Название произведения: Путешествия Гулливера
Джонатан Свифт
Год написания: 1727
Жанр произведения: роман
Главные герои: Лемюэль Гулливер - сын помещика, хирург на корабле, путешественник.

Сюжет

Лемюэль Гулливер является хорошим хирургом. Работает на корабле. Но однажды случилась трагедия - из-за тумана корабль разбивается о камни. Выживший герой оказывается на суше в стране Лилипутия, где живут очень маленькие люди. Там он начинает изучать местный язык, заводит дружбу с императором. Герой узнает о вражде с соседями Блефуску. Но в итоге по разным обвинениям ему грозит смерть, или пытки, поэтому он убегает. Следующим пунктом путешествия является Бробдингнег. Эту землю населяют великаны. Фермер показывает гостя за деньги. Лумюэль знакомится с королевской семьей, но тут тоже подстерегают опасности. Далее посещает летающий остров Лапуту, где жители интересуются математикой и музыкой. В Лаггнегге живут бессмертные люди, но они от этого страдают, болеют и грустят. Последнее путешествие было в страну Гуигнгнмов, которую населяют кони. Гулливер путешествовал свыше 16 лет.

Вывод (мое мнение)

В романе Свифт осуждает гордость и высокомерие. Его беспокоил упадок морали в обществе. Также он осуждает нелогичные законы Англии, тяжелую жизнь. Вникнув в глубокие образы можно увидеть в фантастических персонажах окружающих людей.

Почтенного путешественника Лемюэля Гулливера, «сначала судового лекаря, а потом капитана нескольких кораблей», встречают везде как доброго знакомого, друга, как человека, который знает и видел много интересного. Обо всем, что он увидел и понял, что передумал и пережил во время своих необыкновенных «путешествий, в некоторые отдаленные страны света». Гулливер, вот уже два с половиной столетия рассказывает всем, кто кто захочет его слушать. А слушатели,как и рассказчики бывают разные...
Одним достаточно намека - и они, многое вспомнив из того, что поняли раньше, улыбнутся или загрустят. Другие будут расспрашивать, качать головами, разводить руками и, пожалуй, еще вздумают ловить рассказчика на слове. Они будут сверять маршруты гулливеровских путешествий с географическими картами, найдут много расхождений и, того глядя, объявят уважаемого доктора и капитана выдумщиком. Да-да, и такое случалось на протяжении долгой жизни знаменитой книги XVIII века, появившейся в печати при совершенно загадочных обстоятельствах.
Вот об этих-то обстоятельствах нам, пожалуй, стоит узнать кое-что. Книга была «подброшена» на крыльцо издателя. Как оказалось, в «деле» был замешан один из саных необыкновенных людей своего времени. Джоната Свифта называли по-разному. Одним казалось, что это просто-напросто великий насмешник, вздумавший с помощью ловкой выдумки посмеяться над всем на свете, в том числе и над самим собой. Другие нашли в его собственной жизни подтверждение истинной правдивости всего, что произошло с придуманным им Гулливером. Третьим и сам Свифт, и его любимый герой, все его фантастические приключения очень не понравились. И они, сколько могли, старались повредить доброму имени автора. Было много еще и других толков и толкований, чтений, пересказов...
Да, Джонатан Свифт (1667-1745) был человеком необыкновенной судьбы и характера, особого склада ума,со своим единственным «свифтовским» юмором. Он был по образованию богословом, занимал значительный пост декана самого крупного в тогдашней Ирландии собора святого Патрика, имел громадное влияние и авторитет,был связан с знатнейшими политическими деятелями своего времени. Одно время Свифт считался чуть ли не главой государства – настолько сильно было его влияние на внешнюю политику Англии.
И этот-то человек, с времен своей бездомной юности, будучи буквально на побегушках у знатного родственника, позволил себе издеваться над церковью? В сатирическом памфлете «Сказка о бочке» Свифт дерзко, а главное – с возмутительной невозмутимостью осмеял всё и вся: и саму религию, и ее служителей, и тех, кто стоял на страже «чистоты помыслов», и тех, кто шел против узаконенных форм поклонения «божественному провидению».
А уж когда, будучи сослан в почетную ссылку в страну, где гордились, что в ней родился гениальный писатель-сатирик, - в Ирландию, он, вместо того, чтобы вместе с другики грабить ирландский народ, стал его яростно и со всей доступной его великому уму логикой защищать, - декан собора Св.Патрика и вовсе был ославлен сумасшедшим! Так его и называли враги – «сумасшедший декан». Так его и называли друзья - «великий декан». В истории литературы Свифт – Декан...
Проницательному уму этого неистового обличителя в течении жизни открылось много такого, что и заставило его собрать свои наблюдения в одну из великих книг всех времен. «Путешествия Гулливера» были изданы без имени автора. И целые десятилетия, упиваясь дерзкой сатирой, современники продолжали думать, будто капитан Гулливер был реально существовавшим человеком. Называли место его рождения, кое-кто даже был с ним «знаком»!
Свифт вдоволь посмеялся в этой книге надо всем тем, что имело в его эпоху, да и много времени спустя, хоть какое-нибудь значение. Над аристократическими предрассудками, когда один обыкновенный, такой же, как все, человек, имел официальное право распоряжаться жизнью и даже образом мыслей всех других, то есть над королевской властью. Над глупостью тех, кто обосновывал, одобрял и возвеличивал это неправедное право. Над «божественными предначертаниями», над князьями церкви и столпами веры.Над современным ему судом, в котором основную роль играла не виновность подсудимого, а размер его кошелька. Над тупым чванством знати. Над раболепием придворных...
Он негодующе обличал, хмурился и горевал, видя как простой народ из боязни и предрассудков, в силу привычки позволяет себя одурачивать и покорно подставляет спину под удары. Он гневно смеялся над ложной «научностью» . И недаром. Ведь буквально во времена появления его книги (1726 год) какой-то «ученый» со всей серьезностью «проанализировал» древние мифы о сотворении мира и с «фактами в руках доказал», будто первый человек был ростом в 37 метров!..
С отвращением, гневом и горькой насмешкой Свифт наблюдал, до какой же степени морального падения могут дойти люди в погоне за деньгами, наградами, властью, какой-нибудь модной побрякушкой, какой-нибудь ничтожной, но дающей им правой считать себя сильнее, умнее или благороднее других, привилигий. Ведь он жил среди этих людей. Он уже перестал надеяться, что род человеческий сможет когда-нибудь взяться за ум, отбросить ложную спесь, самомнение и вернуться к чистоте мысли и сердца, перестать обижать себе подобных.
И вот весь свой горький опыт, все свои пророческие мечты об изменении «лица человечества», все свои прозрения философа, декан Джонатан Свифт вложил в свою книгу. Конечно, в ней были кое-какие намеки на современных ему политиков, на самих властителей. Читатели из «высшего света» с упоением смаковали эти намеки, хохоча над какой-нибудь уж особенно «говорящей» деталью. Но самая суть книги совсем не в этом, хотя для его современников сходство обитателей других миров с обитателями тогдашней Англии имело значение.
Если бы дело свелось только к анекдотическим совпадениям и намекам, свифтовская сатира была бы уже давно забыта. Но ведь живут же до нашего времени придуманные гениальным мыслителем и насмешником слова, ситуации и понятия! Когда мы хотим сказать о том, что вот этот человек во всем выше своего окружения, мы говорим: это Гулливер среди лилипутов. Когда нам хочется назвать своими именами глупцов, упрямо отстаивающих свою правоту в каком-нибудь нестоящем вопросе, мы снова вспоминаем свифтовское определение: «споры из-за выеденного яйца». Если мы видим, что люди отгородились от всего мира, презрительно отвергли всю радость жизни ради глупейших «исследований», занозы на пальце, какого-нибудь пустяка, не имеющего абсолютно никакой практической пользы и смысла, мы одним метким словом «лапутяне» развенчиваем мнимое величие таких изысканий...
Судьба гениальной книги Джонатана Свифта,которую, от мала до велика, с увлеченим читают во всех концах света, очень интересна и поучительна. Как захватывающе интересна и сама эта великая из великих книг. Каждый читатель понимает ее по-своему.Людям, прожившим долгую жизнь, много размышлявшим, много пережившим и перечувствовавшим, Свифт говорит как бы с глазу на глаз о том, что действительно ценно, и о том, что ничтожно, глупо, смешно, вызывает досаду и гнев. Тем, кто находится в расцвете сил, кто проверяет себя на человескую ценность и подлинность великий философ открывает истинное предназначение человека, предупреждает об опасности самодовольства, ограниченности, лживости, хвастовства, погруженности только в себя.
А для малышей - это книга, полная озорного вымысла, это волшебная сказка, это игра. Взявшись за руку капина Гулливера, дети вприпрыжку проходят по улицам лилипутского королевства, со смехом и веселым увлечением наблюдая за делами маленьких человечков, которые меньше нас в 12 раз. В самом деле, кому не захочется хоть раз в жизни почувствовать себя великаном! Или, напротив, совсем-совсем крошечным. Ведь после забавного путешествия к лилипутам Гулливер побывал в государстве, где всё – и дома, и деревья, и облака, и домашние животные, и предметы утвари, и сами люди больше нашего ровно в 12 раз...
Но путешествие в Бробдингнег – страну великанов, а потом, когда ты вырастешь, в Лапуту и Гунгнгимию – страну разумных лошадей, еще впереди. Ты будешь читать эту книгу всю жизнь,постепенно постигая все величие ее замысла. Ведь недаром Свифт, остерегая читателей своего времени от одностороннего и неполного понимания «Путешествий Гулливера», как только и по преимуществу злободневного осмеяния одной Англии и пророков своей эпохи, говорил: «...автор, который имеет в виду один город, одну провинцию, одно царство или даже один век, вообще не заслуживает перевода, равно как прочтения».
Этого, к счастью, с великим Деканом не случилось. Его книга «заслужила перевода и прочтения» на все языки, выдержала и выдержит сотни переизданий. И среди них - переизданий специально для детей, в сильно сокращенном виде. В нашей стране такие переложения «Путешествия Гулливера» вышли миллионнымы тиражами.
И вот сейчас, впервые в жизни, ты станешь великаном...Не бойся лилипутов – ведь они совсем маленькие! И рядом с тобой – отважный путешественник Лемюэль Гулливер. Смелее, паруса гулливеровского корабля уже надуты свежим ветром! Мы отправляемся в первое из его необычных странствий!..
М.Бабаева

