийское сознание надолго ито-щило свои силы. За великим пробуждением буддизма, поднявшим не только всю Индию, но и охватившим всю Восточную Азию от Цейлона до Японии, за этим могучим пробуждением последовал для Востока долгий духовный сон.

Двинуть далее дело философии и вместе с тем дело челорве-чества выпало естественным образом на долю того народа, который уже в самой природе своего национального сознания, духа заключал то начало, к которому индийское сознание пришло только в конце своего развития - начало человечности. Индийское сознание сперва было одержимо безобразными чудовищными богами, носителями чуждых диких сил внешней природы; греческое национальное сознание отп-равлялось от богов уже идеализированных, прекрасных, человекооб-разных, в поклонении которым выражалось признание превосходство, высшего значения человеческой формы. Но в греческой религии бо-готворилась только человеческая внешность, внутреннее же содержа-ние человеческой личности было раскрыто греческой философией, вполне самобытное развитие которой начинается с софистов;потому что в предшествующую, предварительную эпоху греческая философия находилась под господствующим влиянием восточных учений,следую которым философское знание искало себе содержание вне себя и за верховные начала жизни принимало стихии и формы внешнего мира, и только в софистах это сознание решительно приходит в себя. Сущ-ность софистики - это отрицание всякого внешнего бытия и связан-ное с этим признание верховного значения человеческой личности. Имея в виду предшествующих философов,искавших безусловно бытия вне человека, софист Горгиас доказывает, что такого бытия совсем не существует, что если бы оно существовало, мы не могли бы иметь о нем никакого познания, а если имели такое, то не могли бы выра-зить, другими словами: человек только в себе может найти истину, что и было прямо высказано другим софистом Протагором, утверждав-шим, что человек есть мера вещей - существующих, что они сущест-вуют, и не существующих, что они не существуют. Из этого не иск-лючается и боги, утрачивающие, таким образом, всякое самостоя-тельное значение. Тогда как представители прежней философии, как, например, Ксенофан, с фаром и увлечением полемизируют против на-циональной мифологии, софисты уничтожают ее своим полным равноду-шием. <Относительно богов, - говорит тот жеж Протагор, - мне не-известно, существуют, они или нет,- узнать это мешает многое - как трудность предмета, так и краткость человеческой жизни>. Не-возмутимо - презрительный тон этого изречения сильнее всякого напряженого отрицания доказывает полное освобождение человеческо-го сознания от внешней религии.

Несмотря на кажущуюся разнородность, софисты представляют существенную аналогию с буддизмом: и там, и здесь отрицаются вся-кое внешнее бытие, и боги; и софистика Греции, и буддизм Индии являются в этом смысле нигилизмом; вместе с тем и там, и здесь верховное значение признается за человеческой личностью - и буд-дизм, и софистика имеют выдающийся характер гуманизма. Но велика и разница. Тогда как индийский гимнософист усиленно и напряженно боролся с материальным началом, и достигнув победы перед ним и сознания своего отрицательного превосходства, не находил в себе никакой положительной жизненной силы и истощенный погружался в Нирвану, софистам Греции, уже в общем народном сознании находив-шим форму человечности, победа над внешними силами давалась лег-че, и хотя они после этой победы, также как и буддисты, не нахо-дили никакого положительного содержания для освобождения челове-ческой личности, но у них оставалась личная энергия, с которой они и выступали в жизнь, не стесняясь никакими формами и порядка-ми этой жизни, заранее уже отвергнутыми, и стремясь исключительно во имя своей личной силы и энергии получить господство над темной массой людей. Если человеческое сознание в буддизме говорило внешнему бытию: я больше тебя, потому что я могу отречься от су-ществования, то сознание софиста говорило этому внешнему бытию: я больше тебя, потому что я могу жить вопреки тебе, могу жить в си-лу своей собственной воли, своей личной энергии. Софистика - это безусловная самоуверенность человеческой личности, еще не имеющей в действительности никакого содержания, но чувствующей в себе си-лу и способность овладеть всяким содержанием. Но эта в себе само-довольная и самоуверенная личность, не имея никакого общего и объективного содержания по отношению к другим является как нечто случайное, и господство ее над другими будет для них господством внешней чужой силы, будет тиранией. Так здесь освобождение лич-ности только субъективное. Для настоящего же объективного осво-бождения необходимо, чтобы лицо, освобожденное от внешнего бытия, нашло внутреннее содержание, господство факта заменило бы гос-подство идеи. это требование объективной идеи для освобожденной личности мы находим у Сократа - центрального образа не только греческой философии, но и всего античного мира.

Сократ был величайшим софистом и величайшим противником со-фистики. Он был софистом, поскольку вместе с ними решительно от-вергал господство внешнего факта, не находил безусловной истины и правды ни в каком внешнем бытии и ни в каком внешнем авторитете - ни в богах народной религии, ни в материальной природе мира, ни в гражданском порядке своего отечества; он был вместе с тем против-ником софистов, потому что не признавал за свободной личностью права господствовать во имя своей субъективной воли и энергии, решительно утверждал, что свободное от внешности лицо имеет цену и достоинство, лишь поскольку оно эту внешность заменит положи-тельным внутренним содержанием, поскольку оно будет жить и дейс-твовать по идее, общей во всех и по тому внутренне обязательной для каждого.

Это идеальное начало, долженствующее наполнить человеческую личность, Сократ только утверждал (что оно есть), ученик же Пла-тон указал и определил его сущность (что оно есть). Внешнему бы-тию, случайному, неразумному, недолжному он противопоставил иде-альной бытие, само по себе доброе, прекрасное разумное - не Нир-вану буддистов, не простое единство элеатов, а гармоническое царство идей, заключающее в себе безусловную и неизменную полноту бытия, достижимую для человека не через внешний опыт и внешний закон, а открывающуюся ему во внутреннем созерцании и чистоте мышления; здесь человеческая личность получает то идеальное со-держание, которым обуславливается ее внутреннее достоинство и ее положительная свобода от внешнего факта, здесь положительное зна-чение принадлежит человеку как носителю идеи; теперь он уже имеет на что опереться против неразумной внешности, теперь ему есть ку-да уйти от нее. В свете платонического миросозерцания человеку открываются два порядка бытия - физическое материальное бытие (недолжное или дурное) и идеальный мир истинной сущего, мир внут-ренней полноты и совершенства. Но эти две сферы так и остаются друг против друга, не находят своего примирения в философии пла-тонической. Идеальный космос, составляющий истину этой философии, имеет бытие абсолютное и неизменное, он пребывает в невозмутимом покое вечности, равнодушный к волнующемуся под ним миру матери-альных явлений, отражаясь в этом мире, как солнце в мутном пото-ке, но оставляя его без изменения, не проникая в него, не очищая и не перерождая его. И от человека платонизм требует, чтобы он ушел из этого мира, вынырнул из этого мутного потока на свет иде-ального солнца, вырывался из оков материального бытия, как из темницы или гроба души. Но уйти в идеальный мир человека может только своим умом, личная же воля и жизнь его остаются по сю сто-рону, в мире недолжного, материального бытия, и неразрешенный ду-ализм этих миров отражается таким же дуализмом и противоречием в самом существе человека, и живая душа его не получает действи-тельного удовлетворения. Эта двойственность, остающаяся неприме-ренную в платонизме, примиряется в христианстве в лице Христа, как его индивидуальный процесс, могло совершиться в остальном че-ловечестве и во всем мире лишь как собирательный процесс, долгий и сложный и порою болезненный. Оставленная Христом на земле хрис-тианская истина явилась в среде смешенной и разнородной, в том хаосе внутреннем и внешнем, который прдставляется тогдашним ми-ром; и этим хаосом она должна овладеть, употребить его себе и воплотиться в нем. Понятно, что это не могло свершиться в корот-кий срок. Большинство тогдашнего исторического человечества было пленено христианскою истиною, но не могло усвоить ее сознательно и свободно; она явилась для этих людей как высшая сила, которая овладела ими, но которыми они не овладели. И вот христианская идея, еще не уподобивши себе фактическую действительность, сама явилась в форме акта, еще не одухотворивши весь внешний мир, она сама явилась как внешняя сила с вещественной организацией (в ка-толической церкви). Истина облекалась в авторитет, требующий сле-пого доверия и подчинения. Являясь сама как внешняя сила и внеш-нее утверждение, церковь не могло внутренне осилить, идеализиро-вать, одухотворить существующих фактических отношений в челове-ческом обществе, и она оставила их рядом с собой, довольствуясь их наружною покорностью.

Итак, с одной стороны, человек, освобожденный христианством от рабства немощным и скудным стихиям мира, впал в новое, более глубокое рабство внешней духовной власти; с другой стороны, мирс-кие отношения продолжали основываться на случайности и насилии, получая только высшую санкцию от церкви. Христианская истина в неизвестной форме внешнего авторитета и церковной власти и сама подавляла человеческую личность и вместе с тем оставляла ее на жертву внешней мирской неправды. Предстояла двоякая задача: осво-бодить христианскую истину от несоответствующей ей формы внешнего авторитета и вещественной силы и вместе с тем восстановить нару-шенные, непризнанные лже-христианством права человека. За эту двойную освободительную задачу принялась философия; началось ве-ликое развите западной философии; под господствующим влиянием ко-торого совершены, между прочим, два важных исторических дела: ре-лигиозною реформацией XYI века разбита твердыня католической церкви, и политической революцией XYIII века разрушен весь старый строй общества.

Философия мистическая провозгласила божественное начало внут-ри самого человека, внутреннюю непосредственную связь человека с божеством - и внешнее посредство церковной иерархии оказалось не-нужным, и пало значение церковной власти; подавленное внешней церковностью религиозное сознание получило свободу, и христианс-кая истина, замершая в исторических формах, снова получила свою жизненную силу.

Философия рационалистическая провозгласила права человеческо-го разума, и рушился основанный на неразумном родовом начале гражданский строй за грубыми стихийными силами, делавшими фран-цузскую революцию, скрывался, как двигательная пружина, принцип рационализма, выставленный предшествовавшей философией; не даром чуткий инстинкт народных масс на развалинах старого порядка возд-вигнул алтарь богине разума.

Заявив столь громко и внушительно свои права во внешнем мире, человеческий разум сосредоточился на самом себе и, уединившись в германских школах, в небывалом дотоле размерах обнаружил свои внутренние силы созданием совершеннейшей логической формы для ис-тинной идеи. Все это развитие философского рационализма от Декар-та до Гегеля, освобождая разумное человеческое начало, тем самым сослужило великую службу христианской истине. Принцип истинного христианства есть богочеловечество, т.е. внутреннее соединение и взаимодействие божества с человеком, внутреннее рождение божества в человеке: в силу этого божественное содержание должно быть ус-воено человеком от себя, сознательно и свободно, а для этого, очевидно, необходимо полнейшее развитие той разумной силы, пос-редством которой человек может от себя усваивать то, что дает ему бог и природа. Развитию именно этой силы, развитию человека, как свободно-разумной личности, и служила рациональная философия.

Но человек не есть только разумно-свободная личность, он есть также существо чувственное и материальное. Это материальное нача-ло в человеке, которое связывает его с остальной природой, это начало, которое буддизм стремился уничтожить, от которого плато-низм хотел отрешиться и уйти как из темницы или гроба души, - это материальное начало по христианской вере имеет свою законную часть в жизни человека и вселенной, как необходимая реальная ос-нова для осуществления божественной истины, для воплощения бо-жественного духа. Христианство признает безусловное и вечное зна-чение за человеком не как за духовным существом только, но и как за существом материальным - христианство утверждает воскресение и вечную жизнь тел; и относительно всего вещественного мира целью и исходом мирового процесса по христианству является не уничтоже-ние, а возрождение и восстановление его как материальной среды царства Божия - христианство обещает не только новое небо, но и новую землю. Таким образом, когда вскоре после шумного заявления прав разума французскою революцией, в той же Франции один мысли-тель в тишине своего кабинета, с немалою энергией и увлечением, провозгласил восстановление прав материи, и когда потом натура-листическая и материалистическая философия восстановила и развила значение материального начала в человеке и мире,- эта философия, сама того не зная, служила и христианской истине, восстанавливая один из необходимых ее элементов, пренебреженный и отринутый од-носторонним спиритализмом и идеализмом.

Востановление прав материи было законным актом в освободи-тельном процессе философии, ибо только признание материи в ее ис-тинном значении освобождает от фактического рабства материи, от невольного материализма. До тех пор, пока человек не признает ма-териальной природы в себе и вне себя за нечто свое, пока он не сроднится с нею и не полюбит ее, он не свободен от нее, она тяго-теет над ним, как нечто чужое, неведомое и невольное.

С этой стороны развитие натурализма и материализма, где чело-век именно полюбил и познал материальную природу как нечто свое близкое и родное,- развитие материализма и натурализма составляет такую же заслугу философии, как и развитие рационализма, в кото-ром человек узнал и определил силы своего разумно-свободного ду-ха.

Итак, что же делала философия? Она освобождала человеческую личность от внешнего насилия и давала ей внутреннее содержание. Она низвергала всех ложных чужих богов и развивала в человеке внутреннюю форму для откровений истинного божества. В мире древ-нем, где человеческая личность по преимуществу была подавлена на-чалом природным, материальным, как чуждою внешнею силою, филосо-фия освободила человеческое сознание от исключительного подчине-ния этой внешности и дала ему внутреннюю опор, открывши для его созерцания идеальное духовное царство, в мире новом, христианс-ком, где само это духовное царство, само это идеальное начало, принятое под формою внешней силы, завладело сознанием и хотело подчинить и подавить его, философия восстала против этой изменив-шей своему внутреннему характеру духовной силы, сокрушила ее вла-дычество, освободила, выяснила и развила собственное существо че-ловека сначала в его рациональном, потом в его материальном эле-менте.

И если теперь мы спросимp; на че основывается эта освободи-тельная деятельность философии, то мы найдем ее основание в том существеннейшем и коренном свойстве человеческой души, в силу ко-торого она не останавливается ни в каких границах, не мирится ни с какими извне данными определениями, ни с каким внешним ей со-держанием, так что все блага и блаженства на земле и на небе не имеют для нее никакой цены, если они не ею самой добыты, не сос-тавляют ее собственного внутреннего достояния. И эта неспособ-ность удовлетвориться никаким извне данным содержанием жизни, это стремление к все большей и большей внутренней полноте бытия, эта сила - разрушительница всех чуждых богов,- эта сила уже содержит в возможности то, к чему стремится,- абсолютную полноту и совер-шенство жизни. Отрицательный процесс сознания вместе с тем про-цесс положительный, и каждый раз, как дух человеческий, разбивая какого-нибудь старого кумира, говорит: это не то, чего я хочу,-он уже этим самым дает некоторое определение того, чего хочет, своего истинного содержания.