«Путешествия Гулливера» - произведение, написанное на стыке жанров: это и увлекательное, чисто романное повествование, роман-путешествие (отнюдь, впрочем, не «сентимен­тальное», которое в 1768 г. опишет Лоренс Стерн); это роман-памфлет и одновременно роман, носящий отчетливые черты антиутопии - жанра, который мы привыкли полагать принадлежащим исключительно литературе XX столетия; это роман со столь же отчетливо выраженными элементами фантастики, и буйство свифтовского воображения воистину не знает пределов. Будучи романом-антиутопией, это и роман в полном смысле утопический тоже, в особенности его последняя часть. И наконец, несомненно, следует обратить внимание на самое главное - это роман пророческий, ибо, читая и перечитывая его сегодня, прекрасно отдавая себе отчет в несомненной конкретности адресатов свифтовской беспощадной, едкой, убийственной сатиры, об этой конкретике задумываешься в последнюю очередь. Потому что все то, с чем сталкивается в процессе своих странствий его герой, его своеобразный Одиссей, все проявления человеческих, скажем так, странностей - тех, что вырастают в «странности», носящие характер и национальный, и наднацио­нальный тоже, характер глобальный, - все это не только не умерло вместе с теми, против кого Свифт адресовал свой памфлет, не ушло в небытие, но, увы, поражает своей актуальностью. А стало быть - поразительным пророческим даром автора, его умением уловить и воссоздать то, что принадлежит человеческой природе, а потому носит характер, так сказать, непреходящий.

В книге Свифта четыре части: его герой совершает четыре путешествия, общая длительность которых во времени составляет шестнадцать лет и семь месяцев. Выезжая, точнее, отплывая, всякий раз из вполне конкретного, реально существующего на любой карте портового города, он неожиданно попадает в какие-то диковинные страны, знакомясь с теми нравами, образом жизни, житейским укладом, законами и традициями, что в ходу там, и рассказывая о своей стране, об Англии. И первой такой «остановкой» оказывается для свифтовского героя страна Лилипутия. Но сначала - два слова о самом герое. В Гулливере слились воедино и некоторые черты его создателя, его мысли, его представления, некий «автопортрет», однако мудрость свифтовского героя (или, точнее, его здравомыслие в том фантастически абсурдном мире, что описывает он всякий раз с неподражаемо серьезно-невозмутимой миной) сочетается с «простодушием» вольтеровского Гурона. Именно это простодушие, эта странная наивность и позволяет Гулливеру столь обостренно (то есть столь пытливо, столь точно) схватывать всякий раз, оказываясь в дикой и чужой стране, самое главное. В то же время и некоторая отстраненность всегда ощущается в самой интонации его повествования, спокойная, неспешная, несуетная ироничность. Словно он не о собственных «хождениях по мукам» рассказывает, а взирает на все происходящее как бы с временной дистанции, причем достаточно немалой. Одним словом, иной раз возникает такое чувство, будто это наш современник, некий неведомый нам гениальный писатель ведет свой рассказ. Смеясь над нами, над собой, над человеческой природой и человеческими нравами, каковые видятся ему неизменными. Свифт еще и потому является современным писателем, что написанный им роман кажется принадлежащим к литературе, которую именно в XX столетии, причем во второй его половине, назвали «литературой абсурда», а на самом деле её истинные корни, её начало - вот здесь, у Свифта, и подчас в этом смысле писатель, живший два с половиной века тому назад, может дать сто очков вперед современным классикам - именно как писатель, изощренно владеющий всеми приемами абсурдистского письма.

Итак, первой «остановкой» оказывается для свифтовского героя страна Лилипутия, где живут очень маленькие люди. Уже в этой, первой части романа, равно как и во всех последующих, поражает умение автора передать, с психоло­гической точки зрения абсолютно точно и достоверно, ощущение человека, находящегося среди людей (или существ), не похожих на него, передать его ощущение одиночества, заброшенности и внутренней несвободы, скованность именно тем, что вокруг - все другие и все другое.

В том подробном, неспешном тоне, с каким Гулливер повествует обо всех нелепостях, несуразностях, с какими он сталкивается, попав в страну Лилипутию, сказывается удивительный, изысканно-потаенный юмор.