Эта двойственная сила и этот двойственный процесс, разруши-тельный и творческий, составляя сущность философии, вместе с тем составляет и собственную сущность самого человека, того, чем оп-ределяется его достоинство и преимущество перед остальной приро-дой, так что на вопрос: что делает философия?- мы имеем право от-ветить: она делает человека вполне человеком. А так как в истинно человеческом бытии равно нуждается и бог, и материальная приро-да,- Бог в силу абсолютной полноты своего существа,требующий дру-гого для ее свободного усвоения, а материальная природа, напро-тив, вследствии скудости и неопределенности своего бытия, ищущей другого для своего восполнения и определения,- то, следовательно, философия, осуществляя собственно человеческое начало в человеке, тем самым служит и божественному и материальному началу, вводя и то и другое в форму свободной человечности.

Так вот, если кто из вас захочет посвятить себя философии, пусть он служит ей смело и с достоинством, не пугаясь ни туманов метафизики, ни даже бездны мистицизма: пусть он не стыдится свое-го свободного служения и не умаляет его, пусть он знает, что, за-нимаясь философией, он занимается делом хорошим, делом великим и для всего мира полезным.

Соловьев В.С. Исторические дела философии // вопросы философии. -1988. -N8. -С. 118-125.

Философия существует более 2.5 тысячелетий. Что она сделала для человека за это время? Философия Индии - одна из самых древних. Поэтому было бы разумным начать рассмотрение именно с нее. В древней Индии человеческая личность была подавлена внешней средой. Это была страна рабства, неравенства, разделения на касты. Судьба человека полностью зависела от факта рождения человека, его принадлежности к той или иной касте. Религия носила грубый материальный характер, человек раболепствовал перед богами, от которых зависела его материальная жизнь. И в этой стране были сказаны слова: все есть одно; все особенности и разделения - это видоизменения одной сущности; во всяком существе должно видеть самого себя. Все есть одно - это было первое слово философии, которое возвещало о человеческой свободе и братском единении. Ибо если все есть одно, если при виде любого живого существа я должен видеть себя, то куда девается разделение каст? В дальнейшем из этого утверждения вырос буддизм. Буддизм был философией превратившейся в религию. В буддизме начало всеединства есть начало человечности. Если все есть одно, если мировая сущность во всем одно и та же, то человеку незачем искать ее в богах, она заключена в нем самом, а во внешнем мире она действует слепо и бессознательно. Значение буддизма в том, что он впервые провозгласил достоинство человека, безусловность человеческой личности. Человеческий дух выше природного бытия, так как человек может уничтожить его в себе. Человеческая личность находит свободу в отречении от природного бытия. Но это отречение являлось свободой чисто отрицательной, без всякого содержания. Оставляя внешнее, материальное бытие, человек не находил взамен никакого другого и приходил к небытию - нирване. Греческая философия продвинулась в этом вопросе далее. Софистика - это отрицание всякого внешнего бытия и признание верховного значения человеческой личности. Имея ввиду предшествующих философов, искавших бытие вне человека, софисты доказывают, что такого бытия не существует, что человек только в себе может нейти истину. Известный софист Протагор говорил: "человек есть мера всех вещей". Боги в учении софитов утрачивают свое самостоятельное значение. Это означает освобождение человеческого сознания от внешней религии. В буддизме человеческое сознание говорило: "Я (сознание) больше Тебя (бытия), Я могу отречься от Тебя", тогда как у софистов: "Я больше Тебя, Я могу жить вопреки Тебе". Сократ был одновременно софист и противник софистики. Как софист он отвергал господство внешнего факта (материальный мир) над внутренним (духовный мир). Как противник софистики не признавал за свободою личности права господствовать во имя субъективной воли. Свободное от внешности (материального мира) лицо, заменит эту внешность положительным внутренним содержанием, будет жить и действовать по идее общей во всех и внутренне обязательной для каждого. Это идеальное начало, которое должно наполнить личность. Сократ только утверждал, что она есть, а его ученик Платон, определил его суть. Внешнему бытию он противопоставил идеальное бытие (мир идей). Полнота бытия открывается человеку во внутреннем созерцании, мышлении. Человек получает внутреннее достоинство. Теперь он уже имеет на что опереться в борьбе против неразумной внешней действительности. Человеку открываются две противоположности: физическое материальное бытие (дурное) и идеальный (внутренний) мир полноты и совершенства. Эти две сферы так и остаются друг против друга. Эта двойственность примеряется лишь в христианстве в лице Христа, который не отрицает мир, и не уходит из него, а наоборот приходит в мир, чтобы спасти его. Идеальный космос Платона превращается в царство Божие, не равнодушное к материальному миру, а стремящееся воссоединить этом мир с истиной, реализоваться в этом мире. Идеальная личность здесь богочеловек - богочеловек, примиряющий небо и землю. В христианстве истина всеединства осуществлялась в Христе. Большинство людей было пленено этой истиной (внутреннее единство всего силою богочеловеческой личностипоказывается в христианстве как живая действительность; истинно сущее не созерцается только умом, но и само действует) и не могли усвоить ее сознательно и свободно, она (истина) явилась как высшая сила, которая овладела людьми. И христианская идея сама явилась как внешняя сила с вещественной организацией - католической церковью. Человек освобожденный христианством от власти мира, впал в более глубокое рабство внешней духовной власти. Мистическая философия провозгласила божественное начало самого человека, внутреннюю непосредственную связь человека с богом (церковь стала ненужной). Таким образом религиозное сознание получило свободу. Рационалистическая философия служила развитию свободно-разумной личности. Принцип истинного христианства есть богочеловечество, т.е. внутреннее соединение божества с человеком.

Божественное содержание должно быть усвоено самим человеком сознательно и свободно, а для этого нужно полное развитие той разумной силы, посредством которой человек может усвоить то, что дает ему бог и природа. Под влиянием философской мысли были совершены религиозная реформа XVI века, политические революции XVIII века. Таким образом была разбита твердыня католической церкви и был разрушен старый политический строй, что способствовало обретению человеком свободы. Однако человек не только разумно-свободная личность, он еще существо материальное. Следовательно человек не может быть полностью свободен если он не признает своей материальной природы, не сроднится с нею. Развитие натуралистической и материалистической философии помогло человеку осознать этот факт и в этом несомненная заслуга философии. Можно отметить следующие достижения философии: 1) освободила человеческую личность от насилия и придала ей внутреннее содержание; 2) низвергла ложных богов и развивала в человеке внутреннюю форму для откровений бога; 3) открыла человеку духовное царство; 4) освободило человека в его рациональном и материальном элементе. Освободительная деятельность философии основывается на свойстве человеческой души: не останавливаться на достигнутом, стремиться познать все самому, стремление к более полному внутреннему бытию. Как отмечает автор, именно философия делает человека вполне человеком.

Исторические дела философии.

_______

Мм. Гг.!

Приглашая вас к свободному занятию философией, я хочу прежде всего ответит на один вопрос, который может возникнуть по этому поводу. Вопрос этот легко было бы и устранит, как слишком наивный и могущий идти только со стороны людей совершенно незнакомых с философией. Но так как я главным образом и имею в виду людей с философией еще незнакомых, а только приступающих к ней, то и не могу так пренебрежительно отнестись к этому наивному вопросу, а считаю лучшим ответить на него.

Философия существует в человечестве более двух с половиной тысячелетий 1 . Спрашивается: что сделала она для человечества за это долгое время? Что сделала философия в области отвлеченного мышления, при разрешении чисто-умозрительных вопросов о бытии и познании, — это известно всем, занимавшимся философией. Но ведь философия не для них же одних существует. Вер другие науки хотя также имеют свои чисто-теоретические задачи, доступные только тем, кто их изучает, однако они не ограничиваются этими задачами, они хотя разрабатываются и изучаются теоретически немногими, но практическое значение имеют для всех; коренясь в школе, явные плоды приносят для жизни. Мы знаем, что науки естественные существуют не для одних физиков, химиков и физиологов, а также и для всего человечества; мы знаем явную пользу, которую они ему приносят, улучшая его материальный бит, умножая удобства внешней жизни, облегчая фи-

___________________

1 Считая первым философским памятником индийские Упанишады.


зические страдания людей. Мы знаем также, что и юридические, и исторические науки существуют не для юристов и историков только, а и для всех граждан, содействуя прогрессу общественных и политических отношений между людьми. Но может быть философия ближе к искусству, чем к науке, может быть она, как и чистое художество, рождена не для житейского волнения, не для корысти, не для битв? Но ведь и искусство не остается в кругу художников и эстетиков, а стремится доставлять свои наслаждения и тому множеству людей, которые не имеют никакого понятия ни о теории, ни о технике искусства. Так неужели одна философия составляет исключение и существует только для тех, кто сам ею занимается, для авторов философских исследований или хотя бы только для читателей Канта или Гегеля? Если так, то занятие философией является как дело может быть и интересное, но непохвальное, потому что эгоистичное. Если же нет, если и философия имеет в виду не отвлеченный интерес одиноких умов, а жизненный интерес всего человечества, то нужно прямо ответить на этот вопрос: что же делает философия для человечества, какие блага ему дает, от каких зол его избавляет.

Чтобы не разрешать этого вопроса наобум, обратимся к истории, потому что если философия вообще способна приносить живые плоды, то она, конечно, должна была уже принести тате плоды в столь долгое время своего существования.

Начинаю с Востока и именно с Индии, не потому только, что в Индии мы имеем наиболее типичную и определенную форму восточной культуры, но главное потому, что изо всех народов Востока только индусы обладают вполне самостоятельной и последовательною философией. Ибо хотя у китайцев мудрец Лао-тзе и проповедовал весьма глубокомысленное учение Тао, но китайская самобытность этого учения подвергается основательным сомнениям (и именно предполагают, что Лао-тзе развил свое учение под индийским же влиянием), а что касается до несомненно китайских национальных доктрин Конфуция и Мен-цзе, то они имеют очень мало философского значения.

В Индии первоначально, более чем в какой-либо другой стране Востока, человеческая личность была поглощена внешней средою; это была по преимуществу.страна всякого рабства, неравенства и внешнего обособления. Не четыре, как обыкновенно принимают, а


более тысячи каст разделяли население неодолимыми преградами. Понятия о человечности, т. е. о значении человека, как человека, не было совсем, потому что человек низшей касты, в глазах дважды-рожденного представителя касты высшей, был хуже нечистого животного, хуже падали; и вся судьба человека исключительно зависела и заранее предопределялась случайным фактом рождения его в той или другой касте. Религия носила характер грубого материализма: человек рабствовал перед природными богами, как перед подавлявшими его силами, от которых зависела его материальная жизнь. В древних гимнах Риг-Веды главным предметом желаний и молитв арийца являются: хорошая жатва, побольше коров и удачный грабеж.

И вот в этой-то стране рабства и разделения несколько уединенных мыслителей провозглашают новое, неслыханное слово: все есть одно; все особенности и разделения суть только видоизменения одной всеобщей сущности, во всяком существе должно видеть своего брата, себя самого.

Все есть одно — это было первое слово философии, и этим словом впервые возвещалось человечеству его свобода и братское единение. Этим словом в корне подрывалось рабство религиозное и общественное, разрушалось всякое неравенство и обособление. Ибо если все есть одно, если при виде каждого живого существа я должен сказать себе: это ты сам (tat twam asi), то куда денется разделение каст, какая будет разница между брамином и чандалом. Если все есть видоизменение единой сущности, и если эту сущность я нахожу, углубляясь в свое собственное существо, то где найдется внешняя сила, могущая подавлять меня, перед чем тогда я буду рабствовать? Так велико и страшно для существующего жизненного строя было это новое слово, что книги, в которых оно было впервые ясно высказано, получили название Upanishat, что значит secret u m legend u m. Но не долго слово всеединства оставалось сокровенною тайною, скоро оно сделалось общим достоянием, приняв форму новой религии — буддизма. Если пантеизм браминов был религией, превратившейся в философию, то буддизм был, наоборот, философией, превратившейся в религию 2 . В буддизме начало

___________________

2 Указывают на определенную философскую систему (Санх я — философа Капилы), ближайшим образом повлиявшую на возникновение буддизма.


всеединства
ясно определяется как начало человечности. Если все есть одно, если мировая сущность во всем одна и та же, то человеку незачем искать ее в Браме или Вишну, она в нем самом, в его самосознании она находит себя саму, здесь она у себя, тогда как во внешней природе она действует бессознательно и слепо. Вся внешняя природа есть только её покров, обманчивая маска, в которой она является, и только в пробужденном самосознании человеческого духа спадает этот покров, снимается эта маска. Поэтому нравственная личность человека выше природы и природных богов: человеку Будде, как своему учителю и владыке, поклоняются не только Агни и Индра, но и сам верховный бог Брама. Буддизм — и в этом его мировое значение — впервые провозгласил достоинство человека, безусловность человеческой личности. Это был могущественный протест против той слепой внешней силы, против материального факта, которым на Востоке так подавлялась человеческая личность и в религии и в общественном быте, это было смелое восстание человеческого лица против природной внешности, против случайности рождения и смерти. «Я больше тебя, говорит здесь человеческий дух внешнему природному бытию, перед которым он прежде рабствовал, — я больше тебя, потому что я могу уничтожить тебя в себе, могу порвать те связи, которые меня к тебе привязывают, могу погасить ту волю, которая меня с тобою соединяет. Я независим от тебя, потому что не нуждаюсь в том, что ты можешь мне дать, и не жалею о том, что ты отнимешь». Так здесь человеческая личность находит свою свободу и безусловность в отречении от внешнего природного бытия. Для сознания выросшего на почве первобытного натурализма, исходившего из религии грубо материалистической, все существующее являлось лишь в форме слепого внешнего факта, во всем данном ему оно видело только сторону фактического неразумного бытия, грубый материальный процесс жизни, — и потому, когда человеческое сознание впервые переросло этот процесс, когда этот процесс впервые стал в тягость сознанию, то оно, отрекаясь от него, отрекаясь от природного хотения и природного бытия, естественно думало, что отрекается от всякого бытия, и та свобода и безусловность, которые личность находила в этой силе отречения, являлась свободой чисто отрицательною, безо всякого содержания. Оставляя внешнее материальное бытие, сознание не находило взамен никакого


другого, приходило к небытию, к Нирване. Далее этого отрицания не пошло индийское сознание. Переход от коров Риг-Веды к буддийской Нирване был слишком велик и труден и, совершив этот гигантский переход, индийское сознание надолго истощило свои силы. За великим пробуждением будизма, поднявшим не только всю Индию, но и охватившим всю восточную Азию от Цейлона до Японии, за этим могучим пробуждением последовал для Востока долгий духовный сон.