Поначалу эти странные, невероятно маленькие по размеру люди (соответ­ственно столь же миниатюрно и все, что их окружает) встречают Человека Гору (так называют они Гулливера) достаточно приветливо: ему предоставляют жилье, принимаются специальные законы, которые как-то упорядочивают его общение с местными жителями, с тем чтобы оно протекало равно гармонично и безопасно для обеих сторон, обеспечивают его питанием, что непросто, ибо рацион незваного гостя в сравнении с их собственным грандиозен (он равен рациону 1728 лилипутов!). С ним приветливо беседует сам император, после оказанной Гулливером ему и всему его государству помощи (тот пешком выходит в пролив, отделяющий Лилипутию от соседнего и враждебного государства Блефуску, и приволакивает на веревке весь блефусканский флот), ему жалуют титул нардака, самый высокий титул в государстве. Гулливера знакомят с обычаями страны: чего, к примеру, стоят упражнения канатных плясунов, служащие способом получить освободившуюся должность при дворе (уж не отсюда ли позаимствовал изобрета­тельнейший Том Стоппард идею своей пьесы «Прыгуны», или, иначе, «Акробаты»?). Описание «церемони­ального марша»… между ног Гулливера (еще одно «развлечение»), обряд присяги, которую он приносит на верность государству Лилипутия; её текст, в котором особое внимание обращает на себя первая часть, где перечисляются титулы «могуществен­нейшего императора, отрады и ужаса вселенной», - все это неподражаемо! Особенно если учесть несораз­мерность этого лилипута - и всех тех эпитетов, которые сопровождают его имя. Далее Гулливера посвящают в политическую систему страны: оказывается, в Лилипутии существуют две «враждующие партии, известные под названием Тремексенов и Слемексенов», отличающиеся друг от друга лишь тем, что сторонники одной являются приверженцами… низких каблуков, а другой - высоких, причем между ними происходят на этой, несомненно весьма значимой, почве «жесточайшие раздоры»: «утверждают, что высокие каблуки всего более согласуются с… древним государ­ственным укладом» Лилипутии, однако император «постановил, чтобы в правитель­ственных учреждениях… употреблялись только низкие каблуки…». Ну чем не реформы Петра Великого, споры относительно воздействия которых на дальнейший «русский путь» не стихают и по сей день! Еще более существенные обстоятельства вызвали к жизни «ожесточеннейшую войну», которую ведут между собой «две великие империи» - Лилипутия и Блефуску: с какой стороны разбивать яйца - с тупого конца или же совсем наоборот, с острого. Ну, разумеется, Свифт ведет речь о современной ему Англии, разделенной на сторонников тори и вигов - но их противо­стояние кануло в Лету, став принадлежностью истории, а вот замечательная аллегория-иносказание, придуманная Свифтом, жива. Ибо дело не в вигах и тори: как бы ни назывались конкретные партии в конкретной стране в конкретную историческую эпоху - свифтовская аллегория оказывается «на все времена». И дело не в аллюзиях - писателем угадан принцип, на котором от века все строилось, строится и строиться будет.

Хотя, впрочем, свифтовские аллегории конечно же относились к той стране и той эпохе, в какие он жил и политическую изнанку которых имел возможность познать на собственном опыте «из первых рук». И потому за Лилипутией и Блефуску, которую император Лилипутии после совершенного Гулливером увода кораблей блефусканцев «задумал… обратить в собственную провинцию и управлять ею через своего наместника», без большого труда прочитываются отношения Англии и Ирландии, также отнюдь не отошедшие в область преданий, по сей день мучительные и губительные для обеих стран.

Надо сказать, что не только описанные Свифтом ситуации, человеческие слабости и государ­ственные устои поражают своим сегодняшним звучанием, но даже и многие чисто текстуальные пассажи. Цитировать их можно бесконечно. Ну, к примеру: «Язык блефусканцев настолько же отличается от языка лилипутов, насколько разнятся между собою языки двух европейских народов. При этом каждая из наций гордится древностью, красотой и выразительностью своего языка. И наш император, пользуясь преимуществами своего положения, созданного захватом неприятельского флота, обязал посольство [блефусканцев] представить верительные грамоты и вести переговоры на лилипутском языке». Ассоциации - Свифтом явно незапла­ни­рованные (впрочем, как знать?) - возникают сами собой…

Хотя там, где Гулливер переходит к изложению основ законода­тельства Лилипутии, мы слышим уже голос Свифта - утописта и идеалиста; эти лилипутские законы, ставящие нравственность превыше умственных достоинств; законы, полагающие доносительство и мошенничество преступ­лениями много более тяжелыми, нежели воровство, и многие иные явно милы автору романа. Равно как и закон, полагающий неблаго­дарность уголовным преступлением; в этом последнем особенно сказались утопичные мечтания Свифта, хорошо знавшего цену неблаго­дарности - и в личном, и в государ­ственном масштабе.

Однако не все советники императора разделяют его восторги относительно Человека Горы, многим возвышение (в смысле переносном и буквальном) совсем не по нраву. Обвинительный акт, который эти люди организуют, обращает все оказанные Гулливером благодеяния в преступления. «Враги» требуют смерти, причем способы предлагаются один страшнее другого. И лишь главный секретарь по тайным делам Рельдресель, известный как «истинный друг» Гулливера, оказывается истинно гуманным: его предложение сводится к тому, что достаточно Гулливеру выколоть оба глаза; «такая мера, удовлетворив в некоторой степени правосудие, в то же время приведет в восхищение весь мир, который будет приветствовать столько же кротость монарха, сколько благородство и великодушие лиц, имеющих честь быть его советниками». В действи­тельности же (государ­ственные интересы как-никак превыше всего!) «потеря глаз не нанесет никакого ущерба физической силе [Гулливера], благодаря которой [он] еще сможет быть полезен его величеству». Сарказм Свифта неподражаем - но гипербола, преувеличение, иносказание абсолютно при этом соотносятся с реальностью. Такой «фантастический реализм» начала XVIII века…

Или вот еще образчик свифтовских провидений: «У лилипутов существует обычай, заведенный нынешним императором и его министрами (очень непохожий… на то, что практиковалось в прежние времена): если в угоду мстительности монарха или злобе фаворита суд приговаривает кого-либо к жестокому наказанию, то император произносит в заседании государ­ственного совета речь, изображающую его великое милосердие и доброту как качества всем известные и всеми признанные. Речь немедленно оглашается по всей империи; и ничто так не устрашает народ, как эти панегирики императорскому милосердию; ибо установлено, что чем они пространнее и велеречивее, тем бесчеловечнее было наказание и невиннее жертва». Все верно, только при чем тут Лилипутия? - спросит любой читатель. И в самом деле - при чем?..

После бегства в Блефуску (где история повторяется с удручающей одинаковостью, то есть все рады Человеку Горе, но и не менее рады от него поскорее избавиться) Гулливер на выстроенной им лодке отплывает и… случайно встретив английское купеческое судно, благополучно возвращается в родные пенаты. С собой он привозит миниатюрных овечек, каковые через несколько лет расплодились настолько, что, как говорит Гулливер, «я надеюсь, что они принесут значительную пользу суконной промышленности» (несомненная «отсылка» Свифта к собственным «Письмам суконщика» - его памфлету, вышедшему в свет в 1724 г.).