Двинуть далее дело философии и вместе с тем дело человечества выпало естественным образом на долю того народа, который уже в самой природе своего национального духа заключал то начало, к которому индийское сознание пришло только в конце своего развития — начало человечности. Индийское сознание сперва было одержимо безобразными чудовищными богами, носителями чуждых диких сил внешней природы; греческое национальное сознание отправлялось от богов уже в идеализованных, прекрасных, человекообразных, в поклонении которым выражалось признание превосходства, высшего значения человеческой формы. Но в греческой религии боготворилась только человеческая внешность, внутреннее же содержание человеческой личности раскрыто было греческою философией, вполне самобытное развитие которой начинается с софистов; потому что в предшествующую, предварительную эпоху, греческая философия находилась под господствующим влиянием восточных учений, следуя которым философское сознание искало себе содержания вне себя и за верховные начала жизни принимало стихии и формы внешнего мира, и только в софистах это сознание решительно приходит в себя. Сущность софистики — это отрицание всякого внешнего бытия и связанное с этим признание верховного значения человеческой личности. Имея в виду предшествовавших философов, искавших безусловного бытия вне человека, софист Горгиас доказывает, что такого бытия совсем не существует, что если бы оно существовало, мы не могли бы иметь о нем никакого познания, а если бы и имели таковое, то не могли бы его выразить, — другими словами: человек только в себе может найти истину, что и было прямо высказано другим софистом, Протагором, утверждавшим, что человек есть мера всех вещей — существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют. Из этого не исключаются и


боги, утрачивающие, таким образом, всякое самостоятельное значение. Тогда как представители прежней философии, как, например, Ксенофан, с жаром и увлечением полемизирует против национальной мифологии, софисты уничтожают ее своим полным равнодушием. «Относительно богов, говорит тот же Протагор, мне неизвестно, существуют они или нет, — узнать это мешает многое — как трудность предмета, так и краткость человеческой жизни». Невозмутимо-презрительный тон этого изречения сильнее всякого напряженного отрицания доказывает полное освобождение человеческого сознания от внешней религии.

Несмотря на кажущуюся разнородность, софисты представляют существенную аналогию с буддизмом: и там, и здесь отрицаются всякое внешнее бытие и боги; и софистика Греции, и буддизм Индии являются в этом смысле нигилизмом; вместе с тем, и там и здесь верховное значение признается за человеческою личностью, — и буддизм и софистика имеют выдающийся характер гуманизма. Но велика и разница. Тогда как индийский гимнософист усиленно и напряженно боролся с материальным началом и, достигнув победы над ним и сознания своего отрицательного превосходства, не находил в себе никакой положительной жизненной силы и истощенный погружался в Нирвану, — софистам Греции, уже в общем народном сознании находившим форму человечности, победа над внешними силами давалась легче, и хотя они после этой победы так же, как и буддисты, не находили никакого положительного содержания для освобождения человеческой личности, но у них оставалась личная энергия, с которой они и выступали в жизнь, не стесняясь никакими формами и порядками этой жизни, заранее уже отвергнутыми, и стремясь исключительно во имя своей личной силы и энергии получить господство над темною массою людей. Если человеческое сознание в буддизме говорило внешнему бытию: я больше тебя, потому что я могу отречься от существования, то сознание софиста говорило этому внешнему бытию: я больше тебя, потому что я могу жить вопреки тебе, могу жить в силу своей собственной воли, своей личной энергии. Софистика — это безусловная самоуверенность человеческой личности, еще неимеющей в действительности никакого содержания, но чувствующей в себе силу и способность овладеть всяким содержанием. Но эта в себе самодовольная и самоуверенная личность, не имея никакого общего и объ-


ективного содержания, по отношению к другим является как нечто случайное, и господство её над другими будет для них господством внешней чужой силы, будет тиранией. Так здесь освобождение личности только субъективное. Для настоящего же объективного освобождения необходимо, чтобы лицо, освобожденное от внешнего бытия, нашло внутреннее содержание, господство факта заменило бы господством идеи. Это требование объективной идеи для освобожденной личности мы находим у Сократа — центрального образа не только греческой философии, но и всего античного мира.

Сократ был величайшим софистом и величайшим противником софистики. Он был софистом, поскольку вместе с ними решительно отвергал господство внешнего факта, не находил безусловной истины и правды ни в каком внешнем бытии и ни в каком внешнем авторитете — ни в богах народной религии, ни в материальной природе мира, ни в гражданском порядке своего отечества; он был вместе с тем противником софистов, потому что не признавал за свободною личностью права господствовать во имя своей субъективной воли и энергии, решительно утверждал, что свободное от внешности лицо имеет цену и достоинство лишь, поскольку оно эту внешность заменит положительным внутренним содержанием, поскольку оно будет жить и действовать по идее, общей во всех и потому внутренно обязательной для каждого.

Это идеальное начало, долженствующее наполнить человеческую личность, Сократ только утверждал (что оно есть), ученик же его Платон указал и определил его сущность (что оно есть). Внешнему бытию, случайному, неразумному, недолжному он противопоставил идеальное бытие, само по себе доброе, прекрасное и разумное — не Нирвану буддистов, не простое единство элеатов, а гармоническое царство идей, заключающее в себе безусловную и неизменную полноту бытия, достижимую для человека не чрез внешний опыт и внешний закон, а открывающуюся ему во внутреннем созерцании и чистоте мышления; здесь человеческая личность получает то идеальное содержание, которым обусловливается её внутреннее достоинство и её положительная свобода от внешнего факта, здесь положительное значение принадлежит человеку, как носителю идеи; теперь он уже имеет на что опереться против неразумной внешности, теперь ему есть куда уйти от неё. В


свете платонического миросозерцания человеку открываются два порядка бытия — физическое материальное бытие (ἡ γένεσις ) недолжное или дурное, — и идеальный мир истинно сущего (τ ὸ ὃ ντως ὄν ) мир внутренней полноты и совершенства. Но эти две сферы так и остаются друг против друга, не находят своего примирения в философии платонической. Идеальный космос, составляющий истину этой философии, имеет бытие абсолютное и неизменное, он пребывает в невозмутимом покое вечности, равнодушный к волнующемуся под ним миру материальных явлений, отражаясь в этом мире, как солнце в мутном потоке, но оставляя его без изменения, не проникая в него, не очищая и не перерождая его. И от человека платонизм требует, чтобы он ушел из этого мира, вынырнул из этого мутного потока на свет идеального солнца, вырвался из оков материального бытия, как из темницы или гроба души. Но уйти в идеальный мир человек может только своим умом, личная же воля и жизнь его остаются по сю сторону, в мире недолжного, материального бытия, и неразрешенный дуализм этих миров отражается таким же дуализмом и противоречием в самом существе человека, и живая душа его не получает действительного удовлетворения.

Эта двойственность, остающаяся непримиренною в платонизме, примиряется в христианстве в лице Христа, который не отрицает мир, как Будда, и не уходит из мира, как платонический философ, а приходит в мир, чтобы спасти его. В христианстве идеальный космос Платона превращается в живое и деятельное царство Божие, не равнодушное в материальному бытию, к фактической действительности того мира, а стремящееся воссоединить эту действительность с своей истиною, реализоваться в этом мире, сделать его оболочкою и носителем абсолютного божественного бытия; и идеальная личность является здесь как воплощенный богочеловек, одинаково причастный и небу и земле и примиряющий их собою, осуществляя в себе совершенную полноту жизни чрез внутреннее соединение любви со всеми и всем.

Христианство в своем общем воззрении исходит из платонизма, но гармония идеального космоса, внутреннее единство всего, силою богочеловеческой личности показывается здесь (в христианстве) как живая действительность, здесь истинно-сущее не созерцается только умом, но само действует, и не просвещает только


природного человека, но рождается в нем как новый духовный человек. Но это осуществление истины (живого всеединства), внутренне совершившееся в лице Христа, как его индивидуальный процесс, могло совершиться в остальном человечестве и во всем мире лишь как собирательный исторический процесс, долгий и сложный и порою болезненный. Оставленная Христом на земле христианская истина явилась в среде смешанной и разнородной, в том хаосе вутреннем и внешнем, который представлялся тогдашним миром; и этим хаосом она должна была овладеть, уподобить его себе и воплотиться в нем. Понятно, что это не могло совершиться в короткий срок. Большинство тогдашнего исторического человечества было пленено христианскою истиною, но не могло усвоить ее сознательно и свободно; она явилась для этих людей как высшая сила, которая овладела ими, но которою они не овладели. И вот христианская идея, еще не уподобивши себе фактическую действительность, сама явилась в форме акта, еще не одухотворивши внешний мир, она сама явилась как внешняя сила с вещественной организацией (в католической церкви). Истина облеклась в авторитет, требующий слепого доверия и подчинения. Являясь сама как внешняя сила и внешнее утверждение, церковь не могла внутренне осилить, идеализовать и одухотворить существующих фактических отношений в человеческом обществе, и она оставила их рядом с собою, довольствуясь их наружною покорностью.

Итак, с одной стороны, человек, освобожденный христианством от рабства немощным и скудным стихиям мира, впал в новое, более глубокое рабство внешней духовной власти; с другой стороны, мирские отношения продолжали основываться на случайности и насилии, получая только высшую санкцию от церкви. Христианская истина в неистинной ферме внешнего авторитета и церковной власти и сама подавляла человеческую личность и, вместе с тем, оставляла ее на жертву внешней мирской неправде. Предстояла двоякая задача: освободить христианскую истину от несоответствующей ей формы внешнего авторитета и вещественной силы и, вместе с тем, восстановить нарушенные непризнанные лжехристианством права человека. За эту двойную освободительную задачу принялась философия; началось великое развитие западной философии, под господствующим влиянием которого совершены, между прочим, два важные исторические дела: религиозною рефор-


мацией XVI века разбита твердыня католической церкви, и политической революцией XVIII века разрушен весь старый строй общества.

Философия мистическая провозгласила божественное начало внутри самого человека, внутреннюю непосредственную связь человека с Божеством, — и внешнее посредство церковной иерархии оказалось ненужным, и пало значение церковной власти; подавленное внешней церковностью религиозное сознание получило свою свободу, и христианская истина, замершая в исторических формах, снова получила свою жизненную силу.

Философия рационалиатческая провозгласила права человеческого разума, и рушился основанный на неразумном родовом начале гражданский строй; за грубыми стихийными силами, делавшими французскую революцию, скрывался, как двигательная пружина, принцип рационализма, выставленный предшествовавшей философией; недаром чуткий инстинкт народных масс на развалинах старого порядка воздвигнул алтарь богине разума.

Заявив столь громко и внушительно свои права во внешнем мире, человеческий разум сосредоточился в самом себе и, уединившись в германских школах, в небывалых дотоле размерах обнаружил свои внутренния силы созданием совершеннейшей логической формы для истинной идеи. — Все это развитие философского рационализма от Декарта до Гегеля, освобождая разумное человеческое начало, тем самым сослужило великую службу христианской истине. Принцип истинного христианства есть богочеловечество, т. е. внутреннее соединение и взаимодействие божества с человеком, внутреннее рождение божества в человеке; в силу этого, божественное содержание должно быть усвоено человеком от себя, сознательно и свободно, а для этого, очевидно, необходимо полнейшее развитие той разумной силы, посредством которой человек может от себя усваивать то, что дает ему Бог и природа. Развитию именно этой силы, развитию человека, как свободно-разумной личности, и служила рациональная философия.

Но человек не есть только разумно-свободная личность, он есть также существо чувственное и материальное. Это материальное начало в человеке, которое связывает его с остальною природой, это начало, которое буддизм стремился уничтожить, от которого платонизм хотел отрешиться и уйти как из темницы или гроба


души — это материальное начало по христианской вере имеет свою законную часть в жизни человека и вселенной, как необходимая реальная основа для осуществления божественной истины, для воплощения божественного духа. Христианство признает безусловное и вечное значение за человеком не как за духовным существом только, но и как за существом материальным — христианство утверждает воскресение и вечную жизнь тел; и относительно всего вещественного мира целью и исходом мирового процесса по христианству является не уничтожение, а возрождение и восстановление его как материальной среды царства Божия — христианство обещает не только новое небо, но и новую землю. Таким образом, когда вскоре после шумного заявления прав разума французскою революцией, в той же Франции, один мыслитель 3 в тишине своего кабинета, не с немалою энергией и увлечением, провозгласил восстановление прав материи, и когда потом натуралистическая и материалистическая философия восстановила и развила значение материального начала в мире и человеке, — эта философия, сама того не зная, служила и христианской истине, восстановляя один из её необходимых элементов, пренебреженный и отринутый односторонним спиритуализмом и идеализмом.

Восстановление прав материи было законным актом в освободительном процессе философии, ибо только признание материи в ее истинном значении освобождает от фактического рабства материи, от невольного материализма. До тех пор, пока человек не признает материальной природы в себе и вне себя за нечто свое, пока он не сроднится с нею и не полюбит ее, он не свободен от неё, она тяготеет над ним как нечто чуждое, неведомое и невольное.

С этой стороны развитие натурализма и материализма, где человек именно полюбил и познал материальную природу как нечто свое близкое и родное — развитие материализма и натурализма составляет такую же заслугу философии, как и развитие рационализма, в котором человек узнал и определил силы своего разумно-свободного духа.

Итак, что же делала философия? Она освобождала человеческую личность от внешнего насилия и давала ей внутреннее содер-

___________________

3 Фурье.