Вторым странным государством, куда попадает неугомонный Гулливер, оказывается Бробдингнег - государство великанов, где уже Гулливер оказывается своеобразным лилипутом. Всякий раз свифтовский герой словно попадает в иную реальность, словно в некое «зазеркалье», причем переход этот происходит в считанные дни и часы: реальность и ирреальность расположены совсем рядом, надо только захотеть…

Гулливер и местное население, в сравнении с предыдущим сюжетом, словно меняются ролями, и обращение местных жителей с Гулливером на этот раз в точности соответствует тому, как вел себя сам Гулливер с лилипутами, во всех подробностях и деталях, которые так мастерски, можно сказать, любовно описывает, даже выписывает Свифт. На примере своего героя он демонстрирует потрясающее свойство человеческой натуры: умение приспособиться (в лучшем, «робинзо­новском» смысле слова) к любым обстоятельствам, к любой жизненной ситуации, самой фантастической, самой невероятной - свойство, какового лишены все те мифологические, выдуманные существа, гостем которых оказывается Гулливер.

И еще одно постигает Гулливер, познавая свой фантастический мир: относительность всех наших представлений о нем. Для свифтовского героя характерно умение принимать «предлагаемые обстоятельства», та самая «терпимость», за которую ратовал несколькими десятилетиями раньше другой великий просветитель - Вольтер.

В этой стране, где Гулливер оказывается даже больше (или, точнее, меньше) чем просто карлик, он претерпевает множество приключений, попадая в итоге снова к королевскому двору, становясь любимым собеседником самого короля. В одной из бесед с его величеством Гулливер рассказывает ему о своей стране - эти рассказы будут повторяться не раз на страницах романа, и всякий раз собеседники Гулливера снова и снова будут поражаться тому, о чем он будет им повествовать, представляя законы и нравы собственной страны как нечто вполне привычное и нормальное. А для неискушенных его собеседников (Свифт блистательно изображает эту их «простодушную наивность непонимания»!) все рассказы Гулливера покажутся беспредельным абсурдом, бредом, подчас - просто выдумкой, враньем. В конце разговора Гулливер (или Свифт) подвел некоторую черту: «Мой краткий исторический очерк нашей страны за последнее столетие поверг короля в крайнее изумление. Он объявил, что, по его мнению, эта история есть не что иное, как куча заговоров, смут, убийств, избиений, революций и высылок, являющихся худшим результатом жадности, партийности, лицемерия, вероломства, жестокости, бешенства, безумия, ненависти, зависти, сластолюбия, злобы и честолюбия». Блеск!

Еще больший сарказм звучит в словах самого Гулливера: «…мне пришлось спокойно и терпеливо выслушивать это оскорби­тельное третирование моего благородного и горячо любимого отечества… Но нельзя быть слишком требова­тельным к королю, который совершенно отрезан от остального мира и вследствие этого находится в полном неведении нравов и обычаев других народов. Такое неведение всегда порождает известную узость мысли и множество предрассудков, которых мы, подобно другим просвещенным европейцам, совершенно чужды». И в самом деле - чужды, совершенно чужды! Издевка Свифта настолько очевидна, иносказание настолько прозрачно, а наши сегодняшние по этому поводу естественно возникающие мысли настолько понятны, что тут не стоит даже труда их комментировать.

Столь же замечательно «наивное» суждение короля по поводу политики: бедный король, оказывается, не знал её основного и основопо­ла­гающего принципа: «все дозволено» - вследствие своей «чрезмерной ненужной щепетильности». Плохой политик!

И все же Гулливер, находясь в обществе столь просвещенного монарха, не мог не ощущать всей унизительности своего положения - лилипута среди великанов - и своей, в конечном итоге, несвободы. И он вновь рвется домой, к своим родным, в свою, столь несправедливо и несовершенно устроенную страну. А попав домой, долго не может адаптироваться: свое кажется… слишком маленьким. Привык!

В части третьей книги Гулливер попадает сначала на летающий остров Лапуту. И вновь все, что наблюдает и описывает он, - верх абсурда, при этом авторская интонация Гулливера - Свифта по-прежнему невозмутимо-многозна­чи­тельная, исполнена неприкрытой иронии и сарказма. И вновь все узнаваемо: как мелочи чисто житейского свойства, типа присущего лапутянам «пристрастия к новостям и политике», так и вечно живущий в их умах страх, вследствие которого «лапутяне постоянно находятся в такой тревоге, что не могут ни спокойно спать в своих кроватях, ни наслаждаться обыкновенными удоволь­ствиями и радостями жизни». Зримое воплощение абсурда как основы жизни на острове - хлопальщики, назначение которых - заставить слушателей (собеседников) сосредоточить свое внимание на том, о чем им в данный момент повествуют. Но и иносказания более масштабного свойства присутствуют в этой части книги Свифта: касающиеся правителей и власти, и того, как воздействовать на «непокорных подданных», и многого другого. А когда Гулливер с острова спустится на «континент» и попадет в его столицу город Лагадо, он будет потрясен сочетанием беспредельного разорения и нищеты, которые бросятся в глаза повсюду, и своеобразных оазисов порядка и процветания: оказывается, оазисы эти - все, что осталось от прошлой, нормальной жизни. А потом появились некие «прожектеры», которые, побывав на острове (то есть, по-нашему, за границей) и «возвратившись на землю… прониклись презрением ко всем… учреждениям и начали составлять проекты пересоздания науки, искусства, законов, языка и техники на новый лад». Сначала Академия прожектеров возникла в столице, а затем и во всех сколько-нибудь значительных городах страны. Описание визита Гулливера в Академию, его бесед с учеными мужами не знает себе равных по степени сарказма, сочетающегося с презрением, - презрением в первую очередь в отношении тех, кто так позволяет себя дурачить и водить за нос… А лингвистические усовершен­ствования! А школа политических прожектеров!

Утомившись от всех этих чудес, Гулливер решил отплыть в Англию, однако на его пути домой оказался почему-то сначала остров Глаббдобдриб, а затем королевство Лаггнегг. Надо сказать, что по мере продвижения Гулливера из одной диковинной страны в другую фантазия Свифта становится все более бурной, а его презрительная ядовитость - все более беспощадной. Именно так описывает он нравы при дворе короля Лаггнегга.

А в четвертой, заключи­тельной части романа Гулливер попадает в страну гуигнгнмов. Гуигнгнмы - это кони, но именно в них наконец находит Гулливер вполне человеческие черты - то есть те черты, каковые хотелось бы, наверное, Свифту наблюдать у людей. А в услужении у гуигнгнмов живут злобные и мерзкие существа - еху, как две капли воды похожие на человека, только лишенные покрова цивильности (и в переносном, и в прямом смысле), а потому представ­ляющиеся отврати­тельными созданиями, настоящими дикарями рядом с благовос­пи­танными, высоконрав­ственными, добропо­ря­дочными конями-гуигнгнмами, где живы и честь, и благородство, и достоинство, и скромность, и привычка к воздержанию…

В очередной раз рассказывает Гулливер о своей стране, об её обычаях, нравах, политическом устройстве, традициях - и в очередной раз, точнее, более чем когда бы то ни было рассказ его встречает со стороны его слушателя-собеседника сначала недоверие, потом - недоумение, потом - возмущение: как можно жить столь несообразно законам природы? Столь противо­есте­ственно человеческой природе - вот пафос непонимания со стороны коня-гуигнгнма. Устройство их сообщества - это тот вариант утопии, какой позволил себе в финале своего романа-памфлета Свифт: старый, изверившийся в человеческой природе писатель с неожиданной наивностью чуть ли не воспевает примитивные радости, возврат к природе - что-то весьма напоминающее вольтеровского «Простодушного». Но Свифт не был «простодушным», и оттого его утопия выглядит утопично даже и для него самого. И это проявляется прежде всего в том, что именно эти симпатичные и добропо­рядочные гуигнгнмы изгоняют из своего «стада» затесавшегося в него «чужака» - Гулливера. Ибо он слишком похож на еху, и им дела нет до того, что сходство у Гулливера с этими существами только в строении тела и ни в чем более. Нет, решают они, коль скоро он - еху, то и жить ему должно рядом с еху, а не среди «приличных людей», то бишь коней. Утопия не получилась, и Гулливер напрасно мечтал остаток дней своих провести среди этих симпатичных ему добрых зверей. Идея терпимости оказывается чуждой даже и им. И потому генеральное собрание гуигнгнмов, в описании Свифта напоминающее ученостью своей ну чуть ли ни платоновскую Академию, принимает «увещание» - изгнать Гулливера, как принадлежащего к породе еху. И герой наш завершает свои странствия, в очередной раз возвратясь домой, «удаляясь в свой садик в Редрифе наслаждаться размышлениями, осуществлять на практике превосходные уроки добродетели…».

© Михайлов М., сокращённый пересказ, 2014

© Слепков А. Г., ил., 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Гулливер в стране лилипутов

Глава 1

* * *

Ранним майским утром от пристани бристольского порта отчалил трёхмачтовый бриг «Антилопа».

Корабельный врач Лемюэль Гулливер смотрел с кормы на берег в подзорную трубу.

Его жена и двое детей, Джонни и Бетти, привыкли провожать главу семьи в плавание – ведь больше всего на свете он любил путешествовать.

Уже в школе Лемюэль с особым усердием изучал те науки, которые в первую очередь необходимы моряку – географию и математику. А на деньги, присылаемые отцом, покупал в основном книги о дальних странах и мореходные карты.

Мечты о море не покидали его и во время учёбы у знаменитого лондонского врача. Гулливер занимался медециной так прилежно, что, окончив обучение, сразу смог устроиться судовым врачом на корабль «Ласточка». После трёх лет плавания он два года жил в Лондоне и за это время успел совершить несколько дальних путешествий.

Гулливер всегда брал с собой много книг, чтобы читать их во время плавания. Сходя на берег, он с любопытством присматривался к жизни местного населения, знакомился с обычаями, нравами, пробовал изучать языки. И обязательно записывал все свои наблюдения.

Вот и теперь, отправляясь к Южному океану, Гулливер взял с собой толстую записную книжку. В ней появилась первая запись:

Глава 2

Уже несколько месяцев длилось плавание «Антилопы». Попутные ветры раздували паруса, погода была ясная, и всё шло хорошо.

Но когда судно направлялось в сторону Восточной Индии, налетела страшная буря. Корабль сбился с курса, волны швыряли его, как ореховую скорлупку. Так продолжалось несколько дней.

Снасти корабля были повреждены. Вдобавок ко всему запасы пищи и пресной воды в трюме закончились. Измученные моряки начали умирать от истощения и жажды.

И однажды в бурную ночь шторм погнал «Антилопу» прямо на скалы. Ослабевшие руки матросов не могли справиться с управлением, и корабль в щепки разбился об утёс.

Лишь пять человек вместе с Гулливером сумели спастись в шлюпке. Но буря всё не утихала, и их ещё долго носило по волнам, которые вздымались всё выше и выше.

Наконец самый высокий вал поднял шлюпку и опрокинул её.

Когда Гулливер вынырнул на поверхность, шторм как будто начал ослабевать. Но, кроме него, никого среди волн не было видно – все его спутники утонули.

Тут Гулливеру показалось, что его несёт приливом. Изо всех сил он начал грести по течению, время от времени пытаясь нащупать дно. Намокшая одежда и разбухшие башмаки мешали плыть, он начал захлёбываться… и вдруг ноги его коснулись отмели!

Последним усилием Гулливер встал на ноги и, шатаясь, двинулся по песку. Он еле держался на ногах, но идти с каждым шагом становилось всё легче. Вскоре вода уже доходила только до колен. Однако отмель была очень пологой, и брести по мелководью пришлось ещё довольно долго.

Но вот наконец он ступил на твёрдую землю.

Добравшись до лужайки, поросшей очень низкой и мягкой травкой, обессиленный Гулливер лёг, подложил ладонь под щёку и тут же заснул.

Глава 3

Проснулся Гулливер от того, что солнце светило ему прямо в лицо. Он хотел было прикрыться ладонью, но почему-то не смог поднять руку; попытался встать, но что-то мешало ему даже пошевельнуться или хотя бы поднять голову.

Скосив глаза, Гулливер увидел, что он весь с головы до ног опутан, будто паутиной, тонкими верёвочками, накрученными на вбитые в землю колышки. Привязаны были даже пряди его длинных волос.

Он лежал, словно рыба, запутавшаяся в неводе.

«Должно быть, я ещё не проснулся», – решил Гулливер.

Вдруг он почувствовал, как что-то вскарабкалось по его ноге, пробежало по туловищу и остановилось на груди. Гулливер опустил глаза – и что же он увидел?

Перед его подбородком стоял человечек – крохотный, но самый настоящий, в диковинной одежде, да ещё с луком в руках и колчаном за плечами! И он был не один – вслед за ним влезли ещё несколько таких же вооружённых малышей.

Гулливер вскрикнул от изумления. Человечки заметались по его груди, спотыкаясь о пуговицы, и кубарем скатились на землю.

Некоторое время никто не тревожил Гулливера, но возле его уха всё время раздавались звуки, похожие на стрекот насекомых.

Вскоре человечки, видимо, пришли в себя и вновь взобрались по ногам и рукам лежащего на спине великана. Самый отважный из них осмелился дотронуться копьем до его подбородка и отчётливо пропищал:

– Гекина дегуль!

– Гекина дегуль! Гекина дегуль! – такими же комариными голосами подхватили со всех сторон.

Хоть Гулливер и знал несколько иностранных языков, эти слова он слышал впервые.

Лежать ему пришлось долго. Когда Гулливер почувствовал, что конечности его совсем затекли, он попробовал освободить левую руку. Но едва ему удалось вырвать из земли колышки с верёвками и поднять руку, как снизу раздался тревожный писк:

– Тольго фонак!

И тут же десятки острых, как булавки, стрел вонзились ему в руку и в лицо.

Гулливер едва успел зажмурить глаза и решил больше не рисковать, а дождаться ночи.

«В темноте проще будет освободиться», – рассудил он.

Однако дождаться темноты ему не довелось.

Справа от него послышался стук молоточков по дереву. Длился он почти час. Повернув голову настолько, насколько позволяли колышки, Гулливер увидел возле правого плеча свежеструганый помост, к которому маленькие плотники приколачивали лестницу.

Через несколько минут по ней поднялся человечек в высокой шляпе и длиннополом плаще. Его сопровождали два охранника с копьями.

– Лангро дегюль сан! – трижды прокричал человечек и развернул свиток размером с ивовый листок.

Тут же полсотни малышей окружили голову великана и отвязали от колышков его волосы.

Повернув голову, Гулливер принялся слушать. Человечек читал очень долго, потом ещё что-то говорил, опустив свиток. Ясно было, что это важная персона, скорее всего, посол здешнего правителя. И хотя Гулливер не понял ни слова, он кивнул и приложил свободную руку к сердцу. А поскольку он чувствовал сильный голод, то первым делом решил попросить какой-нибудь еды. Для этого он приоткрыл рот и поднёс к нему палец.

Судя по всему, вельможа понял этот простой знак. Он спустился с помоста, и по его команде к лежащему Гулливеру приставили несколько лестниц.

Меньше чем через полчаса по ступенькам стали подниматься носильщики, нагруженные корзинами с едой. Это были целые окорока размером с грецкий орех, булки не крупнее фасоли, жареные цыплята меньше нашей пчелы.

Проголодавшийся Гулливер разом проглотил два окорока и три булки. За ними последовали несколько жареных быков, вяленых баранов, дюжина копчёных поросят и несколько десятков гусей и кур.

Когда корзины опустели, к руке Гулливера подкатили две огромные бочки – каждая величиной со стакан.

Гулливер вышиб из каждой днище и залпом осушил одну за другой.

Потрясённые человечки заахали и жестами попросили гостя сбросить пустые бочки на землю. Гулливер улыбнулся и подбросил обе разом. Бочки, кувыркаясь, взлетели вверх, с треском грянулись о землю и раскатились в стороны.

В толпе раздались громкие крики:

– Бора мевола! Бора мевола!

А Гулливера после выпитого вина потянуло в сон. Он смутно чувствовал, как человечки снуют по его груди и ногам, съезжают с боков, словно с горки, дёргают за пальцы и щекочут его наконечниками копий.

Гулливеру хотелось стряхнуть с себя этих шутников, чтобы не мешали спать, но он пожалел этих гостеприимных и щедрых человечков. В самом деле, было бы жестоко и неблагородно переломать им руки-ноги в благодарность за угощение. И, кроме того, Гулливера восхищала необычайная храбрость этих крох, резвившихся на груди великана, который любого из них мог бы лишить жизни одним щелчком.

Он решил не обращать на них внимание и вскоре заснул сладким сном.

Хитрые человечки только этого и ждали. Они заранее подсыпали в вино сонного порошка, чтобы усыпить своего огромного пленника.

Глава 4

Страна, в которую буря занесла Гулливера, называлась Лилипутия. Жили в ней лилипуты.

Всё здесь было такое же, как у нас, только очень маленькое. Самые высокие деревья были не выше нашего куста смородины, самые большие дома были ниже стола. И, разумеется, никто из лилипутов прежде не видал таких великанов, как Гулливер.

Узнав о нём, император Лилипутии приказал доставить его в столицу. С этой целью Гулливера и пришлось усыпить.

Полтысячи плотников за несколько часов соорудили огромную повозку на двадцати двух колёсах. Теперь предстояло самое трудное – погрузить на неё великана.

Находчивые лилипутские инженеры придумали, как это сделать. Повозку подкатили к самому боку Гулливера. Затем вкопали в землю восемьдесят столбов с блоками наверху и пропустили через блоки толстые канаты с крючьями на конце. Хотя канаты были не толще нашей бечёвки, но их было много, и они должны были выдержать.

Туловище, ноги и руки спящего крепко обвязали, потом зацепили повязки крючьями, и девятьсот отборных силачей начали тянуть канаты через блоки.

После часа неимоверных усилий они сумели поднять Гулливера на полпальца, ещё через час – на палец, дальше дело пошло быстрее, и ещё через час великана взвалили на повозку.

Запрягли в неё полторы тысячи лошадей-тяжеловозов, каждая размером с крупного котёнка. Всадники взмахнули плётками, и всё сооружение медленно двинулось в направлении главного города Лилипутии – Мильдендо.

А Гулливер за время погрузки так и не проснулся. Пожалуй, он проспал бы и всю дорогу, если бы не один из офицеров императорской гвардии.

Вот что произошло.

У повозки отвалилось колесо. Пришлось остановиться, чтобы вернуть его на место. В это время несколько молодых военных из сопровождения захотели поближе взглянуть в лицо спящему великану. Двое из них забрались на повозку возле его головы, а третий – тот самый гвардейский офицер – не слезая с лошади, привстал в стременах и концом своего копья пощекотал ему левую ноздрю. Гулливер сморщился и…

– Апчхи! – разнеслось по окрестности.

Смельчаков будто ветром сдуло. А проснувшийся Гулливер услышал топот копыт, возгласы всадников и догадался, что его куда-то везут.

Весь оставшийся путь он рассматривал диковинную природу страны, в которой оказался.

А везли его целый день. Взмыленные тяжеловозы без отдыха тащили свой груз. Лишь после полуночи повозку остановили, а лошадей выпрягли, чтобы накормить и напоить.

До самого рассвета связанного Гулливера охраняла тысяча гвардейцев, половина – с факелами, половина – с луками наготове. Стрелкам было приказано: если великан вздумает пошевелиться – выпустить ему прямо в лицо пятьсот стрел.

Ночь прошла спокойно, а едва наступило утро, вся процессия продолжила свой путь.

Глава 5

Гулливера привезли к старому за́мку, стоявшему неподалёку от городских ворот. В замке уже давно никто не жил. Это было самое большое здание в городе – и единственное, в котором мог бы поместиться Гулливер. В главном зале он даже сумел бы вытянуться во весь рост.

Именно здесь император и решил поселить своего гостя.

Однако сам Гулливер об этом ещё не знал, он пока был привязан к своей повозке. Хотя конная стража старательно отгоняла от неё зевак, сбежавшихся на площадь перед замком, всё же многим удалось прогуляться по лежащему великану.

Вдруг Гулливер почувствовал, как что-то легонько стукнуло его по щиколотке. Приподняв голову, он увидел, как несколько кузнецов в чёрных фартуках орудуют микроскопическими молоточками. Они заковывали его в цепи.

Всё было продумано очень тщательно. Несколько десятков цепей, похожих на цепочки для ручных часов, одним концом приковали к кольцам, вкрученным в стену замка, другими концами обхватили ногу великана, а на щиколотке замкнули каждую из них висячим замком. Цепи были достаточно длинными, чтобы Гулливер мог гулять перед замком и вползать в него.

Когда кузнецы закончили свою работу, стражники перерезали верёвки, и Гулливер поднялся во весь рост.

– О-о-о! – завопили лилипуты. – Куинбус Флестрин! Куинбус Флестрин!

На лилипутском языке это означало: «Человек-Гора! Человек-Гора!»

Для начала Гулливер внимательно посмотрел себе под ноги, чтобы кого-нибудь не раздавить, и только затем поднял глаза и огляделся.

Наш путешественник побывал во многих странах, но такой красоты не видал нигде. Леса и поля здесь были похожи на лоскутное одеяло, луга и сады напоминали цветущие клумбы. Реки извивались серебристыми ленточками, а расположенный неподалёку город казался игрушечным.

Между тем у ног великана кипела жизнь. Здесь собралась чуть ли не вся столица. Уже не сдерживаемые стражниками горожане сновали между его башмаками, трогали пряжки, стучали по каблукам – и все, конечно, задирали головы, роняя шапки и не переставая изумлённо ахать.

Мальчишки наперебой спорили, кто добросит камень до носа великана. А люди серьёзные рассуждали, откуда могло появиться такое существо.

– В одной древней книге сказано, – сообщил бородатый учёный, – что много веков назад на сушу выбросило гигантское страшилище. Полагаю, что Куинбус Флестрин тоже вынырнул из глубины океана.

– Но если так, – возразил ему другой бородач, – то где же у него плавники и жабры? Нет, скорее уж Человек-Гора спустился к нам с Луны.

Даже самые образованные здешние мудрецы ничего не знали о других землях и потому считали, что везде живут одни лилипуты.

Во всяком случае, сколько они не качали головами и не теребили бороды, к общему мнению им придти не удалось.

Но вот вооружённые всадники снова начали разгонять толпу.

– Пеплам селян! Пеплам селян! – вскрикивали они.

На площадь выкатилась золочёная шкатулка на колёсах, запряжённая четвёркой белых лошадей.

Рядом тоже на белом коне ехал человечек в золотом шлеме с пером. Он подскакал к самому башмаку Гулливера и поднял коня на дыбы. Тот испуганно дёрнулся, увидев великана, захрапел и чуть не сбросил седока. Но подбежавшие стражники взяли коня под уздцы и отвели в сторону.

Всадником на белом коне был не кто иной как император Лилипутии, а в карете сидела императрица.

Четыре пажа развернули бархатный ковёр размером с дамский платочек, установили на нём позолоченное кресло и распахнули дверцы кареты. Императрица сошла на ковёр и уселась в кресло, а вокруг неё на приготовленные скамеечки, расправив платья, уселись придворные дамы.

Вся многочисленная свита была так разряжена, что площадь стала напоминать расшитую замысловатым узором цветастую восточную шаль.

Между тем император сошёл со своего коня и в сопровождении телохранителей обошёл несколько раз вокруг ног Гулливера.

Из почтения к главе государства, а также с тем, чтобы получше его рассмотреть, Гулливер прилёг на бок.

Его императорское величество был выше своих приближённых на целый ноготь и, по-видимому, считался в Лилипутии очень высоким человеком.

Он был одет в пёструю мантию, а в руке держал обнажённую шпагу, похожую на зубочистку. Ножны её были усыпаны бриллиантами.

Император поднял голову и что-то произнёс.

Гулливер догадался, что его о чём-то спрашивают и на всякий случай вкратце сообщил, кто он и откуда. Но его величество только пожал плечами.

Тогда путешественник повторил то же самое по-голландски, по-гречески, по-латыни, по-французски, по-испански, по-итальянски и по-турецки.

Однако правителю Лилипутии эти языки были, как видно, незнакомы. Всё же он благосклонно кивнул гостю, вскочил на поданного ему коня и поскакал назад во дворец. А за ним отбыла императрица в золотой карете вместе со всей свитой.

А Гулливер остался ждать – сам не зная чего.

Глава 6

Конечно, посмотреть на Гулливера хотелось всем. И под вечер к замку стянулись буквально все жители города и все окрестные поселяне.

Вокруг Человека-Горы была выставлена двухтысячная стража – следить за великаном, а также не подпускать к нему излишне любопытных граждан. Но всё же несколько горячих голов прорвались через оцепление. Кто-то из них швырял в него камнями, а некоторые даже начали стрелять вверх из луков, целясь в пуговицы жилета. Одна из стрел оцарапала Гулливеру шею, а другая едва не воткнулась в левый глаз.

Разгневанный начальник стражи велел поймать хулиганов. Их связали и хотели увести, но потом возникла мысль отдать их Человеку-Горе – пусть он сам их накажет. Это, наверное, будет страшнее самой жестокой казни.

Шестерых перепуганных пленников начали подталкивать копьями к ногам Куинбуса Флестрина.

Гулливер наклонился и ладонью сгрёб всю группу. Пятерых он посадил в карман камзола, а шестого бережно взял двумя пальцами и поднёс к глазам.

Обезумевший от страха человечек заболтал ножками и жалобно запищал.

Гулливер улыбнулся и вынул из кармана перочинный нож. Увидев оскаленные зубы и гигантский нож, несчастный лилипут закричал благим матом, а толпа внизу умолкла в ожидании самого страшного.

А Гулливер тем временем перерезал ножиком верёвки и поставил дрожащего человечка на землю. Так же он поступил и с остальными пленниками, ждавшими своей участи у него в кармане.

– Глюм глефф Куинбус Флестрин! – вскричала вся площадь. Это означало: «Да здравствует Человек-Гора!»

Тут же начальник стражи послал двух офицеров во дворец, чтобы они доложили императору обо всём, что случилось на площади перед замком.

Глава 7

Как раз в это время в зале для тайных совещаний дворца Бельфаборак император вместе с министрами и советниками решал, как поступить с Гулливером. Споры длились уже девять часов.

Одни считали, что Гулливера надо немедленно умертвить. Если Человек-Гора порвёт цепи, он легко растопчет всю Лилипутию. Но даже если он не убежит, всей империи грозит голод, потому что великан съедает больше, чем тысяча семьсот двадцать восемь лилипутов – такой точный подсчёт произвёл один математик, специально приглашённый на совещание.

Другие были против умерщвления, но только потому, что от разложения такого огромного покойника в стране непременно начнётся эпидемия.

Тогда слова попросил государственный секретарь Рельдрессель. Он предложил не убивать Гулливера хотя бы до тех пор, пока не будет достроена новая крепостная стена вокруг столицы. Ведь если он столько ест, то и работать сможет как тысяча семьсот двадцать восемь лилипутов.

А в случае войны сможет заменить несколько армий и крепостей.

Выслушав секретаря, император одобрительно кивнул.

Но тут с места поднялся командующий флотом Лилипутии адмирал Скайреш Болголам.

– Да, Человек-Гора очень силён. Но как раз поэтому его и нужно поскорее убить. А вдруг он во время войны перейдёт на сторону врага? Так что покончить с ним надо сейчас, пока он ещё у нас в руках.

Адмирала поддержали казначей Флимнап, генерал Лимток и генеральный прокурор Бельмаф.

Сидя под своим балдахином, его величество улыбнулся адмиралу и опять кивнул, но не один раз, как секретарю, а дважды. Это значило, что речь Болголама ему понравилась ещё более.

Таким образом, судьба Гулливера была решена.

В эту минуту дверь открылась, и в тайную залу вошли два офицера, посланные начальником стражи. Преклонив колени перед императором, они рассказали о том, что произошло на площади.

После того, как все узнали о добросердечии Человека-Горы, слова вновь попросил государственный секретарь Рельдрессель.

На сей раз он говорил горячо и долго, уверяя собравшихся в том, что Гулливера не стоит опасаться и что живой великан принесёт Лилипутии гораздо больше пользы, чем мёртвый.

Тогда император, подумав, согласился помиловать Гулливера, но при условии, что у него отберут тот огромный нож, о котором упомянули офицеры, а также и всякое другое оружие, которое найдут при обыске.

Глава 8

Для проведения обыска к Гулливеру были посланы два государственных чиновника. Они жестами объяснили ему, чего хочет от него император.

Гулливер не возражал. Взяв обоих чиновников в руки, он опускал их во все карманы по очереди и доставал по их требованию то, что они там находили.

Правда, один карман, потайной, он от них скрыл. Там лежали очки, подзорная труба и компас. Больше всего он боялся лишиться именно этих предметов.

Обыск длился целых три часа. С помощью фонаря чиновники обследовали карманы Гулливера и составляли опись найденных предметов.

По завершении осмотра последнего кармана они попросили спустить их на землю, раскланялись и немедленно доставили свою опись во дворец.

Вот её текст, впоследствии переведённый Гулливером:

«ОПИСЬ ПРЕДМЕТОВ,

найденных в карманах Человека-Горы.

1. В правом кармане кафтана лежал большой кусок грубого холста, размером сравнимый с ковром парадной залы императорского дворца.

2. В левом кармане помещался огромный металлический сундук с крышкой, которую мы не смогли даже приподнять. Когда Человек-Гора по нашему требованию открыл крышку, один из нас залез внутрь и по колени погрузился в неизвестный жёлтый порошок. Клубы этого порошка, поднявшиеся вверх, вынудили нас чихать до слёз.

3. В правом кармане штанов нами обнаружен огромный нож. Его высота, если поставить его стоймя, превышает рост человека.

4. В левом кармане штанов мы увидели непонятного назначения машину из дерева и металла. Из-за больших размеров и тяжести мы не смогли её как следует осмотреть.

5. В правом верхнем кармане жилета найдена большая стопка прямоугольных одинаковых по размеру листов из неизвестного белого и гладкого материала, непохожего на ткань. Вся стопка по одной стороне прошита толстыми верёвками. На верхних листах мы обнаружили чёрные значки – видимо, это записи на неизвестном нам языке. Каждая буква размером примерно с ладонь.

6. В левом верхнем кармане жилета помещалась сеть, похожая на рыболовную, но сшитая в виде мешка и имеющая застёжки – такие, какие бывают у кошельков.

В ней лежат круглые и плоские диски из металлов красного, белого и жёлтого цвета. Красные, самые большие, вероятно, из меди. Они очень тяжёлые, поднять любой из них можно только вдвоём. Белые – скорее всего, серебряные, размером поменьше, напоминают щиты наших воинов. Жёлтые – несомненно, золотые. Хотя они и меньше других, но зато самые увесистые. Если золото не фальшивое, они стоят огромные деньги.

7. Из правого нижнего кармана жилета свешивается металлическая цепь вроде якорной. Одним концом она прицеплена к большому круглому и плоскому предмету из того же металла – видимо, из серебра. Для чего он служит, непонятно. Одна стенка выпуклая и сделана из прозрачного материала. Сквозь неё видны двенадцать черных знаков, расположенные по кругу, и две металлические стрелы разной длины, укреплённые в центре.

Внутри предмета, по-видимому, сидит какое-то животное, которое равномерно стучит то ли хвостом, то ли зубами. Видя наше недоумение, Человек-Гора, как мог, объяснил нам, что без этого устройства он бы не знал, когда ему ложиться спать, а когда подниматься, когда начинать работу и когда заканчивать.

8. В левом нижнем кармане жилета мы нашли нечто похожее на часть ограды дворцового парка. Прутьями этой решётки Человек-Гора расчёсывает волосы.

9. Завершив осмотр камзола и жилета, мы обследовали ремень Человека-Горы. Сделан он из кожи какого-то гигантского животного. С левого бока на ремне висит меч впятеро длиннее среднего человеческого роста, а с левого – мешок с двумя отделениями, в каждое из которых легко влезли бы по три взрослых лилипута.

В одном отделении лежит множество гладких чёрных шаров из тяжёлого металла размером с человеческую голову, а другое наполнено какими-то чёрными зернами. На ладони их можно было бы уместить несколько десятков.

Такова полная опись предметов, найденных при обыске у Человека-Горы.

Во время обыска вышеупомянутый Человек-Гора держался вежливо и всячески помогал его проведению».

Этот документ чиновники скрепили печатью и поставили свои подписи:

Клефрин Фрелок. Марси Фрелок.

Четыре части романа, четыре фантастических путешествия описал Джонатан Свифт. «Приключения Гулливера» - это утопическое произведение, автор которого хотел изобразить современную ему Англию и с помощью сатиры высмеять те или иные Главный герой постоянно отплывает из реально существующих портовых городов, а попадает в экзотические страны со своими законами, традициями, укладом жизни. Гулливер во время путешествий узнает много нового, а также рассказывает жителям диковинных государств о своей родине.

Путешествие в Лилипутию

Из начинаются приключения Гулливера. Краткое содержание первой части романа повествует о том, что маленькие люди приветливо встретили «Человека-гору». Лилипуты делают все для того, чтобы обеим сторонам было удобно, специально для своего гостя они принимают несколько законов, регулирующих его общение с местными жителями. Карлики предоставляют Гулливеру жилье, обеспечивают питанием, что не так и легко, ведь рацион гостя равен 1728 порциям лилипутов.

Путешественник мило беседует с императором, рассказывает ему о своей родине. Все главные герои «Приключения Гулливера» поражаются абсурду, царящему в Англии, ведь их политическая система построена иначе. Лилипуты рассказывают гостю о своей войне с Блефуску, и тот им помогает победить вражескую империю. Но среди придворной свиты находятся те, кто все благие деяния Гулливера представляет императору с плохой стороны. Они требуют смерти незваного гостя, но, в конце концов, решают ему лишь выколоть глаза. Гулливер убегает в Блефуску, там его встречают с радостью, но тоже хотят поскорее избавиться от великана. Герой строит себе лодку и уплывает на родину.

Путешествие в страну Великанов

Во второй части романа, уже в стране, где живут великаны, продолжаются приключения Гулливера. Краткое содержание произведения повествует о том, что здесь, по сравнению с предыдущим сюжетом, главный герой с местным населением меняются местами. Гулливер демонстрирует умение приспосабливаться к любым обстоятельствам, даже к самым фантастическим жизненным ситуациям. Герой попадает в разные передряги и, в конце концов, приходит к королевскому дворцу, где становится любимым собеседником правителя. Здесь писатель снова сравнивает законы и традиции утопического государства с законами своей страны. Как бы ни было хорошо в гостях, но дома лучше, и герой вновь отправляется к родным берегам.

Путешествие на летающий остров Лапуту

В третьей части романа Свифта продолжаются удивительные приключения Гулливера. Краткое содержание рассказывает читателю о необычной жизни лапутян, которые так любят находиться в курсе новостей и политики, что из-за чрезмерного беспокойства и страха, живущего в их умах, не могут спокойно спать. Тут писатель привел много примеров абсурдности. Во-первых, это хлопальщики, работа которых заключается в привлечении внимания слушателей к разговору. Во-вторых, показана нищета континента, на который спускается с летающего острова Гулливер. В-третьих, визит в Академию прожектеров, где Свифт во всей красе описал ученых, позволяющих водить себя за нос. Утомленный чудесами, герой вновь отправляется домой.

Путешествие в страну Гуигнгнмов

В четвертой части завершаются приключения Гулливера. Краткое содержание повествует об удивительном государстве, в котором живут благородные, высоконравственные и добропорядочные кони, а прислуживают им мерзкие и злобные еху, которые похожи на людей. Главному герою нравится в этой утопической стране, и он хочет остаться здесь навсегда, но гуигнгнмы изгоняют Гулливера из своего государства, потому что, хотя он и благороден, но внешне похож на еху. Идея терпимости оказывается чуждой даже этим добрым существам, и главный герой отправляется на родину.