жание. Она низвергала всех ложных чужих богов и развивала в человеке внутреннюю форму для откровений истинного Божества. В мире древнем, где человеческая личность по преимуществу была подавлена началом природным, материальным, как чуждою внешнею силою, философия освободила человеческое сознание от исключительного подчинения этой внешности и дала ему внутреннюю опору, открывши для его созерцания идеальное духовное царство, в мире новом, христианском, где само это духовное царство, само это идеальное начало, принятое под фирмою внешней силы, завладело сознанием и хотело подчинить и подавить его, философия восстала против этой изменившей своему внутреннему характеру духовной силы, сокрушила её владычество, освободила, выяснила и развила собственное существо человека сначала в его рациональном, потом в его материальном элементе.

И если теперь мы спросим: на чем основывается эта освободительная деятельность философии, то мы найдем её основание в том существеннейшем и коренном свойстве человеческой души, в силу которого она не останавливается ни в каких границах, не мирится ни с каким извне данным определением, ни с каким внешним ей содержанием, так что все блага и блаженства на земле и на небе не имеют для неё никакой цены, если они не ею самою добыты, не составляют её собственного внутреннего достояния. И эта неспособность удовлетвориться никаким извне данным содержанием жизни, это стремление к все большей и большей внутренней полноте бытия, эта сила-разрушительница всех чуждых богов, — эта сила уже содержит в возможности то, к чему стремится — абсолютную полноту и совершенство жизни. Отрицательный процесс сознания есть вместе с тем процесс положительный, и каждый раз как дух человеческий, разбивая какого-нибудь старого кумира, говорит: это не то, чего я хочу, — он уже этим самым дает некоторое определение того, чего хочет, своего истинного содержания.

Эта двойственная сила и этот двойной процесс, разрушительный и творческий, составляя сущность философии, вместе с тем составляет и собственную сущность самого человека, того, чем определяется его достоинство и преимущество перед остальною природой, так что на вопрос: что делает философия? мы имеем право ответить: она делает человека вполне человеком. А так как


в истинно человеческом бытии равно нуждаются и Бог и материальная природа, — Бог в силу абсолютной полноты своего существа, требующей другого для её свободного усвоения, а материальная природа, напротив, вследствие скудости и неопределенности своего бытия, ищущей другого для своего восполнения и определения, — то, следовательно, философия, осуществляя собственно человеческое начало в человеке, тем самым служит и божественному и материальному началу, вводя и то и другое в форму свободной человечности.

Так вот, если кто из вас захочет посвятить себя философии, пусть он служит ей смело и с достоинством, не пугаясь ни туманов метафизики, ни даже бездны мистицизма; пусть он не стыдится своего свободного служения и не умаляет его, пусть он знает, что, занимаясь философией, он занимается делом хорошим, делом великим и для всего мира полезным.

____________


Страница сгенерирована за 0.26 секунд!

Начинает с востока. А именно с индии.

Философию религиозного идеализма в России отличает принадлежность к методологическому направлению, известному под названием синкретизма. На синкретизм как характерное качество построений Владимира Сергеевича Соловьева (1853-1900) указывается только в статье о нем, помещенной в пятом томе «Философской энциклопедии». В других трудах советских философов о Соловьеве эта особенность не учитывается.

Между тем в дореволюционной литературе синкретизму уделялось значительное внимание. Правда, термин этот определялся не совсем однозначно: то как философское направление, «ищущее истины в чисто искусственном соединении самых разнообразных, даже противоположных систем», а после 1905 г. синкретизм получил политическое звучание как «примирительное объединение борющихся партий», сект, систем и т.п. путем ослабления разъединяющих ихидей и установления таких тезисов учения, которые каждый может толковать по-своему».

Сложную и с умом сотканную конструкцию синкретизма нельзя представлять как упрощенное явление без риска подорвать доказательность суждений и выводов. Неправомерно, например, начинать критику взглядов Соловьева с тезиса, что он «с первых дней выступления на поприще философии... объявил войну философскому материализму», ибо при этом забывают, что в отличие от воинственных и ничему не научившихся ортодоксалов православия он более тонко подходил к проблеме борьбы с материализмом, учитывая философский дух пореформенной России 60-70-х годов. Мог ли Соловьев, выдвинувший «обновленческий» тезис - «христианство обещает не только новое небо, но и новую землю», в условиях исключительной популярности материализма, позднее позитивизма, который долго отождествляли с «умеренным материализмом», отрываться от «земной материи»? Напротив, в своей вступительной лекции «Исторические дела философии», прочитанной в Петербургском университете в ноябре 1880 г., он приветствовал «восстановление прав материи» у Фурье и одобрил последующие действия натуралистической и материалистической философии по восстановлению и развитию значения материального начала в мире и человеке: «...эта философия, сама того не зная, - утверждал лектор, - служила христианской истине, восстановляя один из необходимых элементов, пренебреженный и отринутый односторонним спиритуализмом и идеализмом». Следует иметь в виду, что под «восстановлением прав материи» Соловьев скрывает необходимость восстановления, в рамках религиозной философии, традиционного христианского дуализма (бог и сотворенная им из ничего природа), который в ходе вековой борьбы ортодоксалов с материализмом оказался без материальной природы в человеке и вне его. Напомним усилия Беркли изгнать материю из природы во имя борьбы с «доктриной материи» атеистов в его сочинении «Трактат об основах человеческого познания» (1710). Соловьев, таким образом, пытается устранить «перегибы» в борьбе с материализмом, «ибо только признание материи в её истинном значении (т.е. сотворенной богом из ничего - В.3.),- говорил Соловьев, - освобождает от фактического рабства материи и невольного материализма (курсив наш - В.З.)». Таким образом, Соловьев синкретически тонко подменил проблему основного вопроса философии вопросом регенерации дуализма христианской мысли и подвел своих слушателей к безобидному для фидеизма выводу: «...до тех пор, пока человек не признает материальной природы в себе и вне себя за нечто свое, дока он не сроднится с нею и не полюбит ее, он не свободен от нее, она тяготеет над ним как нечто чуждое, неведомое и невольное». Далее Соловьев прокламирует равенство заслуг материализма, дуалистически принимаемого, с рационализмом и соответственно познания материальной природы с познанием человеком его «разумно свободного духа». И здесь философ верен своей синкретической методологии: он заявляет о союзе с рационализмом, с которым казенное православие вело борьбу. За кулисами этих отвлеченностей вынашивается мысль о том, чтобы церковь обратилась к земным вопросам, волнующим верующих, принимала участие в разрешении их социальных нужд. Здесь же и исходный пункт его будущей социософской концепции мудрого этического отношения к природе в видах прокормления человечества, которой в 90-е годы Соловьев отгораживался от реальностей социальных противоречий капитализма.



В наиболее логически строгом и обобщенном очерке о Соловьеве в «Философской энциклопедии» указывается на трудность реконструирования его философской системы и, в частности, на нестабильность ее исторических и социологических аспектов, которые «резко менялись на протяжении жизни философа». Авторы находят возможным, следуя биографам Соловьева (С.М. Соловьеву-младшему и Е.Н. Трубецкому), условно разделить творчество Соловьева на три периода: теологизированного прогрессизма (70-е годы), утопии всемирного государства (80-е годы) и эсхатологического (90-е годы). Нам представляется, что обозначения этапов его эволюции в этой периодизации нуждаются в уточнении. Во-первых, теологизация присутствует на всех этапах эволюции этого историософа, а элементы теократической утопии, равно как и возможность эсхатологических выводов (т.е. выводов о конечных судьбах мира, истории и человека) по существу обнаруживаются у Соловьева 70-х годов.

Во-вторых, сама динамика его идейной эволюции, проанализированная по первоисточникам, показывает нам другие этапы в развитии его взглядов. Синкретическое теоретизирование Соловьева в области философии истории, можно разделить на два периода: конструктивный (70-е годы), когда он пытался создать оптимистическую систему мирового исторического процесса на базе идей Гегеля, Спенсера, славянофилов и православия, деструктивный (90-е годы), когда им использовались реакционные романтические идеи Сисмонди и отдельные элементы своей потерпевшей крушение конструкции. Между этими периодами Соловьев выступал как теософ с утопическими идеями мирового теократического государства. Для 80-х годов, как и в последние годы жизни, характерно нарастание исторического пессимизма и усугубление реакционности идей. Свою первую историософскую концепцию Соловьев четко сформулировал в 24-летнем возрасте, назвав ее «синтетическим взглядом на общую историю человечества».

Впервые он изложил элементы своего учения, выступая в 1877 г. в публичном заседании Общества любителей российской словесности с речью «Три силы», указав, что идеи, высказанные в этой аудитории, он развивает в «исторических пролегоменах» к сочинению «О началах цельного знания». Именно здесь следует искать ключи к тому историософскому багажу, который составляет исходный пункт теоретической эволюции Соловьева. И хотя в поисках безусловного содержания исторического человеческого развития он неизменно приходит к «третьей силе», т.е.к откровению «божественного мира», который для Соловьева «выше человека и внешней природы», для нас важно другое: наряду с теологическими конструкциями и бесплотным мистицизмом он вынужден пользоваться для построения своей концепции земными теоретическими материалами своего времени», причем даже взятыми напрокат у критикуемых им позитивистов и социалистов.

Владимир Сергеевич Соловьев (1853–1900) – философ, поэт, публицист. Им была заложена традиция русской философии всеединства. Он провидел и посильно реализовал плодотворнейшую тенденцию к синтезу философской и богословской мысли, рационального и мистического типов философствования, западной и восточной культурной традиции. При этом чуждый всякому национализму и интеллектуальной нетерпимости он оставался глубоко русским, христианско-соборным мыслителем, чей духовно-теоретический призыв к единению подкреплялся личной нравственной честностью и жизненным достоинством.

В лекции «Исторические дела философии» (1880) Соловьев, рассматривая роль философии в истории человечества, ставит вопрос: «Что же делала философия?» и приходит к выводу: «Она освобождала человеческую личность от внешнего насилия и давала ей внутреннее содержание. Она низвергала всех ложных чужих богов и развивала в человеке внутреннюю форму для откровения истинного Божества… Она делает человека вполне человеком». Основу философии Соловьева составили разработанные им понятия всеединства, добра и его воплощений, богоче-ловечества. Должное содержание или смысл человеческой жизни он видит в осуществлении человеком, обществом и человечеством в целом идеи добра. При этом добро трактуется онтологически как некая высшая сущность, получающая воплощение в различных формах – в индивидуальном бытии человека, в религии и церкви, в истории человечества. Добро обладает следующими свойствами:

1) чистотой, или самозаконностью (автономией), ибо оно ничем внешним не обусловлено;

2) полнотой, или всеединством, поскольку оно все собою обусловливает;

3) силой, или действенностью, поскольку оно через все осуществляется.

Иенно человек в своем разуме и совести (а не во всех своих поступках и жизнепроявлениях) есть безусловная форма для добра как безусловного содержания. Его право и долг – оценивать с точки зрения соответствия идее Добра не только собственное поведение, но и те общественные образования, в которые он оказывается включенным (семья, церковь, Отечество). Соловьев не принимает противопоставления личности и общества, критикуя как утверждающих самодостаточность отдельной личности, так и тех, которые видят в жизни человека только общественные массы. Человек для него – существо лично-общественное. Соловьев различает три основные формы организации человеческого общества:



1) родовую форму;

2) национально-государственный строй;

3) всемирное общение жизни.

Последняя из этих форм есть осуществление идеи всеединства – идеал будущего, когда в «действительном нравственном порядке» будут преобразованы и воссоединены все элементы бытия, содержащие даже в своем несовершенном состоянии «искру Божества».

18)Фил. Бердяева. Фил. Плеханова ФИЛОСОФИЯ Н.А. БЕРДЯЕВА

Николай Александрович Бердяев (1874–1948) – философ и публицист.

В основе философии Бердяева – две «центральные» идеи: а) принцип объективации; б) «примат свободы над бытием», но, по существу, это суть идеи, связанные с персоналистическими построениями Бердяева.

В основе философского мировоззрения Бердяева лежит различение «мира» призрачного (это «мир» в кавычках, эмпирические условия жизни человека, где царствует разъединенность, разорванность, вражда, рабство) и мира подлинного (мир без кавычек, «космос», идеальное бытие, где царствует любовь и свобода). Человек, его тело и дух находятся в плену у «мира» призрачного бытия. Задача же человека состоит в том, чтобы освободить свой дух из этого плена, «выйти из рабства в свободу, из вражды «мира» в космическую любовь». Это возможно лишь благодаря творчеству, способностью к которому одарен человек, поскольку природа человека есть образ и подобие Бога-творца. Свобода и творчество неразрывно связаны: «Тайна творчества есть тайна свободы. Понять творческий акт – значит признать его неизъяснимость и безосновность. Рассмотрение человека как существа, одаренного огромной творческой мощью и в то же время вынужденного подчиняться материальной необходимости, определяет характер понимания Бердяевым таких глубинных вопросов человеческого существования, как вопросы пола и любви. Глубинное основание полового влечения Бердяев видит в том, что ни мужчина, ни женщина сами по себе не есть образ и подобие Бога в полном смысле этого слова. Только соединяясь в любви, они образуют целостную личность, подобную личности Божественной. Это воссоединение в любви есть одновременно творчество, выводящее человека из мировой данности, царства необходимости в космос, в царство свободы.

Говоря о предмете и характере философского познания, Бердяев подчеркивал трагичность положения философа. Внешний аспект этой трагичности он видел во враждебном отношении к философии, обнаруживаемом на протяжении всей истории культуры. Философов, всегда составлявших небольшую группу в человечестве, не любят и чего-то не могут простить им теологи, иерархи церкви и простые верующие, ученые и представители разных специальностей, политики и социальные деятели, люди государственной власти, консерваторы и революционеры, инженеры и техники, простые люди, обыватели. Вместе с тем он отмечает наличие религиозных притязаний в самой философии: «Великие философы в своем познании всегда стремились к возрождению души, философия была для них делом спасения». Источник драматизма отношений философии с наукой Бердяев видит в универсальных притязаниях самой науки, связываемых им со сциентизмом. Однако «научная» философия, считает он, есть философия лишенных философского дара и призвания – она выдумана для тех, кому философски нечего сказать. Философия возможна лишь в том случае, если есть особый, отличный от научного, путь философского познания. Необходимое условие философского познания – философская интуиция, а основа философии – опыт человеческого существования во всей его полноте.

error: