Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http :// www . allbest . ru /

Введение

юстиниан император реформа

За полувековое царствование Юстиниана Византия пережила многочисленные реформы, охватывающие все стороны жизни подданных, начиная с кодификации римского права и заканчивая регламентацией монастырского быта. Основой же всей политики Юстиниана была идея окончательного торжества христианства. Первостепенными направлениями юстиниановской внутренней и внешней политики были церковная и законодательная реформы, а также многочисленные военные кампании против варваров.

Для Юстиниана было важно восстановить религиозное единство римлян, как находящихся под властью императора, так и варварских королей, его уму представилось универсальное единство, воссоединение отторгнутых варварами прежних римских провинций.

Надо полагать, что юность и взросление будущего императора прошли под ореолом былой и в тоже время еще живой славы Римской империи. Блеск славы Цезаря, Августа и Константина указывали ему на его миссию. Его главной целью было восстановление Римской империи.

Работа посвящена изучению эпохи императора Юстиниана, попытке составления его исторического портрета, как государственного деятеля и фактически подлинного основателя Византийской империи, преемницы Римской империи. Однако следует отметить, что за каждой реформой, победой Юстиниана стояли многие государственные деятели, чиновники, ученые, военные. Своим расцветом в VI веке Византия обязана не только императору, но талантливым людям, окружавшим его и которые вместе с ним стали символами эпохи, оставшимися в долгой памяти потомков.

Объект и предмет работы . Объект данной работы - важнейшие аспекты внутренней и внешней политики Юстиниана. Предмет - исследование юстиниановской эпохи через последовательно рассматриваемые наиболее важные эпизоды и на основе их выработка исторической картины эпохи и образов основных персонажей.

Задача - оценка совокупности фактов противоречивой политики и результатов правления Юстиниана, их влияние на дальнейшие события в истории Византийской империи и, конечно, роли личности Юстиниана в истории Византии.

Методология исследования - При написании работы использовался сравнительно-исторический метод, на основании которого было проведено критическое осмысление фактов биографии Юстиниана и оценок его деятельности изложенных в произведениях византийских авторов. Метод дедукции позволил осмыслить государственные замыслы императора с выделением их причин и последствий.

Сочинения Прокопия, написаны в 550-554 г. и называются "История войн". Труд Прокопия делится на восемь книг, из которых две первые посвящены войнам с персами, третья и четвертая - войнам с вандалами, пятая, шестая и седьмая - войнам с готами, а последняя, восьмая, книга содержит обозрение событий до 554 г.

Если в первых своих книгах Прокопий преподносит василевса, наделяя его мудростью, государственным талантами и не дюжей энергией, то в последнем труде «Тайная история», называет того демоном, посланным на погибель византийцев. В этом труде историк описывает тяжелое положение государства и всех слоев общества. Произвол чиновников, коррупция судов, упадок ремесла и торговли, воровство в армии со стороны высших офицеров- это ярко описано Прокопием.

Он описывает тяжкий налоговый гнет, как последствие многочисленных войн Юстиниана. Его щедрость к варварам, от которых предпочитает откупаться золотом, вместо того чтобы защитить государство силой армии. Со страниц «Тайной истории» мы узнаем о неприглядной стороне жизни константинопольского двора, его нравов и особенно характерах Юстиниана и Феодоры. Образы царственных супругов написаны в столь желчной форме, что их достоверность историками не всегда принимается за правду. «Тайная история» удивительный источник, который рисует неприглядную картину положения государства и народа, и где очевидно проступает сквозь страницы личная вражда и неприязнь автора к императору, благодаря чему получается искаженный исторический образ государства, общества и высших сановников, включая и Юстиниана.

Агафий Миринейский и Иоанн Малала больше уделяют внимания результатам политики или войны Юстиниана, удерживаясь от критики и тем более оговоров василевса. Агафий в своем сочинении "О царствовании Юстиниана", которое состоит из пяти книг, в которых описаны войны под руководством полководца Нарзеса в 552-558 гг. с готами, вандалами, франками и персами, осталось незавершенным. Подобно Прокопию, Агафий был прекрасно информирован о событиях своего времени и описывает их весьма правдиво.

Отечественными и зарубежными историками создано обилие трудов по византийской истории, включая и VI век.

Из зарубежных работ можно выделить наиболее интересные Ш. Диля «Юстиниан и Византийская цивилизация в VI веке». Первая книга,исследование юстиниановской эпохи. Дилю удалось воссоздать историческую среду той эпохи, атмосферу Константинополя, устремления Юстиниана, его характер и образы его ближайшего окружения.

Книга Джорджа Бейкера ярко и образно показывает сложную атмосфера Византии эпохи реформ Юстиниана Великого. Автор с первых страниц восхищается и Юстинианом и его знаменитыми сподвижниками Велизарием, Трибонианом и пр. Он раскрывает сложный образ василевса и его супруги, Феодоры. Показывает ее роль в истории государства. Подробно рассказывает о культуре, обычаях и великолепном искусстве того времени.

Книга греческого богослова Астериоса Геростергиоса "Юстиниан Великий - император и святой" представляет собой богословско- историческое исследование религиозной политики Юстиниана Великого. Провозгласив христианство государственной религией, император создает новый тип общественных отношений - симфонию, что означает взаимную поддержку и ответственность государства и Церкви.

Не смотря на обилие работ по указанной тематике, каждый год выходят все новые и новые труды, связанные с императором Юстинианом, его ближайшим окружением и временем.

Глава I. Внутренняя политика императора Юстиниана

Законодательная реформа

Одной из первых реформ Юстиниана в качестве императора стала реформа римского права. Римское право начала VI века представляло собой богатейший материал, в котором воедино слились юридические мысли и нормы от древнейших XII Таблиц, законов республики и императорского Рима. Право, являясь неотделимым от Римского государства, эволюционировало вместе с ним, регулируя существующие частные и публичные отношения римских граждан. Постоянно изменяющиеся жизненные условия и, как следствие, общественные отношения, привели к ситуации, когда законы, изданные несколько десятилетий назад, а в некоторых случаях и столетий, продолжали регулировать те правоотношения, которые настолько видоизменились, что фактически превращались в совершенное иные, а точнее иной объект права. Устаревшие законы подчас вносили либо неразбериху, либо вообще оказывались бесполезными в виду отсутствия объекта ли субъекта регулирования, но при этом продолжали действовать. Последняя кодификация была осуществлена при Феодосии II в 438 году. Бесспорно, что к 528 году скопилось множество проблем в толковании и понимании действующих законов, в некоторых случаях противоречащих друг другу, что в свою очередь приводило к так называемым коллизиям права, и позволяло опытным юристам играть законами. Старое римское право утратило былую стройность, простоту понимания, превратилось в громоздкое нагромождение законов, эдиктов и конституций. К началу века назрела потребность в усовершенствовании существующей правовой системы.

В 528 году по решению василевса была учреждена специальная комиссия из десяти юристов во главе с Трибонианом и Феофилом. По словам Прокопия: «Трибониан был талантлив от природы и достиг высокой степени учености, не уступая в этом никому из современников, но он был безумно корыстолюбив и ради выгоды всегда был готов торговать правосудием. И вот перед комиссией была поставлена колоссальная задача: им было необходимо собрать по библиотекам многочисленные указы (leges, constitutions), переработать прежние кодексы, в том числе и Кодекс Феодосия.

Эту громадную работу провели в очень сжатый срок и, к апрелю 529 года появился знаменитый Codex Justiniani, опубликованный в XII книгах. То, что Кодекс был в форме XII книг, есть дань уважение византийских юристов «основам римского права» - двенадцати таблицам Рима. Правда, уже в 534 году Кодекс подвергся переработке и вышел в новом издании, а прежнее было отменено. В новый Кодекс вошло, подумать только, около 4700 различных законов, изданных от императора Адриана (117-138 гг.) до 534 года. Именно этот Кодекс сохранился до наших времен. Через несколько столетий после его издания в первых европейских университетах юристы стали изучать римское право именно по Codex Justiniani. За заслуги в столь успешной работе в октябре 529 года император назначил Трибониана на должность квестора, которую тот исполнял до 14 января 532 года, когда по требованию восставших константинопольцев, вместе с одиозным префектом Иоанном Каподакийским, был отправлен в отставку.

Вместе с работой по кодификации права перед юристами была поставлена и другая, научная задача, по созданию своеобразного комментария по римскому праву, где были бы собраны все прежние толкования законов знаменитых и авторитетных юристов прошлого древнего Рима. Для выполнения этой важнейшей работы была учреждена комиссия из пятнадцати юристов, и снова встречаем Трибониана, стоявшего во главе очередной комиссии. Работая над составлением комментария, правоведы, в отличие от работы над Кодексом, где отбрасывались ненужные законы, имели возможность творчески подойти к работе, анализировать и критиковать прежние толкования права. Византийским юристам пришлось проанализировать тысячи различных древних рукописей и манускриптов. В итоге, в 533 году появились Дигесты (от лат. Digesta» - «отобранное»), или как их еще называли пандекты, (от лат. «Pandectae» - «все вмещающее»), разделенные на семь частей в пятидесяти книгах. После их опубликования Юстиниан запретил впредь истолковывать законы, а в работе юристов и судей обязал опираться на Дигесты и новеллы императоров. Вместе с тем император позаботился о составлении учебника или руководства для начинающих юристов, получившего название Институций, изложенных в четырех книгах и составленных Феофилом и Дорофеем. Codex Justiniani и Дигесты вместе известны как Corpus iuris civilis («Свод гражданского законодательства»), на котором и основывалась вся юридическая практика вплоть до падения Византии.

Император намеривался не только восстановить римскую империю, но что еще более важно, усовершенствовать ее в соответствии с христианским пониманием государства, превратить державу в своеобразный Град Божий. И основным инструментом в строительстве это Град был Закон - божественная мысль, опосредованная через императорскую власть. В соответствии с этими представлениями Юстиниан пытался регулировать все сферы жизни подданных, начиная от экономических, гражданских, брачных отношений и вплоть до исполнения сакральных обрядов. Но, как известно, любые реформы требуют средств и, как правило, накануне этих самых преобразований их либо недостает, либо они совсем отсутствуют. Придя к власти, Юстинан понял, что те деньги, которые стабильно поступали в казну со времен Анастасия и Юстина были прямо-таки недостаточны для осуществления его грандиозных планов.

Конечно же, теперь не зачем гадать какой была бы история Византии, и каким бы путем она пошла, если бы на месте главы финансового отдела префекта претория, а затем и непосредственно префектом претория не стоял бы Иоанн Кападокийский. Вот как характеризуется Прокопием префект, которого историк называет одним из виновников случившегося восстания константинопольцев в 532 году: «Иоанн, не отличался ни ученостью, ни образованием. Он ни чему не научился, посещая грамматиста, разве что письма писать, да и это делал из рук вон плохо. Но из всех известных мне людей он был самым одаренным от природы. Его отличала необычайная способность постигнуть необходимое и умение найти выход из самых затруднительных обстоятельств. Самый скверный из всех людей, он использовал свои способности исключительно на дурное. До него не доходило слово Божъе, и не было у него человеческого стыда. Ради наживы он погубил жизни многих людей и разрушил целые города. Награбив за короткое время большие деньги, он предался не знающему границ пьянству. Грабя до полудня имущество подданных, остальное время он пил и предавался разврату.

Во многом беспринципный человек Юстиниан прекрасно понимал ценность и способности Иоанна, превратившегося в одного из важнейших сановников империи и правую руку императора, облеченного колоссальным доверием со стороны Юстиниана. Наконец, само назначение этого человека на столь высокий пост шло в разрез со сложившимися византийскими традициями, когда должность префекта претория занимали юристы. В тоже время Прокопий совершенно зря сетует на факт малограмотности префекта, уместно вспомнить тот факт, что предшественник Юстиниана совершенно не умел писать, и это не помешало ему разумно управлять государством. Смещенный в ходе восстания Ника, он уже в октябре 532 года, то есть через десять месяцев, был вновь назначен префектом и занимал этот пост до мая 541 года, когда в результате дворцовой интриги императрицы Феодоры и Антонины, жены Велизария, он был снова отстранен от должности и сослан в ссылку.

Роль, какую префект играл в административных реформах, подчеркивает количество императорских новелл. Из более ста семидесяти, изданных после 534 года, три четверти, адресованы по большей части непосредственно Иоанну, когда тот пребывал на посту префекта претория Востока, и лишь одна четверть - к остальным двадцати пяти годам с 542 года по 565 года.

Так уж получилось, что и Трибониан и Иоанн Каподакийский с политической сцены сошли почти одновременно, первый умер во время вспыхнувшей в Константинополе эпидемии чумы, а второй в 541 году был сослан в Кизик, где и вскоре умер. С уходом этих неоднозначных, но в тоже время значительных личностей мы уже не встретим в юстиниановскую эпоху людей такого масштаба. Эти двое, работая каждый в своей сфере, одновременно следовали внутренней политике императора, направленной на повышение эффективности управления государством и обществом, где особенное значение уделялось налоговому законодательству и системе сбора налогов и пошлин.

Жесткая фискальная политика разорила большую часть землевладельцев, торговцев и ремесленников. Никогда прежде до Юстиниана люди творческих профессий не видели ничего плохого от императоров, даже языческая академия исправно получала деньги на содержание философов. К концу его царствования эллинских философов не осталось. Профессии врачей, юристов и учителей, ранее пользовавшееся большим почетом и хорошо оплачиваемые, теперь позволяли людям этих занятий разве что не умереть от голода.

Строительная деятельность

Характерной чертой всего долгого юстиниановского правления была колоссальная по масштабам строительная деятельность. Надо отметить, что ни до, ни после Юстиниана ни один византийский василевс не мог похвастаться или сравниться по осуществлению в таких размерах столь важного для государства строительства. Так строительство храма святой Софии в Константинополе, одного из чудес света, на целые столетия сформировало архитектурные формы для будущих христианских храмов и мусульманских мечети, строившихся по образцу этой церкви. Огромный список, представленный в книге Прокопия, где упоминается почти восемьсот наименований городов, крепостей и других населённых пунктов, построенных или обновленных императором, показывает размах строительства Юстиниана. Условно все оно может быть разделено на три хорошо видимых и понятных блока: военное строительство, общественное и религиозное.

Правление Юстиниана, весьма энергичного человека, ознаменовалось многими войнами, которые, без преувеличения велись вдоль всей границы Византийской империи. Ранее Восточную империю охраняло около трехсот тысяч воинов, но к началу VI века численность византийской армии сократилось до ста шестидесяти тысяч, причем воинские качества армии, состоявшей почти полностью из варваров-наемников, серьезно уступали прежним римским легионам. Отдавая себе отчет, что имеющиеся силы не могут гарантировать безопасность границ и прилегающих к ним территорий Юстиниан поставил задачу укрепить границы государства.

Предшественники Юстиниана по разным причинам не уделяли много внимания крепостям и приграничным городам, стоящим на страже рубежей государства. Так императоры Аркадий, Феодосий II, Маркина, Лев I и Зенон предпочитали жить в мире со своим восточным соседом. За долгий мир, не нарушавшийся почти целых полтора столетия, многие оборонительные сооружения и стены городов, расположенных вблизи с Сасанидским Ираном пришли в полную или частичную негодность. И в первых войнах, вспыхнувших в начале VI века между Византией и Ираном, это обстоятельство позволило персам захватить несколько крупных городов и совершить вглубь малой Азии разрушительные походы. Падение Антиохии и других городов Сирии заставило Юстиниана предпринять серьезные мероприятия по укреплению всей границы с Ираном от Черного моря до пустынных земель, населенных арабскими племенами.

Приграничные и даже некоторые наиболее важные города были вновь обнесены новыми стенами взамен прежних разрушенных врагами или по приказу императора. Новыми стенами преобразились города пострадавшие в 540 году от нашествия шаха Хосрова, это, прежде всего: Киркесей, Сергиополь, Сурон, Каллиник, Вероя, Иерополь, Карры, Халкида и Варвалис. В восстановление полностью разрушенной Антиохии были вложены огромнейшие суммы. Сам город был отстроен заново в короткий срок, обнесен надежными стенами и украшен многочисленными общественными зданиями и, по словам Прокопия, Антиохия, переименованная Юстинианом в Теоусис («Божий град»), стала много краше и удобнее прежней Антиохии, заложенной еще Селевком. С тем, чтобы еще надежнее закрыть вход врагам в Палестину и Ливан древняя Пальмира, пришедшая к тому времени в упадок, была вновь отстроена и превращена в мощную крепость.

Большие средства были направлены на восстановление и усиление стен таких городов-крепостей как Амида, Дара, Эдесса, Кифаризион и Феодисиополь, так как персидские шахи Кавад и Хосров не однократно покушались на эти важнейшие и богатейшие города, стоявшие на торговых путях из Индии и Китая в Европу. В стране цанов, живших на территории между Трапензундом и Феодосиополем, Юстиниан приказал выстроить две мощные крепости, чтобы не позволить цанам взяться за разбойные набеги на подвластные Византии армянские земли.

Цаны, по словам Прокопия, были совершенно дикие люди, жившие только разбоем и принявшие христианство только под давлением политики Юстиниана. Страна цанов покрытая лесами, находилась в труднодоступных горных районах и добраться до высоко расположенных поселений представлялось весьма сложным и опасным делом, а для воинских отрядов это было совсем сложно. Поэтому помимо крепостей были построены дороги и теперь цаны, когда в их земле стояли крепости, и византийцы могли проникнуть к их селениям, предпочитали не беспокоить соседей своими набегами. Северная граница Цаники проходила по реке Чорох, отделявшей земли цанов от Лазики. Император Юстин I, принявший под покровительство Византии лазов, для укрепления влияния в этом важнейшем регионе приказал построить крепость, названную Петра. В ходе ирано-византийской войны 540-562 гг. Петра неоднократно переходила из рук в руки воюющих сторон, пока после очередного ее захвата византийцами в 550 году не была по приказу Юстиниана окончательно разрушена. Помимо Петры в эпоху правления Юстиниана византийцами были выстроены ряд других крепостей, обеспечивающих контроль над важнейшими областями Лазики, прежде всего Лосорион, запиравший врагам, прежде всего персам, вход в эту страну. Также были перестроены укрепления Севастополя, «который прежде был крепостью, заново весь перестроил, окружил его такими стенами и укреплениями, что он стал непреступным, украсил его улицами и другими постройками; таким образом, и по красоте, и по величине он сделал его теперь одним из самых замечательных городов»

Крымские владения Византийской империи, ранее страдавшие от набегов гуннов и живших там готов, Юстиниан не оставил без внимания.

Первым городом византийского Крыма всегда считался Херсонес, имевший удобный порт, где располагалась византийская администрация. Городские стены, пришедшие в негодность, вновь приняли надлежащий вид, а чтобы город имел еще более надежную защиту, были построены близ Херсонеса две крепости Алуста (совр. Алушта) и Горзубита.

Огромное значение Юстиниан предавал укреплению северных границ Ромейской империи. В отличие от южной, где располагались крупные города, служившие серьезной преградой для агрессоров, северная граница, проходящая по Дунаю (Истру), после нашествия гуннов Аттилы стала проходным двором для любых варваров, вторгавшихся в Византию. Прежние укрепления, построенные римскими императорами, к началу VI века были полностью разрушены, либо оставлены византийской армией, так как прежде существовавшая единая оборонительная линия была уничтожена, а оставшиеся еще крепости уже не представлялось возможным удержать. Ранее прекрасно обжитые и устроенные балканские провинции Римской империи, имевшие многолюдные города, теперь после нашествий готов, гуннов и славян совершенно обезлюдели и лежали в руинах. Те римляне, кого не убили или не пленили, предпочли переселиться в более безопасные районы или вовсе перебрались в другие провинции Византии. На Балканском полуострове осталось всего несколько крупных городов, еще служивших надежной защитой местного населения в случае очередного вражеского нашествия, но если взглянуть на карту европейской части Византийской империи, то можно увидеть, что все они находились на весьма значительном расстоянии от границы.

К таким городам можно отнести, прежде всего, Салоны, что расположен в Далмации, являвшийся административным центром префектуры Иллирик; Адрианополь (совр.Эдирне), и Херсонес Фракийский, расположенный на черноморском берегу. Император Юстиниана посчитав такое положение дел совершенно неприемлемым, энергично взялся за восстановление дунайских укреплений, намериваясь тем самым избавить от страданий еще оставшееся население провинций. Первым делом василевс укрепил то местечко, где он появился на свет, построив там квадратное укрепление с четырьмя башнями по углам, и названное им Тетрапиргия, то есть «Четырехбашенное». «Возле этого местечка он выстроил замечательный город и дал ему название «Юстиниана Прима» (лат. «Первая»)…..он выстроил здесь и водопровод, в изобилии снабдив город вечнотекущей водой….Говоря коротко, город стал большим, многолюдным, богатым во всех отношениях, таким что он мог стать столицей этой области: он и получил это высокое звание…ему досталось на долю быть местом жительства архиепископа Иллирии, так как все другие города уступали этому городу, как первому по величине..»

В Далмации было построено или полностью перестроено еще несколько городов, многие из них, примерно с десяток, получили свои названия либо в честь императора или его ближайших родственников - дяди Юстина I и супруги Юстиниана Феодоры, так даже славный Адрианополь был переименован в Юстинианополь.

Особая надежда, по всей видимости, Юстинианом возлагалась на города, непосредственно стоящие на дунайских берегах, большинство из которых имели очень слабые укрепления. Как правило, византийские архитекторы полностью их разбирали и на месте возводили более высокие и надежные, предварительно укрепив фундаменты будущих стен и башен. Таким образом, больше десяти дунайских городов получили надежную защиту от варварских племен. К таким важным городам относились Сирмий, Сингидун, Виминакий, Новы, Верхние Новы, Боновия, Ратерия, Августы, Паластол, Никополь и Доростол. Однако одними городами границы не закрыть, поэтому вдоль Дуная начали возводить многочисленные крепости, стоящие друг от друга на близком расстоянии, с тем чтобы самым решительным образом воспрепятствовать переходу варваров, живших с противоположной стороны реки. Эти крепости вместе с приграничными городами представляли собой первую линию обороны государства. Если же варварам удалось бы прорваться через эти форпосты, то на этот случай в каждом округе были возведены укрепления, где местные жители могли бы переждать грозящую опасность. Последним и третьем рубежом должны были стать укрепления, возведенные в стратегических важных точках, там, где малыми силами предполагалось остановить продвижение больших сил противника. Это, прежде всего, проходы через Родопы, Фермопилы и горы Эпира. Однако, в последствии, новые укрепления Фермопил, построенные на случай прорыва во внутренние области Византии, аварам и славянам, как до них персам Ксеркса, удалось обойти выстроенную здесь преграду и ворваться на древнюю землю Эллады.

В неменьшей степени Юстиниан уделял внимание строительству дорог и благоустройству городов. В юстиниановский период было построено несколько сотен километров дорог, связавшие Константинополь с соседними городами и отдаленными провинциями государства. Яркий пример такого строительства приведен Прокопием: «Ведущая отсюда (из Строгонил, что были расположены под Константинополем) в Регий дорога, по большей части неровная, если случалось, выпадали сильные дожди, обращалась в болото и становилась непроходимой для идущих по ней. Но наш император выстлал ее большими плоскими камнями, сделав ее легко проходимой и совершенно нетрудной. Трудная дорога идет вдоль Регия, ширина же ее такова, чтобы разъехаться на ней двум повозкам, идущим одна навстречу другой. Камни эти исключительно твердые; можно было их сравнить с камнями для мельничных жерновов; величины они огромной, так что каждый из них покрывает огромное пространство земли и высоко поднимается кверху. Эти камни искусно обделаны так гладко и ровно, что кажется, они не связаны между собой никаким раствором, не приложены со всей тщательностью один к другому, а срослись между собой. Таково-то было это сооружение»

По повелению василевса в городах, постоянно страдающих от нехватки воды, были построены водопроводы или, как их называли римляне, акведуки, постоянно обеспечивающие жителей чистовой водой. Даже в столице - Константинополе с населением более пятисот тысяч человек нередким зрелищем были многочисленные очереди возле городских источников и нередко, как это бывает, в этих самых очередях возникали бурные конфликты, переходящие в драки и массовые беспорядки. Со строительством новых акведуков, частично сохранившихся до настоящего времени, очереди за водой превратились в экстраординарное явление, тем более что для удобства горожан возле источников были построенные удивительные по красоте и пышности галереи, где все желающие могли прятаться от солнца, ненастья или просто хорошо провести время.

Для безопасности кораблей, входящих в гавани Константинополя Юстиниан приказал построить хорошие молы и перестроить столичные гавани в современные порты. В Константинополе можно было насчитать около семи различных портов и верфей, превратившихся столицу Византии в крупнейший экономический центр мира. Важной обязанностью столичного эпарха, от которого во многом зависела устойчивость императорской власти, было снабжение города основными продуктами питания, прежде всего хлебом, рыбой и мясом. Хлеб, большей частью экспортировавшийся из Египта, доставлялся в столицу многочисленными кораблями, совершавшими по несколько раз в год свои переходы по маршруту из Константинополя в Александрию и обратно.

Однако, если в весенне-летний период природные условия были благоприятны для таких переходов, южный ветер не только раздувал паруса, но и создавал удобное течение в Гелеспонте, то поздней осенью, когда ветер менял свое направление и гнал холодный ветер из глубин азиатского континента, груженым зерном кораблям было совсем не просто пройти через узкий пролив и войти в константинопольские порты. А так как нехватка хлеба или, что еще хуже, голод всегда чреваты для власти, то Юстиниан приказал на острове Тенедосе, самом ближайшем к проливу острове, со всей тщательностью выстроить амбары для хлеба, достаточные для того, чтобы вместить груз целого каравана. И вот теперь, когда непогода не позволяла судам войти в пролив, они здесь разгружались и, забрав попутный груз, если такой находился, уходили обратно. Зерно же, разгруженное и складированное, уже на повозках доставляли в столицу.

Огромный толчок для широкомасштабного строительства в Константинополе был дан после одного из самых разрушительных восстаний средневековья. В ходе вспыхнувшего в 532 году народного бунта, получившего название «Ника», была уничтожена большая часть административного центра столицы, где располагались важнейшие императорские и городские здания. Также не избежали разрушения фешенебельные кварталы, где жила византийская аристократия и верхушка торгово-ремесленного сословия. В боях между солдатами и восставшими димами серьезно пострадали, а подчас были полностью разрушены здания Сената, Библиотека, Префектуры претория, Ипподром, площадь Августион и форум Константина, украшенный красивейшими портиками. Сгорели два главных христианских храма Константинополя Св.Софии и Св.Ирины, построенные в IV веке.

Сразу же после подавления восстания, еще не успели остыть на пожарищах головешки, а император Юстиниан, подобно Нерону, воспользовавшись появлением больших свободных от построек территорий, принялся за строительство, которое должно было обессмертить его имя. Несомненно, что столь энергичной натуре рано или поздно захотелось бы украсить важнейшую часть города чем-то величественным, а это, конечно же, должен был быть храм, символизировавший могущество Ромейской империи, единственной защитницы христианской веры.

Принявшись со всей помпезностью за восстановление города, он желал, если уж не превзойти Константина I, основателя города, то по крайней мере, не уступить ему, и не зря же на мозаиках Св.Софии оба императора изображены вместе по обе стороны от Христа. С левой стороны от Спасителя стоит Константин, подносящий ему макет основанного им города, а с правой Юстиниан со Св.Софией.

Проектирование нового грандиозного храма было поручено двум известным тогда архитекторам: Исидору Милетскому и Анфемию из Тралл. Юстиниан поставил пред этими двумя задачу, возвести храм, подобно которому еще не было на свете. Втроем, так как Прокопий говорит о непосредственном участии василевса в обсуждении проекта, они решили положить в основу здания четырехугольник венчающим его прежде невиданным по размерам огромнейшим центральным куполом, символизировавшим Небо. Сегодняшняя София приняла свой современный облик в результате позднейших византийских, а в последствии турецких пристроек, но изначально длина храма составляла 77, ширина же 71.7 метр, купол же в своем диаметре 31 метр, располагался на высоте 55 метров. Но не размер основного здания, а его купол и был основой для восхищения и всех последующих подражаний, почти тысячу лет никто из архитекторов не решался повторить опыт двух византийских архитекторов.

Оригинально была решена проблема естественного освещения столь большого здания, обладавшего весьма значительным внутренним помещением. Через шестьдесят девять проемов, оставленных архитекторами, в основании купола солнечный свет яркими лучами проникал во внутрь Св.Софии, создавая удивительное по красоте зрелище, ибо проникая сверху, они как будто копья архангелов, пронзали царящую там сумрачность.

Юстниановская Св.София и до сих пор остается беспримерным и непревзойденным памятником христианского зодчества, поражая наблюдателя своими размерами, парящим над зрителями куполом и обилием падающего сверху света. Создание Святой Софии означало окончательный разрыв с античным искусством, в том числе и в архитектуре, послужив основой для появления самостоятельного византийского стиля. Для выполнения столь грандиозного замысла были привлечены огромнейшие материальные и людские силы, для украшения главного христианского храма многие города Византийской империи жертвовали денежные средства, дорогой строительный материал, например, мрамор, слоновую кость или дорогие краски, необходимые для росписи храма. Декоративным целям храма послужили колонны из разноцветного мрамора. Колонны были доставлены из разных городов, пожертвовавших их на строительство. С этой целью в Риме разобрали прежде языческий храм Солнца и доставили в Константинополь восемь порфировых колонн. Эфес пожертвовал столько же колонн, но только из зеленого мрамора. Капители софийских колонн до сих пор поражают своей изящной резьбой.

Освящение храма состоялось 27 декабря 537 года, то есть через пять лет после начала строительства. На торжественном богослужении, проведенным константинопольским патриархом, присутствовали Юстиниан с Феодорой, сенаторы, аристократическая и торгово-ремесленная верхушка. Император щедрой рукой выделил значительные средства на содержание огромного штата священнослужителей храма и всего храмового комплекса, включающего помимо самого храма различного рода жилые и нежилые помещения, странноприимные дома, больницы. С этой целью к храму были приписаны различные имения, мастерские, в общей сложности в 365 единиц, то есть по количеству дней в году, которые должны были на протяжении года обеспечивать Великую церковь всем необходимым.

Строительная деятельность, направленная на безопасность городов и провинций, связавшая провинции и города между собой новыми дорогами, подчеркивала заботу императора об устройстве государства и император предавал ей колоссальное значение. Особую роль конечно же отводилось храмовому строительству. Такие шедевры, дошедшие до наших дней, как храм Святой Софии в Константинополе и базилика Сан-Витале в Равенне, наглядно демонстрируют уровень мастерства строителей и архитекторов юстиниановской эпохи. Однако нельзя забывать и того что такой размах в значительной степени и опустошил казну и лег тяжким бременем на плечи населения империи, что не могла не сказать в будущем на экономике и состоянии дел в государстве.

Церковная политика Юстиниана

При рассмотрении внутренней и внешней политики Византийской империи в период царствования Юстиниана невозможно пройти мимо исключительно важной ее составляющей, а именно религиозной политики византийского императора, выраженной в многочисленных административных мероприятиях властей в отношении церковной иерархии, издании законов, направленных против язычников и еретиков или на решение важнейших религиозных споров. В отличие от завоевательной и строительной деятельности, религиозная политика была сосредоточена на окончательном торжестве над язычеством и воссоединении православной и монофизитских церквей, находящихся уже более ста лет в упорной борьбе друг с другом, чем ставили под угрозу политическую целостность государства.

Сложность, а подчас и неопределенность теологических споров, ставших камнем преткновения между христианами, в совокупности с такими личными качествами императора, как непостоянство, деспотизм, лицемерие и коварство, предопределили полный провал во всех начинаниях Юстиниана по восстановлению единства христиан. Стоя на страже пресловутого единства, он должен был вести борьбу с двумя главными еретическими течениями монофизитством и арианством. Первое получило широкое распространение в Сирии, Египте и Месопотамии; второе течение было широко представлено среди германских народов: вандалов, остготов и вестготов. Почти полное физическое уничтожение первых двух народов и удаленность третьего от Византии решило задачу по искоренению учения Ария.

Однако прежде чем перейти к описанию мероприятий Юстиниана, направленных на поиск компромисса между Константинополем и Александрией, центром монофизитства, необходимо рассмотреть действия императора против остатков язычества. Опираясь на книги Прокопия Кесарийского, можно говорить о трех характерных моментах начала царствования Юстиниана. Прежде всего, это Афинская академия, где собрались последние представители эллинской философии. Само ее существование в глазах императора и большей части церковного клира рассматривалось как вызов христианскому обществу и, учитывая отсутствие у Юстиниана терпимости по отношению к язычникам, вполне логичным представляется издание в 529 году эдикта о закрытии Академии. Однако ее непросто закрыли, а начали широкую кампанию по выявлению и наказанию лиц, сочувствующих древним эллинским богам. Большая часть философов, опасаясь за свою безопасность и жизнь, покинула пределы Византии и перебралась в Сасанидский Иран, где были радушно встречены от имени персидского шаха.

После заключения в 532 году «вечного мира» между Византией и Ираном, по которому император обязывался, в том числе не чинить препятствий в отправлении нехристианских культов, афинские философы смогли вернуться на родину.

Очень интересен тот факт, что во время похода персидского шаха Хосрова на Сирию, в ходе которого было разорено множество византийских городов, включая Антиохию, персами был пощажен и нетронут город Карры, стоящий недалеко от границы. «Жители Карр встретили его (Хосрова), предлагая ему много денег. Но он сказал, что в этом нет необходимости, поскольку большинство из них не христиане, а придерживались древней веры»

Скорее всего, населенных пунктов, подобно Карам, было не так уж и мало, но раскинутые по просторам империи они не могли серьёзно противостоять действиям властей, направленных на полное искоренение язычества. Так в 543 году к первым порогам Нила была направлена военная экспедиция под руководством евнуха Нарзеса с целью разорить и уничтожить древнее святилище Изиды, расположенное на острове Элефантине. Храм этот пользовался широкой известностью у жителей Египта. На месте разоренного святилища была построена христианская церковь.

Обретя самодержавную власть, Юстиниан последовательно проводил церковную политику в отношениях с Западом, так как без союза с папой идея восстановления Римской империи и борьбы с западным арианством была бы лишена серьезной идеологической и моральной поддержки, коей обладал первосвященник. И действительно, во время войны с готами понтифики Агапий и Сильвестр оказали византийцам неоценимое содействие, однако уже после первого завоевания Рима (536 г.) между папой Агапием, в то время находившимся в Константинополе, и Юстинианом возникли серьезные разногласия, связанные с проводимой императором политикой в отношении монофизитов.

Приблизительно к 531 году Юстиниан, находясь под влиянием своей супруги Феодоры, всегда сочувствовавшей христианам-монофизитам, решил отказаться от прямолинейной борьбы с ними. В основу тогдашней политики легли переговоры и диспут между сторонами, так в конце в конце 531 года в Константинополе, началась подготовка к состязанию православных и монофизитских теологов. Император по каким-то причинам рассчитывавший на серьезный прорыв, на так называемом Colatio Constantnopolitiana, однако получил ничтожнейший результат. К православию присоединился только один епископ. Другие монофизиты, не поддавшись уговорам и аргументам противной стороны, вернулись в свои епархии. Тогда Юстиниан пошел ва-банк, и, несмотря на противодействие православного клира, сделал несколько важнейших уступок монофизитам. В 535 году умер константинопольский патриарх Епифаний и по настоянию Феодоры на столичную кафедру был назначен православный трапензундский епископ Анфим, сочувствующий еретикам. И вскоре после своего назначения новоявленный патриарх открыто стал поддерживать промонофизитскую линию Феодоры. В ответ на эту откровенную провокацию на всем православном Востоке поднялась буря негодования, и многие епископы, в том числе Антиохийский патриарх, отправили Агапиту письма с просьбой вмешаться в кощунственные с их точки зрения дела, творящиеся в столице. Папа, внимательно рассмотрев суть возникшего спора нашел позицию православных абсолютно верной и пользуясь своим авторитетом, фактически заставил Анфима отречься от столичной кафедры, а вскоре и вовсе лишил того священства. На место патриарха константинопольского папа лично подобрал кандидатуру в лице пресвитера Мины, ревностного защитника православия.

Решительные действия папы вызвали серьезное недовольство со стороны царствующей четы, особенно Феодоры, обретшей в лице Агапита смертельного врага. В Liberpotificalis («Папская книга») засвидетельствован диалог, состоявшийся между императором и папой. Тем есть очень интересный отрывок, ярко характеризующий накал страстей: «Я тебя заставлю быть в согласии со мной или пошлю тебя в ссылку, - сказал Юстиниан. «А я, - ответил Агапий, - желал приехать к христианнейшему императору Юстиниану, и вот передо мной - Диоклетиан. Однако твои угрозы меня не запугают»

Даже неожиданная и подозрительная, если учитывать происходящие в столице события, смерть папы, случившаяся в июне 536 года, не смогла пошатнуть позиции православной партии. И на поместном соборе кандидатура Мины была утверждена.

Сведение с патриаршества Анфима, означавшее поражение Феодоры, заставило пойти ее доселе на невиданное дело, найти на место римского священника лицо, с которым можно было бы договориться по монофизитским спорам. Одним из таких претендентов был римский диакон Вигилий, страстно желавший занять освободившуюся римскую кафедру.

Вигилий, происходивший из аристократической римской фамилии, был рукоположен в диаконы папой Бонифацием II, по смерти которого в 532 году, через протекцию готского правительства стремился стать его преемником. Но с переходом в 536 году Рима под власть Византии, он стал искать поддержку в Константинополе. В 533 году Вигилий был назначен папским представителем при императорском дворе (апокрисиарием), и когда в 536 году в Константинополь прибыл папа Агапий, он уже снискал благоволение Феодоры. Именно на него Феодора поставила ставку как на будущего папу, который стремился согласиться на смягчение толкование формулировок Халкидонского собора в угоду монофизитам Востока. Когда Агапий неожиданно скончался в Константинополе, Вигилий с его телом поспешил вернуться в Рим в расчете быть выбранным на трон Св.Петра. Но опоздал, ибо был избран Сильверий, организовавший мирный захват византийцами Рима. Однако по коварному приказу, пришедшему из Константинополя, Велизарию, следовало сместить Сильверия и организовать на новых выборах папы победу Вигилию, креатуре Феодоры. Велизарий, опираясь на свою супругу Антонину, весьма опытную в интригах и подобно рода делах, обвинил Сильверия в измене и на циничном судебном процессе папу осудили, сместили и удалили в ссылку, а на его место возвели Вигилия. Таким образом, ценой жуткой неправды Вигилий в 537 году достиг своей цели, став римским папой, чья совесть теперь была очернена низким поступком и одновременно обременена весьма тяжелыми обязательствами пред Феодорой.

Впоследствии Юстиниан все чаще и чаще прибегал к административным рычагам, необходимым ему для достижения тех или иных задач. Несогласный с избранием паствой епископа Александрийского, он поставил на кафедру некоего Павла, дав тому исключительные полномочия и отряд солдат. Александрийскому епископату предлагалось принять постановление Халкидонского собора с юстиниановскими пояснениями, изложенными в эдиктах 533 и 534 гг. Обличенный огромной властью новый епископ Павел рьяно принялся проводить императорскую политику, египетские епископы и клир должны были принять царские поправки или быть заменены новыми лицами. Монастыри, в случае их неприятия эдикта, подлежали немедленному закрытию, а их обитателей приказано было изгонять прочь. Нередко солдаты и окружение Павла прибегали к насилию, самых ретивых еретиков избивали и бросали в тюрьму. Другие же, несогласные с императорской волей, в поисках спасения бежали либо в пустыни и во множестве там умирали либо предпочитали перебираться в сопредельные области или даже государства, где им позволяли верить, как им заблагорассудиться.

Впрочем, не везде Юстиниан мог таким образом распоряжаться церковными кафедрами, больше предпочитая дискутировать и в некоторых случаях издавать эдикты, вынуждая церковных иерархов ставить под ними свои подписи. Ярким примером такого богословского законотворчества, является так называемый, эдикт «О трех глава» от 544 года. Его появление вызвала неоднозначную реакцию на Востоке и очень негативную среди западных епископов, пользовавшихся в отличие от своих восточных собратьям некоторой свободой, ввиду удаленности их епископств от Константинополя. Щекотливые моменты, затрагиваемые в «Трех главах», а именно анафемствование давно умерших трех богословов антиохийской теологической школы, вынудили константинопольского патриарха Мину, юстиниановского сторонника, поставить свою подпись не без колебания и взять ее обратно с условием, если римский папа не одобрит этот документ. Восточные патриархи вначале отказывались его подписывать, но под угрозой низложения сдались и пописали, правда, также обусловив легитимность своих подписей с позицией Вигилия.

С изданием «Трех глав» началась драматическая эпопея жестокой и бескомпромиссной борьбы папы Вигилия и Юстиниана. Весь Восток обратился взорами на Запад, ожидая решения вопроса понтификом. К концу 544 года римский папа оказался в очень тяжелом положении; с одной стороны, Рим осаждало войско Тотилы и срочно требовалась императорская помощь, а с другой стороны, западные епископы, получившие пресловутый эдикт, единодушно восстали, видя в нем умаление авторитета Халкидонского собора и отцов Церкви. Епископы Европы потребовали от Вигилия от лица всех западных епархий выразить решительный протест. Однако, и личные обязательства папы, который был в неоплатном долгу перед Юстинианом и война с готами, не позволяли ему идти на разрыв с императором. Больше года папе удавалось балансировать между спорящими и не позволять появлению очередного церковного раскола между западом и Востоком. Но в начале лета 546 года Вигилий покинул обреченный Рим, в который вот-вот должен был вступить Тотила. Вигилия под охраной византийского отряда доставили в Остию и там посадили на корабль, идущий в Сиракузы. И тогда к находящемуся на Сицилии папе стали стекаться многие виднейшие западные епископы, в том числе авторитетнейший Датий Миланский, указавший на опасность «Трех глав», подрывающий авторитет Халкидонского собора, и на политику Юстиниана, направленную на достижения мира за счет отступления от православия. Сюда же поддержать Вигилия прибыли уполномоченные александрийского епископа, готового обратно взять свою подпись под эдиктом. Получивший столь ощутимое сочувствие, папа написал Юстиниану осуждающее письмо, где выражал свое недовольство царским новаторством и дал четко тому понять, что готов защищать истинную веру. Не смотря на письмо, римского папу, прибывшего в Константинополь осенью 546 года, встретили весьма торжественно, предоставив Вигилию и его окружению красивейший дворец Плакидии.

По прибытию в Константинополь Вигилия начали обрабатывать императорские и патриаршие представители, желая склонить папу к принятию юстиниановской концепции религиозного согласия-единства. В декабре на поддержку Вигилия из Рима прибыл диакон Пелагий, выступавший одновременно в роли посла завоевателя Рима Тотилы, желавшего вступить в мирные переговоры с Юстинианом. Папу, слабо представлявшего богословское творчество восточных мыслителей эпохи Халкидонского собора, заставили перечитать специально подобранные цитаты из неведомых ему писателей: Феодора Мопсуестийского, Ивы Эдесского и Феодорита Киррского. Папу уверяли, что осуждение отдельных мыслей лиц, хотя и оправданных в целом Халкидонским собором, не разрушает авторитета собора. Разными посулами и аргументами императорской чете все же удалось склонить понтифика к принятию нужной им позиции, в основном из-за ложной иллюзии, будто эта маленькая уступка вернет монофизитов в лоно ортодоксальной Церкви. Он обещал устно не противиться осуждению трех восточных авторитетов, но Юстиниану удалось больше, Вигилий выдал ему в виде ручательства - твердо стоять на указанном осуждении - еще два письма, секретных. Трудно удержаться от естественной гипотезы, что эта малодушная уступка Вигилия была расплатой за грубую государственную протекцию, оказанной ему при получении папской кафедры.

Весной 548 года папа написал свое знаменитое judicatum (законное суждение), создавшее у западных епископов представление о возможном пересмотре решений Халкидонского собора и тем самым умалении не только его идеологического авторитета, но и отступление от православия в пользу еретиков-монофизитов. Однако идеи, изложенные в judicatum, не нашли отклика не схизматическом Востоке, в тоже время подняв на Западе бурю негодования, особенно среди епископов Галлии и Испании, находящихся в фактической независимости от Константинополя и поэтому имевших больше возможностей для выражения своих протестов, в отличие от их собратьев в Италии, Далмации и Африки. Что же касается византийских иерархов, то они к концу 40-х годов VI века, находясь в полной зависимости от императорской воли, превратились в послушных проводников юстиниановской политики. Соглашательская позиция папы привела к тому, что Вигилия стали покидать его ближайшие соратники, так два диакона демонстративно со скандалом ушли из Св.Софии, где понтифик совершал праздничное рождественское богослужение.

Несмотря на эти волнения, Юстиниан упрямо шел к своей цели- объединить Церкви, вернув монофизитов к ортодоксии, то есть добиться того, чего не смогли сделать его предшественники. В 551 году он пишет очередной теологический трактат, опубликовав его в виде эдикта

«Omologiathspioteus», который рассылается по всей империи для вывешивания на дверях храмов. Грянул гром. Западные церкви напрочь отказались исполнять повеление императора. Положение Вигилия оказалось драматическим, ибо теперь он был обязан заявить всему смотревшему на него христианскому миру о своей четкой и недвусмысленной позиции. Преодолев прежнюю нерешительность, а если быть точнее - малодушие, и оперившись на соборность западных епархий, он заявил о своем категорическом несогласии с «Omologiathspioteus», в частности, а, в общем, о совершенно недопустимом авторитаризме императора при разрешении религиозных вопросов.

Папская резиденция в Константинополе превратилась в своеобразный штаб православного сопротивления. Авторитетнейший епископ миланский Датий спешно отправился на Запад, заявив: «Я протестую от себя и от имени епископов Галлии, Бургундии, Испании, Лигурии, Эмилии и Венеции и объявляю, что всякого, подписавшего это исповедание, мы отлучаем от общения с нами, ибо ясно, что этот документ наносит удар Халкидонскому собору и кафолической вере». Находившийся при понтифике диакон Пелагий, образованнейший человек своего времени и известный специалист по теологии, еще более укрепил решительность Вигилия бороться с ревизионистами. При его поддержке Вигилий заявил, что он разрывает всякие отношения с патриархом Миной.

Подобные документы

Изучение особенностей деятельности императора Юстиниана I в сферах общественной жизни византийского общества. Характеристика личностных качеств императора Юстиниана I и определение его влияния на жизнь, и политическое развитие Восточной Римской империи.

курсовая работа , добавлен 21.08.2013


Изменение церковной политики императора Юстиниана начиная с 30-ч годов VI в. в сторону поиска общей почвы для диалога с восточными монофизитами. Первый эдикт Юстиниана, относящейся в теопасхитскому вопросу. Императорское обращение к папе, его цели.

статья , добавлен 21.04.2016


Биография императора Адриана, формирование личности этого государственного деятеля. Особенности провинциальной политики этого правителя и панеллинизм. Религиозная политика и строительная деятельность. Место и роль императора в эпоху "золотого века".

курсовая работа , добавлен 23.09.2014


Формирование личности императора Александра I. Его реформаторская деятельность. Внешняя политика до 1812 года. Отечественная война 1812 г. Борьба за освобождение Европы. Внутренняя политика 1815-1825 гг. Рост правительственной реакции. Декабристы.

реферат , добавлен 24.01.2008


Основные биографические данные об Александре ІІІ. Особенности воспитания и его влияние на становление характера Александра. Внешняя и внутренняя политика императора, положения контрреформ в области науки, просвещения, аграрного вопросы и финансов.

курсовая работа , добавлен 03.02.2012


Изучение биографических данных императора Павла I - своеобразной и трагической фигуры на русском престоле. Коронование императора, особенности его внутренней политики - преобразований в социально-экономической и церковной сфере. Павел I и Екатерина.

реферат , добавлен 09.01.2011


Наследство великого князя Ивана Васильевича, оценка его места и значения в истории. Внутренняя политика: административные и судебные реформы, церковная и военная. Причины и последствия опричнины для российского государства. Внешняя политика правителя.

реферат , добавлен 08.11.2014


Реформаторская деятельность Ивана IV Грозного: военная, земельная земская, губная реформы. Гражданская война в России: ее причины, основные этапы. Исторический портрет политического деятеля СССР М.С. Горбачева. Итоги проведенных им преобразований.

контрольная работа , добавлен 26.02.2017


Краткое описание детских лет Александра ІІІ, его женитьба с Марией Федоровной. Личность и мировоззрение императора, начало государственной деятельности. Внутренняя, внешняя политика и итоги царствования императора. Александр III глазами современников.

презентация , добавлен 17.04.2011


Внутренняя политика: эпоха Великих реформ и контрреформы. Крымская война. Манифест "О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния, свободных сельских обывателей и об устройстве их быта". Внешняя политика России во второй половине XIX в.

Юстиниан I Великий, полное имя которого звучит как Юстиниан Флавий Петр Саббатий, – византийский император (т.е. правитель Восточной Римской империи), один из крупнейших императоров поздней античности, при котором эта эпоха начала сменяться Средневековьем, а римский стиль правления уступил место византийскому. Остался в истории как крупный реформатор.

Родился примерно в 483 г., был уроженцем Македонии, крестьянским сыном. Решающую роль в биографии Юстиниана сыграл его дядя, который стал императором Юстином I. Бездетный монарх, любивший племянника, приблизил его к себе, способствовал образованию, продвижению в обществе. Исследователи предполагают, что в Рим Юстиниан мог прибыть ориентировочно в 25-летнем возрасте, изучал в столице право и богословие и начал свое восхождение к вершине политического Олимпа со звания личного императорского телохранителя, начальника корпуса стражи.

В 521 г. Юстиниан дослужился до консула и стал весьма популярной личностью, не в последнюю очередь благодаря организации роскошных цирковых представлений. Сенат неоднократно предлагал Юстину сделать племянника соправителем, однако император пошел на этот шаг только в апреле 527 г., когда его самочувствие значительно ухудшилось. 1 августа того же года, после кончины дяди Юстиниан стал полновластным правителем.

Новоиспеченный император, питая честолюбивые замыслы, сразу же взялся за укрепление могущества страны. Во внутренней политике это проявилось, в частности, в проведении юридической реформы. Выпущенные 12 книг «Кодекса Юстиниана» и 50 – «Дигеста» сохраняли актуальность на протяжении более чем тысячелетия. Законы Юстиниана способствовали централизации, расширению полномочий монарха, усилению госаппарата и армии, усилению контроля в отдельных сферах, в частности, в торговле.

Приход к власти ознаменовался наступлением периода масштабного строительства. Ставший жертвой пожара константинопольский храм св. Софии был перестроен таким образом, что среди христианских церквей многие века ему не было равных.

Юстиниан I Великий проводил достаточно агрессивную внешнюю политику, направленную на завоевание новых территорий. Его военачальникам (сам император не имел обыкновения лично участвовать в военных действиях) удалось завоевать часть Северной Африки, Пиренейского полуострова, значительную часть территории Западной Римской империи.

Правление этого императора ознаменовалось целым рядом бунтов, в т.ч. крупнейшим в византийской истории восстанием Ника: так население реагировало на жесткость принимаемых мер. В 529 г. Юстинианом была закрыта Академия Платона , в 542 г. – отменена консульская должность. Ему оказывали все больше и больше почестей, уподобляя святому. Сам же Юстиниан ближе к концу жизненного пути постепенно терял интерес к государственным заботам, отдавая предпочтение теологии, диалогам с философами и священнослужителями. Скончался он в Константинополе осенью 565 г.

Юстиниан I (лат. Iustinianus I, греч. Ιουστινιανός A, известный как Юстиниан Великий; 482 или 483, Тавресий (Верхняя Македония) — 14 ноября 565, Константинополь), император Византии (Восточной Римской империи) с 527 по 565 гг. При нём была произведена знаменитая кодификация римского права и отвоевана у остготов Италия.

Его родным языком был латинский. Юстиниан родился в семье бедного иллирийского крестьянина из Македонии. Ещё в детские годы дядя-полководец, усыновив Юстиниана и прибавив к настоящему имени мальчика Пётр Савватий вошедшее в историю имя Юстиниан, привёз его в Константинополь и дал хорошее образование. Впоследствии дядя стал императором Юстином I, сдела Юстиниана соправителем, а после его смерти Юстиниан унаследовал трон в 527 г. и стал властелином огромной империи. С одной стороны, его отличали великодушие, простота, мудрость политика. талант искусного дипломата, с другой — жестокость, коварство, двуличие. Юстиниан I был одержим идеей величия своей императорской особы.

Став императором, Юстиниан I, сразу же начал реализовывать общую программу возрождения величия Рима во всех аспектах. Как и Наполеон, он мало спал, был чрезвычайно энергичным и внимательным к мелочам. На него оказывала большое влияние его жена Феодора, бывшая куртизанка или гетера, чья решимость сыграла большую роль при подавлении крупнейшего константинопольского восстания «Ника» в 532 году. После ее смерти Юстиниан I стал менее решительным как правитель государства.

Юстиниан I смог удержать восточную границу с империей Сасанидов, благодаря своим военачальникам Велизарию и Нарсесу отвоевал у вандалов Северную Африку и вернул императорскую власть над Остготским королевством в Италии. В то же время он укрепляет аппарат государственного управления и усовершенствует налогообложение. Эти реформы были настолько непопулярными, что привели к восстанию «Ника», и это чуть не стоило ему трона.

Используя талант свого министра Трибониана, в 528 г. Юстиниан приказал полностью пересмотреть римское право, поставив целью сделать его таким же непревзойденным в формально-юридическом плане, каким оно было трема столетиями раньше. Три основные составляющие римского права — Дигесты, Кодекс Юстиниана и Институции — были завершены в 534 г. Юстиниан связывал благосостояние государства с благосостоянием церкви и считал себя носителем высшей церковной власти, так же как и светской. Его политику иногда называют «цезаропапизмом» (зависимость церкви от государства), хотя сам он не видел разницы между церковью и государством. Он узаконил церковные порядки и ортодоксальную доктрину, в частности позицию Халкидонского собора, согласно которой человеческое и божественное сосуществует в Христе в противовес точке зрения монофизитов, которые считали, что Христос является исключительно божественным существом, и несторианцев, которые утверждали, что Христос имеет две разные ипостаси — человеческую и божественную. Построив в 537 г. храм Святой Софии в Константинополе, Юстиниан считал, что превзошел Соломона.

Прагматичным решением 554 г. Юстиниан ввел использование своих законов в Италии. Именно тогда копии его кодификации римского права попали в Италию. Хотя они и не оказали немедленного влияния, один рукописный экземпляр Дигестов (его нашли позднее в Пизе, а затем он хранился во Флоренции) был использован в конце XI века для возрождения исследований римского права в Болонье.

Юстиниан Великий умер бездетным. Престол занял без возражений и борьбы племянник Юстиниана — Юстин II (565—578 гг.).

Император Флавий Петр Савватий Юстиниан остался одной из самых крупных, известных и, как ни парадоксально, загадочных фигур всей византийской истории. Описания, а тем более оценки его характера, жизни, деяний зачастую крайне противоречивы и могут служить пищей для самых безудержных фантазий. Но, как бы то ни было, по масштабам свершений другого такого императора Византия не знала, и прозвище Великий Юстиниан получил абсолютно заслуженно.

Он родился в 482 или 483 г. в Иллирике (Прокопий называет местом его рождения Таурисий близ Бедриан) и происходил из крестьянской семьи. Уже в позднем средневековье возникла легенда о том, что Юстиниан якобы имел славянское происхождение и носил имя Управда. Когда дядя его, Юстин, возвысился при Анастасии Дикоре, он приблизил к себе племянника и сумел дать ему разностороннее образование. Способный от природы, Юстиниан мало-помалу стал приобретать при дворе известное влияние. В 521 г. он удостоился звания консула, дав по этому случаю великолепные зрелища народу.

В последние годы правления Юстина I "Юстиниан, еще не возведенный на престол, управлял государством при жизни дяди своего... который еще царствовал, но был очень стар и неспособен к делам государственным" (Пр.Кес., ). 1 апреля (по другим источникам - 4 апреля) 527 г. Юстиниан был объявлен августом, а после смерти Юстина I остался самодержавным правителем Византийской империи.

Был он невысокого роста, белолицый и считался красивым, несмотря на некоторую склонность к полноте, ранние залысины на лбу и седину. Дошедшие до нас изображения на монетах и мозаиках церквей Равенны (св. Виталия и св. Аполлинария; кроме того, в Венеции, в соборе св. Марка, имеется его статуя из порфира) вполне соответствуют этому описанию. Что же касается нрава и поступков Юстиниана, то характеристики их у историков и хронистов самые противоположные, от панегирических до откровенно злобных.

По различньш свидетельствам, император, или, как стали чаще писать со времен Юстиниана, автократор (самодержец) представлял собой "необычайное сочетание глупости и низости... [был] человек коварный и нерешительный... полон иронии и притворства, лжив, скрытен и двуличен, умел не показывать своего гнева, в совершенстве владел искусством проливать слезы не только под влиянием радости или печали, но в нужные моменты по мере необходимости. Лгал он всегда, и не только случайно, но дав торжественнейшие записи и клятвы при заключении договоров и при этом даже по отношению к своим же подданным" (Пр.Кес., ). Тот же Прокопий, однако, пишет, что Юстиниан был "одарен быстрым и изобретательным умом, неутомимый в исполнении своих намерений" . Подводя же некий итог его свершениям, Прокопий в своем труде "О постройках Юстиниана" высказывается просто восторженно: "В наше время явился император Юстиниан, который, приняв власть над государством, потрясаемом [волнениями] и доведенным до позорной слабости, увеличил его размеры и привел его в блестящее состояние, изгнав из него насиловавших его варваров. Император с величайшим искусством сумел промыслить себе целые новые государства. В самом деле, целый ряд областей, бывших уже чужими для римской державы, он подчинил своей власти и выстроил бесчисленное множество городов, не бывших ранее.

Найдя веру в Бога нетвердой и принужденной идти путем различных вероисповеданий, стерев с лица земли все пути, ведшие к этим колебаниям, он добился того, чтобы она стоял» теперь на одном твердом основании истинного исповедания. Кроме того, поняв, что законы не должны быть неясными вследствие ненужной их многочисленности и, явно друг другу противореча, друг друга уничтожать, император, очистив их от массы ненужной и вредной болтовни, с великой твердостью преодолевая их взаимное расхождение, сохранил правильные законы. Сам, по собственному побуждению простив вины злоумышляющим против него, нуждающихся в средствах для жизни преисполнив до пресыщения богатством и тем преодолев унизительную для них злосчастную судьбу, добился того, что в империи воцарилась радость жизни" .

"Император Юстиниан обычно прощал ошибки своим прегрешившим начальникам" (Пр.Кес., ), но: "ухо его... всегда было отверзто клевете" (Зонара, ). Он жаловал доносителей и по их проискам мог ввергнуть в опалу ближайших своих придворных. При этом император, как никто другой, разбирался в людях и умел обзаводиться великолепными помощниками.

В характере Юстиниана удивительным образом сочетались самые неужи-вающиеся свойства человеческой натуры: решительный правитель, он, случалось, вел себя как откровенный трус; ему доступны были как алчность и мелочная скаредность, так и безграничная щедрость; мстительный и беспощадный, он мог казаться и быть великодушным, особенно если это умножало его славу; обладая неутомимой энергией для воплощения своих грандиозных замыслов, он тем не менее был способен внезапно отчаиваться и "опускать руки" или, напротив, упрямо доводить до конца явно ненужные начинания.

Юстиниан обладал феноменальной работоспособностью, умом и являлся талантливейшим организатором. При всем этом он нередко подпадал под чужое влияние, в первую очередь жены, императрицы Феодоры - человека отнюдь не менее замечательного.

Император отличался хорошим здоровьем (ок. 543 г. он смог перенести такую страшную болезнь, как чума!) и отменной выносливостью. Спал он мало, по ночам занимаясь всевозможными государственными делами, за что получил от современников прозвище "бессонного государя". Пищу принимал зачастую самую неприхотливую, никогда не предавался неумеренному обжорству или пьянству. К роскоши Юстиниан также был весьма безразличен, но, отлично понимая значение внешнего для престижа государства, не жалел для этого средств: убранство столичных дворцов и зданий и великолепие приемов приводили в изумление не только варварских послов и царей, но и искушенных римлян. Причем здесь василевс знал и меру: когда в 557 г. многие города оказались разрушены землетрясением, он незамедлительно отменил пышные дворцовые обеды и подарки, дававшиеся императором столичной знати, а сэкономленные немалые деньги отправил пострадавшим.

Юстиниан прославился честолюбием и завидным упорством в возвеличивании себя и самого титула императора ромеев. Объявив самодержца "исапостолом", т.е. "равным апостолам", он поставил его выше народа, государства и даже церкви, узаконив недосягаемость монарха ни для людского, ни для церковного суда. Христианский император не мог, разумеется, обожествить себя, поэтому "исапостол" оказался очень удобной категорией, высшей доступной человеку ступенью. И если до Юстиниана придворные патрицианского достоинства по римскому обычаю при приветствии целовали императора в грудь, а прочие опускались на одно колено, то с этих пор все без исключения были обязаны повергаться ниц перед ним, восседающим под золотым куполом на богато украшенном троне. Потомки гордых римлян окончательно усвоили рабские церемонии варварского Востока...

К началу правления Юстиниана империя имела своими соседями: на западе - фактически независимые королевства вандалов и остготов, на востоке - сасанидский Иран, с севера - болгар, славян, авар, антов, а на юге - кочевые арабские племена. За тридцать восемь лет правления Юстиниан воевал с ними всеми и, не принимая личного участия ни в одном из сражений или походов, завершил эти войны достаточно успешно.

528 г. (год второго консульства Юстиниана, по случаю чего 1 января были даны невиданные ранее по великолепию консульские зрелища) начался неудачно. Византийцы, бывшие в состоянии войны с Персией уже несколько лет, проиграли большое сражение у Миндоны, и, хотя императорский военачальник Петр сумел улучшить положение, посольство с просьбой о мире завершилось ничем. В марте того же года в Сирию вторглись значительные силы арабов, но их быстро удалось выпроводить обратно. В довершение ко всем несчастьям 29 ноября землетрясение в который раз повредило Антиохию-на-Оронте.

К 530 г. византийцы потеснили иранские войска, одержав над ними крупную победу при Даре. Год спустя пятнадцатитысячная армия персов, перешедшая границу, была отброшена назад, а на престоле Ктесифона умершего шаха Кавада сменил его сын Хосров (Хозрой) I Ануширван - не только воинственный, но и мудрый правитель. В 532 г. с персами было заключено бессрочное перемирие (так называемый "вечный мир"), и Юстиниан сделал первый шаг к реставрации единой державы от Кавказа до Гибралтарского пролива: воспользовавшись как предлогом тем, что власть в Карфагене еще в 531 г. захватил, свергнув и убив дружественного ромеям Хильдери-ка, узурпатор Гелимер, император начал готовиться к войне с королевством вандалов. "Об одном умоляем мы святую и славную Деву Марию, - заявил Юстиниан, - чтобы по ходатайству ее удостоил Господь меня, своего последнего раба, воссоединить с Римской империей все, что от нее отторгнуто и довести до конца [этот. - автор] высочайший долг наш" . И хотя большинство сената, возглавляемое одним из ближайших советников васи-левса - префектом претория Иоанном Каппадокийцем, памятуя о неудачном походе при Льве I, высказывалось решительно против этой затеи, 22 июня 533 г. на шестистах кораблях пятнадцатитысячное войско под командованием отозванного с восточных границ Велисария (см.) вышло в Средиземное море. В сентябре византийцы высадились на африканский берег, осенью и зимой 533 - 534 гг. под Дециумом и Трикамаром Гелимер был разбит, а в марте 534 г. сдался Велисарию. Потери среди войск и мирного населения вандалов были огромны. Прокопий сообщает, что "сколько народа погибло в Африке, я не знаю, но думаю, что погибли мириады мириад" . "Проезжая по ней [Ливии. - С.Д.], трудно и удивительно было встретить там хотя бы одного человека" . Велисарий по возвращении справил триумф, а Юстиниан стал торжественно именоваться Африканским и Вандальским.

В Италии со смертью малолетнего внука Теодориха Великого, Аталариха (534), прекратилось регентство его матери, дочери короля Амаласунты. Племянник Теодориха, Теодат, сверг и заточил королеву в тюрьму. Византийцы всячески провоцировали новоиспеченного государя остготов и добились своего - пользовавшаяся формальным покровительством Константинополя Амаласунта погибла, а заносчивое поведение Теодата стало поводом для объявления остготам войны.

Летом 535 г. две небольшие, но великолепно обученные и оснащенные армии вторглись в пределы остготской державы: Мунд захватил Далмацию, а Велисарий - Сицилию. С запада Италии грозили подкупленные византийским золотом франки. Устрашенный Теодат начал было переговоры о мире и, не рассчитывая на успех, соглашался уже отречься от престола, но в конце года Мунд погиб в стычке, а Велисарий спешно отплыл в Африку на подавление солдатского мятежа. Теодат, осмелев, заключил под стражу императорского посла Петра. Однако зимой 536 г. византийцы поправили свое положение в Далмации, и тогда же на Сицилию вернулся Велисарий, располагавший там семью с половиной тысячами федератов и четырехтысячной личной дружиной.

Осенью ромеи перешли в наступление, в середине ноября они штурмом взяли Неаполь. Нерешительность и трусость Теодата послужили причиной переворота - король был убит, а на его место готы избрали бывшего солдата Витигиса. Тем временем армия Велисария, не встречая сопротивления, подошла к Риму, жители которого, особенно старая аристократия, открыто радовались освобождению из-под власти варваров. В ночь с 9 на 10 декабря 536 г. через одни ворота Рим покидал готский гарнизон, а в другие входили византийцы. Попытки Витигиса отбить город назад, несмотря на более чем десятикратное превосходство в силах, оказались неудачными. Преодолев сопротивление остготской армии, в конце 539 г. Велисарий осадил Равенну, а следующей весной столица державы остготов пала. Готы предложили Велисарию быть их королем, но полководец отказался. Подозрительный Юстиниан, несмотря на отказ, спешно отозвал его в Константинополь и, не разрешив даже справить триумф, отправил сражаться с персами. Сам василевс принял титул Готский. Королем же остготов стал в 541 г. одаренный правитель и мужественный воин Тотила. Ему удалось собрать разбитые дружины и организовать умелое сопротивление немногочисленным и плохо обеспеченным отрядам Юстиниана. За пять последующих лет византийцы лишились в Италии почти всех своих завоеваний. Тотила успешно применял особую тактику - разрушал все захваченные крепости, дабы они не могли послужить в будущем опорой врагу, и тем самым принуждал ромеев к сражениям вне укреплений, чего они не могли делать в силу своей малочисленности. Опальный Ве-лисарий в 545 г. снова прибыл на Апеннины, но уже без денег и войск, практически на верную смерть. Остатки его армий не смогли пробиться на помощь осажденному Риму, и 17 декабря 546 г. Тотила занял и разграбил Вечный Город. Вскоре готы сами ушли оттуда (не сумев, однако, разрушить его мощных стен), и Рим вновь подпал под власть Юстиниана, но ненадолго.

Обескровленная византийская армия, не получавшая ни подкреплений, ни денег, ни продовольствия и фуража, стала поддерживать свое существование грабежом мирного населения. Это, как и восстановление суровых по отношению к простому народу римских законов на территории Италии, привело к массовому бегству рабов и колонов, которые непрерывно пополняли войско Тотилы. К 550 г. он вновь овладел Римом и Сицилией, а под контролем Константинополя остались лишь четыре города - Равенна, Анкона, Кротон и Отранте. Юстиниан назначил на место Велисария своего двоюродного брата Германа, снабдив его значительными силами, но этот решительный и не менее прославленный полководец неожиданно умер в Фессало-нике, так и не успев вступить в должность. Тогда Юстиниан направил в Италию невиданную по численности армию (более тридцати тысяч человек), во главе которой стоял императорский евнух армянин Нарсес, "человек острого ума и более энергичный, чем это свойственно евнухам" (Пр.Кес., ).

В 552 г. Нарсес высадился на полуострове, и в июне этого года в битве при Тагинах войско Тотилы бьгао разгромлено, сам он пал от руки своего же придворного, а окровавленные одежды короля Нарсес отослал в столицу. Остатки готов вместе с преемником Тотилы, Тейей, отошли к Везувию, где во втором сражении были окончательно уничтожены. В 554 г. Нарсес одержал победу над семидесятитысячной ордой вторгшихся франков и аллеманов. В основном боевые действия на территории Италии завершились, а готы, ушедшие в Рецию и Норик, были покорены десять лет спустя. В 554 г. Юстиниан издал "Прагматическую санкцию", отменявшую все нововведения Тотилы - земля возвращалась прежним хозяевам, равно как и освобожденные королем рабы и колоны.

Примерно тогда же патриций Либерий отвоевал у вандалов юго-восток Испании с городами Кордубой, Картаго-Новой и Малагой.

Мечта Юстиниана о воссоединении Римской империи исполнилась. Но Италия была разорена, по дорогам истерзанных войною областей бродили разбойники, а пять раз (в 536, 546, 547, 550, 552 гг.) переходивший из рук в руки Рим обезлюдел, и резиденцией наместника Италии стала Равенна.

На востоке с переменным успехом шла (с 540 г.) тяжелая война с Хосро-вом, то прекращавшаяся перемириями (545, 551, 555), то разгоравшаяся снова. Окончательно персидские войны завершились только к 561-562 гг. миром на пятьдесят лет. По условиям этого мира Юстиниан обязался выплачивать персам 400 либр золота в год, те же ушли из Лазики. Ромеи оставили себе завоеванные Южный Крым и закавказские берега Черного моря, но в течение этой войны под покровительство Ирана перешли другие кавказские области - Абхазия, Сванетия, Мизимания. После более чем тридцатилетнего конфликта оба государства оказались ослабленными, не получив практически никаких преимуществ.

Тревожащим фактором оставались славяне и гунны. "С того времени как Юстиниан принял власть над римской державой, гунны, славяне и анты, делая почти ежегодно набеги, творили над жителями нестерпимые вещи" (Пр.Кес., ). В 530 г. Мунд успешно отразил натиск болгар во Фракии, но три года спустя рать славян появилась там же. Magister militum Хилъвуд пал в сражении, и захватчики опустошили ряд византийских территорий. Около 540 г. кочевые гунны организовали поход в Скифию и Мизию. Направленный против них племянник императора Юст погиб. Лишь ценой огромных усилий ромеям удалось разгромить варваров и отбросить их за Дунай. Через три года те же гунны, напав на Грецию, дошли до предместий столицы, вызвав среди ее жителей небывалую панику. В конце 40-х гг. славяне разорили земли империи от верховьев Дуная до Диррахия.

В 550 г. три тысячи славян, перейдя Дунай, снова вторглись в Иллирик. Императорскому военачальнику Асваду не удалось организовать должного сопротивления пришельцам, он попал в плен и был казнен самым безжалостным образом: его сожгли заживо, предварительно нарезав ремней из кожи спины. Малочисленные дружины ромеев, не решаясь дать сражения, лишь следили за тем, как, разделившись на два отряда, славяне занялись грабежами и убийствами. Жестокость нападавших впечатляла: оба отряда "убивали всех, не разбирая лет, так что вся земля Иллирии и Фракии была покрыта непогребенными телами. Они убивали попавшихся им навстречу не мечами и не копьями или каким-нибудь обычным способом, но, вбив крепко в землю колья и сделав их возможно острыми, они с великой силой насаживали на них этих несчастных, делая так, что острие этого кола входило между ягодиц, а затем под давлением тела проникало во внутренность человека. Вот как они считали нужным обходиться с нами! Иногда эти варвары, вбив в землю четыре толстых кола, привязывали к ним руки и ноги пленных, и затем непрерывно били их палками по голове, убивая их таким образом как собак или змей, или других каких-либо диких животных. Остальных же, вместе с быками и мелким скотом, которых не могли гнать в отеческие пределы, они запирали в помещениях и сжигали безо всякого сожаления" (Пр.Кес., ). Летом 551 г. славяне отправились в поход на Фессалонику. Лишь только когда огромное войско, предназначенное для отправки в Италию под началом стяжавшего грозную славу Германа, получило приказ заняться фракийскими делами, славяне, напуганные этим известием, ушли восвояси.

В конце 559 г. огромная масса болгар и славян вновь хлынула в пределы империи. Грабившие всех и вся захватчики дошли до Фермопил и Херсонеса Фракийского, а большая их часть повернула на Константинополь. Из уст в уста византийцы передавали рассказы о диких зверствах неприятеля. Историк Агафий Миринейский пишет, что враги даже беременных женщин заставляли, насмехаясь над их страданиями, рожать прямо на дорогах, а к младенцам не позволяли и прикоснуться, оставляя новорожденных на съедение птицам и псам. В городе, под защиту стен которого бежало, прихватив самое ценное, все население окрестностей (поврежденная Длинная стена не могла служить надежной преградой разбойникам), практически не было войск. Император мобилизовал для защиты столицы всех способных владеть оружием, выставив к бойницам городское ополчение цирковых партий (димотов), дворцовую стражу и даже вооруженных членов сената. Командовать обороной Юстиниан поручил Велисарию. Нужда в средствах оказалась такой, что для организации кавалерийских отрядов пришлось поставить под седло беговых лошадей столичного ипподрома. С небывалым трудом, угрожая мощью византийского флота (который мог перекрыть Дунай и запереть варваров во Фракии), нашествие удалось отразить, но мелкие отряды славян продолжали почти беспрепятственно переходить границу и селиться на европейских землях империи, образуя прочные колонии.

Войны Юстиниана требовали привлечения колоссальных денежных средств. К VI в. почти вся армия состояла из наемных варварских формирований (готы, гунны, гепиды, даже славяне и пр.). Гражданам всех сословий оставалось лишь нести на собственных плечах тяжкое бремя налогов, увеличивавшихся год от года. По этому поводу сам автократор откровенно высказывался в одной из новелл: "Первая обязанность подданных и лучшее для них средство благодарения императору - уплачивать с безусловным самоотвержением общественные подати полностью" . Для пополнения казны изыскивались самые разнообразные способы. В ход шло все, вплоть до торговли должностями и порчи монеты путем обрезания ее по краям. Крестьян разоряла "эпибола" - приписывание к их землям в принудительном порядке соседних пустующих участков с требованием их использовать и платить за новую землю налог. Юстиниан не оставлял в покое и богатых граждан, всячески обирая их. "Юстиниан относительно денег был человек ненасытный и такой охотник до чужого, что все подвластное себе царство отдал на откуп частью правителям, частью сборщикам податей, частью тем людям, которые безо всякой причины любят строить козни другим. У несчетного числа людей богатых под ничтожными предлогами было отнято почти все имущество. Впрочем, Юстиниан не берег денег..." (Евагрий, ). "Не берег" - это значит не стремился к личному обогащению, а употреблял их на благо государства - так, как это "благо" понимал.

Экономические мероприятия императора сводились в основном к полному и жесткому контролю со стороны государства над деятельностью любого производителя или торговца. Немалые выгоды приносила и государственная монополия на производство ряда товаров. В правление Юстиниана у империи появился свой шелк: два несторианских монаха-миссионера, рискуя жизнью, вывезли из Китая в своих полых посохах грены шелковичного червя. Выпуск шелка, став монополией казны, начал давать ей колоссальные доходы.

Громадное количество денег поглощало и обширнейшее строительство. Юстиниан I покрыл сетью обновленных и вновь построенных городов и укрепленных пунктов как европейскую, так азиатскую и африканскую части империи. Были восстановлены, например, разрушенные в ходе войн с Хосро-вом города Дара, Амида, Антиохия, Феодосиополь и обветшавшие греческие Фермопилы и дунайский Никополь. Карфаген, окруженный новыми стенами, был переименован в Юстиниану Вторую (Первой стал Таурисий), а таким же образом отстроенный североафриканский город Бана - в Феодориду. По велению императора возводились новые крепости в Азии - в Финикии, Вифинии, Каппадокии. От набегов славян вдоль берега Дуная была сооружена мощная оборонительная линия.

Список городов и крепостей, так или иначе затронутых строительством Юстиниана Великого, огромен. Ни один византийский властитель ни до него, ни после строительной деятельности таких объемов не вел. Современников и потомков поражали не только размах военных сооружений, но и великолепные дворцы и храмы, оставшиеся от времен Юстиниана везде - от Италии до сирийской Пальмиры. И среди них, конечно же, сказочным шедевром выделяется сохранившийся до наших дней храм святой Софии в Константинополе (Истанболская мечеть Айя-София, с 30-х гг. XX в. - музей).

Когда в 532 г. во время городского восстания сгорела церковь св. Софии, Юстиниан решил соорудить храм, который превосходил бы все известные образцы. В течение пяти лет несколько тысяч рабочих, которыми руководили Анфимий из Тралл, "в искусстве так называемой механики и строительства самый знаменитый не только из числа своих современников, но и даже из тех, кто жил задолго до него", и Исидор из Милета, "во всех отношениях человек знающий" (Пр.Кес., ), под непосредственным наблюдением самого августа, заложившего в основание постройки первый камень, возвели восхищающее до сих пор здание. Достаточно сказать, что купол большего диаметра (у св. Софии - 31,4 м) был сооружен в Европе лишь девять веков спустя. Мудрость архитекторов и аккуратность строителей позволили гигантскому зданию более четырнадцати с половиной веков простоять в сейсмически активной зоне.

Не только смелостью технических решений, но и невиданной по красоте и богатству внутренней отделкой главный храм империи поражал всех видевших его. После освящения собора Юстиниан обошел его и воскликнул: "Слава Богу, признавшему меня достойным для свершения такого чуда. Я победил тебя, о Соломон!" . Император в ходе работ сам дал несколько ценных в инженерном отношении советов, хотя никогда не занимался архитектурой.

Отдав дань Богу, Юстиниан сделал то же самое в отношении монарха и народа, с великолепием отстроив дворец и ипподром.

Реализуя свои обширные планы возрождения былого величия Рима, Юстиниан не смог обойтись без наведения порядка в делах законодательных. За время, прошедшее после выхода в свет "Кодекса Феодосия", появилась масса новых, часто противоречивших друг другу императорских и преторских эдиктов, и вообще, к середине VI в. старое римское право, утеряв былую стройность, превратилось в запутанное нагромождение плодов юридической мысли, предоставлявшее искусному толкователю возможность вести судебные процессы в ту или иную сторону, в зависимости от выгоды. В силу этих причин василевс распорядился провести колоссальную работу по упорядочению огромного количества указов правителей и всего наследия античной юриспруденции. В 528 - 529 гг. комиссия из десяти правоведов во главе с юристами Трибонианом и Феофилом кодифицировала указы императоров от Адриана до Юстиниана в двенадцати книгах "Кодекса Юстиниана", дошедшего до нас в исправленном издании 534 г. Не вошедшие в этот кодекс постановления были объявлены утратившими силу. С 530 г. новая комиссия из 16 человек, возглавляемая тем же Трибонианом, занялась составлением юридического канона по обширнейшему материалу всего римского законоведения. Так к 533 г. появились пятьдесят книг "Дигест". В дополнение к ним были изданы "Институции" - подобие учебника для правоведов. Эти сочинения, а также вышедшие в период с 534 г. до смерти Юстиниана 154 императорских указа (новелл) составляют Corpus Juris Civilis 3) - "Свод гражданского права", не только основу всего византийского и западноевропейского средневекового права, но и ценнейший исторический источник. По окончании деятельности упомянутых комиссий Юстиниан официально запретил всю законотворческую и критическую деятельность юристов. Разрешались лишь переводы "Корпуса" на другие языки (в основном на греческий) и составление кратких извлечений оттуда. Комментировать и толковать законы стало отныне нельзя, а из всего обилия юридических школ осталось в Восточно-римской империи две - в Константинополе и Верите (совр. Бейрут).

Отношение самого исапостола Юстиниана к праву вполне соответствовало его идее о том, что нет ничего выше и святее императорского величества. Высказывания Юстиниана на этот счет говорят сами за себя: "Если какой-либо вопрос покажется сомнительным, пусть о нем доложат императору, дабы он разрешил таковой своей самодержавной властью, которой одной принадлежит право истолкования Закона"; "сами создатели права говорили, что воля монарха имеет силу закона " ; "Бог подчинил императору самые законы, посылая его людям как одушевленный Закон" (Новелла 154, ).

Активная политика Юстиниана затронула и сферу государственного управления. На момент его воцарения Византия делилась на две префектуры - Восток и Иллирик, в которые входили 51 и 13 провинций, управлявшихся в соответствии со введенным Диоклетианом принципом разделения военной, судебной и гражданской власти. Во время Юстиниана некоторые провинции были слиты в более крупные, в которых все службы, в отличие от провинций старого типа, возглавлял один человек - дука (дукс). Особенно это касалось удаленных от Константинополя территорий, таких как Италия и Африка, где несколькими десятилетиями позже были образованы экзархаты. В тщании улучшить структуры власти Юстиниан неоднократно проводил "чистки" аппарата, пытаясь бороться со злоупотреблениями чиновников и казнокрадством. Но борьба эта всякий раз проигрывалась императором: колоссальные суммы, взимавшиеся сверх налогов правителями, оседали в их собственных сокровищницах. Процветало взяточничество, несмотря на принятые против него суровые законы. Влияние сената Юстиниан (особенно в первые годы правления) свел практически к нулю, превратив его в орган послушного утверждения приказов императора.

В 541 г. Юстиниан упразднил консулат в Константинополе, объявив себя пожизненным консулом, а заодно и прекратил дорогостоящие консульские игры (на них уходило одного только казенного золота 200 либр ежегодно).

Столь энергичная деятельность императора, захватившая все население страны и потребовавшая непомерных затрат, вызывала недовольство не только нищавшего народа, но и не желавшей утруждать себя аристократии, для которой незнатный Юстиниан был выскочкой на троне, а его беспокойные идеи слишком дорого стоили. Недовольство это реализовывалось в мятежах и заговорах. В 548 г. был раскрыт заговор некоего Артавана, а в 562 г. столичные богачи ("менялы") Маркелл, Вита и другие решили зарезать престарелого василевса во время аудиенции. Но некий Авлавий выдал товарищей, и, когда Маркелл с кинжалом под одеждой входил во дворец, стража схватила его. Маркеллу удалось заколоть себя, однако остальных заговорщиков задержали, и те под пытками объявили организатором покушения Велисария. Клевета подействовала, Веписарий попал в немилость, но казнить столь заслуженного человека по малопроверенным обвинениям Юстиниан не осмелился.

Не всегда спокойно было и среди солдат. При всей своей воинственности и опытности в ратном деле федераты никогда не отличались дисциплинированностью. Объединенные в племенные союзы, они, буйные и невоздержанные, нередко возмущались против командования, и управление такой армией требовало немалых талантов.

В 536 г., после отъезда Велисария в Италию, некоторые африканские части, возмущенные решением Юстиниана присоединить все земли вандалов к фиску (а не раздать их солдатам, на что те рассчитывали), восстали, провозгласив командующим простого воина Стопу, "человека отважного и предприимчивого" (Феоф., ). Почти вся армия поддержала его, и Стоца осадил Карфаген, где за ветхими стенами заперлись немногочисленные верные императору войска. Военачальник евнух Соломон вместе с будущим историком Прокопием бежали морем в Сиракузы, к Велисарию. Тот, узнав о случившемся, немедленно сел на корабль и приплыл в Карфаген. Напуганные известием о прибытии своего бьшшего командира, воины Стоцы отступили от стен города. Но стоило только Велисарию покинуть африканский берег, как восставшие возобновили боевые действия. Стоца принимал в свою армию рабов, бежавших от владельцев, и уцелевших от разгрома солдат Гелимера. Назначенный в Африку Герман силой золота и оружия подавил мятеж, но Стоца со многими сторонниками скрылся в Мавритании и еще долго тревожил африканские владения Юстиниана, пока в 545 г. не был убит в бою. Лишь к 548 г. Африка была усмирена окончательно.

Почти всю италийскую кампанию армия, снабжение которой организовывалось из рук вон плохо, выражала недовольство и время от времени или наотрез отказьшалась сражаться или открыто угрожала перейти на сторону неприятеля.

Не утихали и народные движения. Огнем и мечом утверждавшееся на территории державы православие вызывало религиозные бунты на окраинах. Египетские монофиситы постоянно держали под угрозой срыва поставки хлеба в столицу, и Юстиниан приказал выстроить специальную крепость в Египте для охраны собранного в государственную житницу зерна. С крайней жестокостью подавлялись выступления иноверцев - иудеев (529) и самаритян (556).

Кровопролитными были и многочисленные побоища между соперничавшими цирковыми партиями Константинополя, в основном венетов и праси-нов (наиболее крупные - в 547, 549, 550, 559,562, 563 гг.). Хотя спортивные разногласия зачастую бывали лишь проявлением более глубоких факторов, прежде всего недовольства существующими порядками (к димам разных цветов принадлежали различные социальные группы населения), немалую роль играли и низменные страсти, а потому Прокопий Кесарийский об этих партиях говорит с нескрываемым презрением: "Издревле жители в каждом городе разделились на венетов и прасинов, но с недавнего времени за эти имена и за места, на которых сидят во время зрелищ, стали расточать деньги и подвергать себя жесточайшим телесным наказаниям и даже постыдной смерти. Они заводят драки со своими противниками, сами не ведая, за что подвергают себя опасности, и быв, напротив того, уверены, что, одержав над ними верх в этих драках, они не могут ожидать больше ничего, как заключения в темницы, казни и гибели. Вражда к противникам возникает у них без причины и остается навеки; не уважаются ни родство, ни свойство, ни узы дружбы. Даже родные братья, приставшие к одному из этих цветов, бьшают в раздоре между собою. Им нужды нет ни до Божьих, ни до человеческих дел, лишь бы обмануть противников. Им нужды нет до того, что которая либо сторона окажется нечестивой перед Богом, что законы и гражданское общество оскорбляются людьми своими или их противниками, ибо даже в то самое время, когда они нуждаются,может быть,в самом необходимом, когда отечество оскорблено в самом существенном, они нимало о том не беспокоятся, лишь бы им было хорошо. Стороною они называют своих сообщников... Не могу я иначе назвать это, как душевной болезнью" .

Именно со схваток враждующих димов началось крупнейшее в истории Константинополя восстание "Ника". В начале января 532 г. во время игр на ипподроме прасины стали жаловаться на венетов (чья партия пользовалась большей благосклонностью двора и особенно императрицы) и на притеснения со стороны императорского чиновника спафария Калоподия. В ответ "голубые" стали угрожать "зеленым" и жаловаться императору. Юстиниан оставил все претензии без внимания, "зеленые" с оскорбительными выкриками покинули зрелища. Обстановка накалилась, и произошли стычки враждующих группировок. На следующий день эпарх столицы Евдемон распорядился повесить нескольких осужденных за участие в буйстве. Так случилось, что двое - один венет, другой прасин - дважды сорвались с виселицы и остались живы. Когда же палач стал надевать на них петлю еще раз, усмотревшая в спасении осужденных чудо толпа отбила их. Через три дня, 13 января, народ во время ристаний стал требовать от императора помилования "спасенных Богом". Полученный отказ вызвал бурю негодования. Люди повалили с ипподрома, круша все на своем пути. Дворец эпарха был сожжен, стражников и ненавистных чиновников убивали прямо на улицах. Восставшие, оставив в стороне разногласия цирковых партий, объединились и потребовали отставки прасина Иоанна Каппадокийца и венетов Трибониана и Евдемона. 14 января город сделался неуправляем, мятежники выбили дворцовые решетки, Юстиниан сместил Иоанна, Евдемона и Трибониана, но народ не успокаивался. Люди продолжали скандировать прозвучавшие накануне лозунги: "Лучше бы не родился Савватий, не породил бы он сына-убийцу" и даже "Другого василевса ромеям!" Варварская дружина Велисария попыталась оттеснить бушующие толпы от дворца, и в образовавшейся свалке пострадали клирики храма св. Софии, со священными предметами в руках уговаривавшие граждан разойтись. Случившееся вызвало новый приступ ярости, с крыш домов в солдат полетели камни, и Велисарий отступил. Заполыхало здание сената и прилегавшие к дворцу улицы. Пожар свирепствовал три дня, сгорели сенат, церковь св.Софии, подступы к дворцовой площади Августеон и даже больница св.Самсона вместе с находившимися в ней больными. Лидий писал: "Город представлял собой кучу чернеющих холмов, как на Липари или около Везувия, он был наполнен дымом и золою, всюду распространившийся запах гари делал его необитаемым и весь его вид внушал зрителю ужас, смешанный с жалостью" . Везде царила атмосфера насилия и погромов, на улицах валялись трупы. Многие жители в панике переправились на другой берег Босфора. 17 января к Юстиниану явился племянник императора Анастасия Ипатий, уверяя василевса в своей непричастности к заговору, так как бунтовщики уже выкрикивали Ипатия императором. Однако Юстиниан не поверил ему и прогнал из дворца. Утром 18-го сам автократор вышел с Евангелием в руках на ипподром, уговаривая жителей прекратить беспорядки и открыто сожалея о том, что сразу не прислушался к требованиям народа. Часть собравшихся встретила его воплями: "Ты лжешь! Ты даешь ложную клятву, осел!" . По трибунам пронесся клич сделать императором Ипатия. Юстиниан покинул ипподром, а Ипатия, несмотря на его отчаянное сопротивление и слезы жены, выволокли из дома и одели в захваченные царские одежды. Две сотни вооруженных прасинов явились, чтобы по первому требованию пробить ему дорогу во дворец, к мятежу примкнула значительная часть сенаторов. Городская стража, охранявшая ипподром, отказалась подчиниться Велисарию и впустить его солдат. Терзаемый страхом Юстиниан собрал во дворце совет из оставшихся с ним придворных. Император уже склонялся к бегству, но Феодора, в отличие от супруга сохранившая мужество, отвергла этот план и вынудила императора действовать. Его евнух Нарсес сумел подкупить некоторых влиятельных "голубых" и отклонить часть этой партии от дальнейшего участия в восстании. Вскоре, с трудом пробравшись в обход через сгоревшую часть города, с северо-запада на ипподром (где слушал славословия в свою честь Ипатий) ворвался отряд Велисария, и по приказу своего начальника воины начали пускать стрелы в толпу и разит

ь направо и налево мечами. Огромная, но неорганизованная масса людей смешалась, и тут сквозь цирковые "ворота мертвых" (когда-то через них выносили с арены тела убитых гладиаторов) на арену пробились солдаты трехтысячного варварского отряда Мунда. Началась страшная резня, после которой на трибунах и арене осталось около тридцати тысяч (!) мертвых тел. Ипатий и брат его Помпеи были схвачены и по настоянию императрицы обезглавлены, наказанию подверглись и примкнувшие к ним сенаторы. Восстание "Ника" завершилось. Неслыханная жестокость, с которой оно было подавлено, надолго устрашила ромеев. Вскоре император восстановил на прежних постах смещенных в январе царедворцев, не встречая никакого сопротивления.

Лишь в последние годы правления Юстиниана недовольство народа вновь стало проявляться открыто. В 556 г. на ристаниях, посвященных дню основания Константинополя (11 мая), жители кричали императору: "Василевс, [дай из]обилие городу!" (Феоф., ). Дело было при персидских послах, и Юстиниан, рассвирепев, приказал многих казнить. В сентябре 560 г. по столице пронесся слух о смерти недавно заболевшего императора. Город охватила анархия, шайки разбойников и присоединившихся к ним горожан громили и поджигали дома и хлебные лавки. Беспорядки утихомирила лишь сообразительность эпарха: он незамедлительно распорядился вывешивать на самых видных местах бюллетени о состоянии здоровья василевса и устроил праздничную иллюминацию. В 563 г. толпа забросала камнями вновь назначенного городского эпарха, в 565 г. в квартале Мезенциол пра-сины два дня сражались с солдатами и экскувитами, было много убитых.

Юстиниан продолжил начатую при Юстине линию на доминирование православия во всех сферах общественной жизни, всячески преследуя инакомыслящих. В самом начале правления, ок. 529 г. он обнародовал указ о запрещении брать на государственную службу "еретиков" и частичном поражении в правах приверженцев неофициальной церкви. "Справедливо, - писал император, - лишать земных благ того, кто неправильно поклоняется Богу" . Что же касалось нехристиан, то в их отношении Юстиниан высказывался еще более сурово: "Язычников не должно быть на земле!" .

В 529 г. была закрыта Платоновская Академия в Афинах, а ее преподаватели бежали в Персию, ища расположения царевича Хосрова, известного ученостью и любовью к античной философии 9).

Единственное еретическое направление христианства, не подвергавшееся особо гонениям, было монофиситское - отчасти из-за покровительства Фео-доры, да и сан василевс прекрасно понимал опасность преследования такого большого числа граждан, и без того державших двор в постоянном ожидании бунта. Созванный в 553 г. в Константинополе V Вселенский собор (всего при Юстиниане церковных соборов было еще два - поместные в 536 и 543 гг.) пошел на некоторые уступки монофиситам. Этот собор подтвердил сделанное в 543 г. осуждение учения известного христианского богослова Оригена как еретического.

Считая церковь и империю едиными, Рим - своим городом, а себя - высшим авторитетом, Юстиниан легко признал главенство пап (которых он мог ставить по своему усмотрению) над константинопольскими патриархами.

Сам император смолоду тяготел к богословским спорам, а в старости это стало его основным увлечением. В делах веры его отличала щепетильность: Иоанн Ниусский, например, сообщает, что когда Юстиниану предложили использовать против Хосрова Ануширвана некоего мага и колдуна, василевс отверг его услуги, с негодованием воскликнув: "Я, Юстиниан, христианский император, буду торжествовать с помощью демонов?!" . Провинившихся церковников он карал нещадно: например, в 527 г. уличенных в мужеложстве двух епископов по его приказу водили по городу с отрезанными половыми органами в качестве напоминания священникам о необходимости благочестия.

Юстиниан всю свою жизнь воплощал на земле идеал: единый и великий Бог, единая и великая церковь, единая и великая держава, единый и великий правитель. За достижение этого единства и величия было заплачено неимоверным напряжением сил государства, обнищанием народа и сотнями тысяч жертв. Римская империя возродилась, но этот колосс стоял на глиняных ногах. Уже первый преемник Юстиниана Великого, Юстин II, в одной из новелл сокрушался, что нашел страну в состоянии ужасающем.

В последние же годы жизни император увлекся теологией и все меньше и меньше обращался к делам государства, предпочитая проводить время во дворце, в спорах с иерархами церкви или даже невежественными простыми монахами. По словам поэта Кориппа, "старец-император уже ни о чем не заботился; как бы уже окоченелый, он весь погружался в ожидание вечной жизни. Дух его был уже на небе" .

Летом 565 г. Юстиниан разослал для обсуждения по епархиям догмат о нетленности тела Христова, но результатов уже не дождался - между 11 и 14 ноября Юстиниан Великий умер, "после того, как наполнил мир ропотом и смутами" (Еваг., ). По словам Агафия Миринейского, он "первый, так сказать, среди всех царствовавших [в Византии. - С.Д.] показал себя не на словах, а на деле римским императором" 10).

Запад Римской империи, захваченный германцами, поделившими его на варварские королевства, лежал в руинах. Там сохранились лишь островки и осколки эллинистической цивилизации, к тому времени уже преображенной светом Евангелия. У германских королей - кафолических, арианских, языческих - оставался еще пиетет перед римским именем, но центром притяжения для них был уже не полуразрушенный, опустошенный и обезлюдевший город на Тибре, а Новый Рим, созданный творческим актом святого Константина на европейском берегу Босфора, культурное превосходство которого над городами Запада было бесспорной очевидностью.

Исконно латиноязычные, а также латинизированные жители германских королевств усваивали себе этнонимы своих завоевателей и господ - готов, франков, бургундов, в то время как римское имя давно стало привычным для былых эллинов, уступивших свой исконный, питавший в прошлом их национальную гордыню этноним малочисленным на востоке империи язычникам. Парадоксальным образом впоследствии у нас на Руси, по крайней мере, в писаниях ученых монахов, «еллинами» именуются язычники любого происхождения, хотя бы и самоеды. Римлянами, или, по-гречески, ромеями, называли себя и выходцы из иных народов - армяне, сирийцы, копты, если они были христианами и гражданами империи, которая отождествлялась в их сознании с ойкуменой - Вселенной, не потому, конечно, что они воображали на ее границах край света, а потому, что мир, лежащий за этими границами, лишен был в их сознании полноценности и самоценности и в этом смысле принадлежал кромешной тьме - меону, нуждаясь в просвещении и приобщении благам христианской римской цивилизации, нуждаясь в интеграции в подлинную ойкумену, или, что то же, в Римскую империю. С этих пор новокрещеные народы, независимо от своего реального политического статуса, уже в силу самого факта крещения считались включенными в имперское тело, а их правители из варварских суверенов становились племенными архонтами, чьи полномочия проистекают от императоров, на службу которым они, по крайней мере символически, поступали, удостаиваясь в качестве вознаграждения чинов из дворцовой номенклатуры.

В Западной Европе эпоха от VI до IX столетия - это темные века, а Восток империи переживал в этот период, несмотря на кризисы, внешние угрозы и территориальные утраты, блистательный расцвет, отблески которого отбрасывались и на запад, потому только и не опрокинутый в результате варварского завоевания в материнское лоно доисторического бытия, как это произошло в свое время с микенской цивилизацией, разрушенной вторгшимися в ее пределы выходцами из Македонии и Эпира, условно названными дорийцами. Дорийцы христианской эры - германские варвары - стояли не выше древних завоевателей Ахайи по уровню своего культурного развития, но, оказавшись в пределах империи и обратив завоеванные провинции в руины, они попали в поле притяжения выдержавшей удары людских стихий сказочно богатой и прекрасной мировой столицы - Нового Рима и научились ценить узы, которые привязывали их народы к нему.

Эпоха закончилась усвоением франкскому королю Карлу императорского титула, а более точно и определенно - срывом попыток уладить отношения между новопровозглашенным императором и преемственным императором - святой Ириной - так, чтобы империя осталась единой и неделимой при наличии у нее двух правителей с одинаковым титулом, как это многократно бывало в прошлом. Провал переговоров привел к образованию отдельной империи на Западе, что, с точки зрения политических и юридических традиций, явилось актом узурпации. Единство христианской Европы было подорвано, но не разрушено окончательно, ибо народы Востока и Запада Европы оставались еще в течение двух с половиной веков в лоне единой Церкви.

Период, продолжавшийся от VI до рубежа VIII-IX веков, называют ранневизантийским по анахроническому, но еще употреблявшемуся иногда в эти столетия применительно к столице - и никогда к империи и государству - древнему топониму Византий, реанимированному историками нового времени, для которых он стал служить наименованием и государства, и самой цивилизации. В пределах этого периода его самым блестящим отрезком, его акме и апогеем стала эпоха Юстиниана Великого, которая началась с правления его дяди Юстина Старшего и завершилась смутой, приведшей к свержению законного императора Маврикия и приходу к власти узурпатора Фоки. Императоры, правившие после святого Юстиниана до мятежа Фоки, имели прямое или косвенное отношение к династии Юстина.

Правление Юстина Старшего

После смерти Анастасия на верховную власть могли претендовать его племянники магистр Востока Ипатий и консулярии Проб и Помпей, но династический принцип сам по себе ничего не значил в Римской империи без опоры на реальную власть и армию. Племянники, не имея поддержки со стороны экскувитов (лейб-гвардии), на власть, похоже, и не претендовали. Пользовавшийся особым влиянием на покойного императора препозит священной опочивальни (своего рода министр двора) евнух Аманций попытался поставить императором своего племянника и телохранителя Феокрита, для чего он, если верить Евагрию Схоластику, призвав комита экскувитов и сенатора Юстина, «передал ему великие богатства, приказав распределить их среди людей, особенно полезных и способных (помочь) Феокриту облечься пурпурной одеждой. Подкупив этими богатствами то ли народ, то ли так называемых экскувитов… (Юстин сам) захватил власть» . По версии Иоанна Малалы, Юстин добросовестно выполнил поручение Аманция и раздал деньги подчиненным ему экскувитам, чтобы те поддержали кандидатуру Феокрита, а «войско и народ, взяв (деньги), не пожелали сделать царем Феокрита, но по воле Бога сделали царем Юстина» .

По еще одной и вполне убедительной версии, которая, впрочем, не противоречит сведениям о раздаче подарков в пользу Феокрита, вначале у традиционно соперничающих гвардейских частей (технология власти в империи предусматривала систему противовесов) - экскувитов и схол - были разные кандидаты на верховную власть. Экскувиты подняли на щит трибуна Иоанна - соратника Юстина, который вскоре после аккламации своего начальника императором стал клириком и был поставлен митрополитом Гераклеи, а схолы провозгласили императором магистра militum praesentalis (армии, расквартированной в столице) Патрикия. Возникшая таким образом угроза гражданской войны была предотвращена решением сената поставить императором пожилого и популярного военачальника Юстина, незадолго до смерти Анастасия разгромившего мятежные войска узурпатора Виталиана. Экскувиты одобрили этот выбор, с ним согласились и схолы, и народ, собравшийся на ипподроме, приветствовал Юстина.

10 июля 518 года Юстин взошел на ложу ипподрома вместе с патриархом Иоанном II и высшими сановниками. Затем он встал на щит, кампидуктор Годила возложил на его шею золотую цепь - гривну. Щит был поднят под приветственные аккламации воинов и народа. Знамена взмыли вверх. Единственной новацией, по наблюдению Ж. Дагрона, было то обстоятельство, что новопровозглашенный император после аккламации «не возвратился в триклиний ложи, дабы принять инсигнии», но солдаты выстроились «черепахой», чтобы скрыть его «от любопытных глаз», пока «патриарх возлагал венец на его главу» и «облачал его в хламиду» . Затем глашатай от имени императора огласил приветственное обращение к войскам и народу, в котором он призывал на помощь в своем служении народу и государству Божественный Промысл. Каждому воину было обещано по 5 золотых монет и по фунту серебра в подарок.

Словесный портрет нового императора имеется в «Хронике» Иоанна Малалы: «Он был невысокого роста, широкогрудый, с седыми кудрявыми волосами, с красивым носом, румяный, благообразный». К описанию внешнего вида императора историк добавляет: «опытный в военных делах, честолюбивый, но безграмотный» .

В ту пору Юстин приблизился уже к 70-летнему рубежу - по тем временам это был возраст глубокой старости. Он родился около 450 года в крестьянской семье в деревне Бедериане (располагавшейся близ современного сербского города Лесковаца). В таком случае он, а значит и его более знаменитый племянник Юстиниан Великий, происходит из той же Внутренней Дакии, что и святой Константин, родившийся в Наиссе. Некоторые историки родину Юстина находят на юге современного Македонского государства - около Битолы. Как древние, так и современные авторы по-разному обозначают этническое происхождение династии: Прокопий называет Юстина иллирийцем , а Евагрий и Иоанн Малала - фракийцем . Версия фракийского происхождения новой династии представляется менее убедительной. Несмотря на название провинции, где Юстин появился на свет, Внутренняя Дакия подлинной Дакией не была. После эвакуации римских легионов из настоящей Дакии ее наименование было перенесено на провинцию, к ней примыкающую, куда в свое время и были передислоцированы легионы, оставившие завоеванную Траяном Дакию, а в ее населении преобладал не фракийский, но иллирийский элемент. К тому же в пределах Римской империи к середине I тысячелетия процесс романизации и эллинизации фракийцев уже завершился или завершался, в то время как один из иллирийских народов - албанцы - благополучно сохранился до наших дней. А. Васильев определенно считает Юстина иллирийцем ; в той или иной мере он был, конечно, романизованным иллирийцем. Притом что его родным языком был язык предков, он, подобно своим односельчанам и всем вообще жителям Внутренней Дакии, а также соседней Дардании, худо-бедно знал и латынь. В любом случае, Юстин должен был овладеть ею на воинской службе.

В течение долгого времени всерьез рассматривалась версия о славянском происхождении Юстина и Юстиниана. В начале XVII века ватиканским библиотекарем Алеманном была напечатана биография Юстиниана, приписанная некоему аббату Феофилу, названному его наставником. И в этой биографии Юстиниану усвоено имя «Управда». В этом имени легко угадывается славянский перевод латинского имени императора. Просачивание славян через имперскую границу в центральную часть Балкан в V веке имело место, хотя в ту пору оно не носило массового характера и не представлялось еще серьезной опасностью. Поэтому версия о славянском происхождении династии не отвергалась с порога. Но, как пишет А.А. Васильев, «рукопись, которой пользовался Алеманн, была найдена и исследована в конце XIX века (1883) английским ученым Брайсом, который показал, что данная рукопись, будучи составлена в начале XVII века, носит легендарный характер и исторической ценности не имеет» .

В правление императора Льва Юстин вместе со своими односельчанами Зимархом и Дитивистом, чтобы избавиться от нужды, отправился на военную службу. «Они пешком добрались до Византия, неся за плечами козьи тулупы, в которых у них по прибытии в город не находилось ничего, кроме прихваченных из дома сухарей. Занесенные в солдатские списки, они были отобраны василевсом в придворную стражу, ибо отличались прекрасным телосложением» . Императорская карьера нищего крестьянина, фантастически немыслимая в средневековой Западной Европе, представляла собой явление заурядное и даже типичное для поздней Римской и Ромейской империи, подобно тому как схожие метаморфозы не раз повторялись в истории Китая.

Состоя на службе в гвардии, Юстин обзавелся наложницей, взятой им потом в жены, - Лупициной, бывшей рабыней, которую он выкупил у ее господина и сожителя. Став императрицей, Лупицина переменила свое простонародное имя на аристократическое. По язвительному замечанию Прокопия, «во дворце она появилась не под собственным именем (слишком уже оно было смешное), но стала именоваться Евфимией» .

Обладая храбростью, здравым смыслом, исполнительностью, Юстин сделал успешную воинскую карьеру, дослужившись до офицерского, а затем и генеральского чина. На служебном поприще у него случались и срывы. Один из них сохранился в анналах, поскольку после возвышения Юстина получил в народе провиденциальное истолкование. Рассказ об этом эпизоде включен Прокопием в его «Тайную историю». Во время подавления мятежа исавров в правление Анастасия Юстин находился в действующей армии, которой командовал Иоанн по прозвищу Кирт - «Горбатый». И вот за неизвестно какую провинность Иоанн арестовал Юстина, чтобы «предать его смерти на следующий день, но совершить это помешало ему… видение… Во сне к нему явился некто громадного роста… И это видение приказало ему освободить мужа, которого он… вверг в узилище» . Иоанн вначале не придал значения сну, но сонное видение повторилось в следующую ночь и затем еще в третий раз; явившийся в видении муж грозил Кирту «уготовить ему страшную участь, если он не выполнит приказанного, и добавил при этом, что впоследствии… ему чрезвычайно понадобятся этот человек и его родня. Так довелось тогда Юстину остаться в живых», - резюмирует свой анекдот, основанный, возможно, на рассказе самого Кирта, Прокопий.

Аноним Валезия рассказывает еще одну историю, которая, согласно народной молве, предвещала Юстину, когда он уже был одним из приближенных к Анастасию сановников, верховную власть. Достигнув глубокой старости, Анастасий раздумывал о том, кто из племянников должен стать его преемником. И вот однажды, чтобы угадать волю Божию, он пригласил всех троих в свои покои и после ужина оставил их ночевать во дворце. «В изголовье одного ложа он повелел положить царский (знак), и по тому, кто из них выберет это ложе для отдыха, он сможет определить, кому отдать впоследствии власть. Один из них возлег на одно ложе, двое же других из братской любви легли вместе на втором ложе. И… ложе, где был спрятан царский знак, оказалось незанятым. Когда он увидел это, поразмыслив, он решил, что никто из них не будет править, и начал молить Бога, чтобы Он послал ему откровение… И однажды ночью увидел он во сне человека, который сказал ему: “Первый, о ком тебе будет сообщено завтра в покоях, и примет после тебя власть”. Так случилось, что Юстин… как только прибыл, был направлен к императору, и о нем первом доложил… препозит» . Анастасий, по словам Анонима, «вознес благодарность Богу за то, что указал ему достойного наследника», и все же по-человечески Анастасий был огорчен случившимся: «Однажды во время царского выхода Юстин, спеша выразить почтение, хотел обойти императора сбоку и невольно наступил на его хламиду. На это император лишь сказал ему: “Куда ты спешишь?”» .

В восхождении по служебной лестнице Юстину не помешала его малограмотность, а по, вероятно, преувеличенной аттестации Прокопия, - неграмотность. Автор «Тайной истории» писал, что, и став императором, Юстин затруднялся поставить подпись под издаваемыми эдиктами и конституциями, и чтобы он все-таки мог это сделать, была изготовлена «небольшая гладкая дощечка», на которой был прорезан «контур четырех букв, означающих на латинском языке “Прочитано” (Legi. - прот. В.Ц. ); обмакнув перо в окрашенные чернила, какими обычно пишут василевсы, они вручали его этому василевсу. Затем, положив упомянутую дощечку на документ и взяв руку василевса, они обводили пером контур этих четырех букв» . При высокой степени варваризации армии во главе нее ставились не раз неграмотные военачальники. Это вовсе не значит, что они были бездарными генералами, напротив - в иных случаях малограмотные и неграмотные генералы оказывались выдающимися полководцами. Обращаясь к иным временам и народам, можно указать на то, что и Карл Великий, хотя он любил читать и высоко ценил классическое образование, писать не умел. Юстин, прославившийся при Анастасии успешным участием в войне с Ираном и потом, незадолго до своего восхождения на вершину власти, подавлением мятежа Виталиана в решающем морском сражении у стен столицы, был, по меньшей мере, способным военачальником и рассудительным администратором и политиком, о чем красноречиво говорит народная молва: Анастасий благодарил Бога, когда ему было открыто, что именно он станет его преемником, и поэтому Юстин не заслуживает презрительных характеристик Прокопия: «Был он совсем прост (едва ли так, наверно, лишь по видимости, по манерам. - прот. В.Ц. ), не умел складно говорить и вообще был очень мужиковат»; и даже: «Был он на редкость слабоумен и поистине подобен вьючному ослу, способному лишь следовать за тем, кто тянет его за узду, да то и дело трясти ушами» . Смысл этой бранной филиппики в том, что Юстин не был самостоятельным правителем, что им манипулировали. Таким зловещим, в представлении Прокопия, манипулятором, своего рода «серым кардиналом», оказался племянник императора Юстиниан.

Он действительно превосходил дядю и способностями, и тем более образованием и охотно помогал ему в делах государственного правления, пользуясь с его стороны совершенным доверием. Другим помощником императора был выдающийся юрист Прокл, с 522 по 526 год занимавший должность квестора священного двора и возглавлявший императорскую канцелярию.

Первые дни правления Юстина проходили бурно. Препозит священной опочивальни Аманций и его племянник Феокрит, которого тот прочил в наследники Анастасия, не смирившись с досадным поражением, с провалом своей интриги, «задумали, - по словам Феофана Исповедника, - произвести возмущение, но поплатились жизнью» . Обстоятельства заговора неизвестны. Прокопий представил казнь заговорщиков в ином виде, неблагоприятном для Юстина и особенно Юстиниана, которого он считает главным виновником происшедшего: «Не прошло и десяти дней по достижении им власти (имеется в виду провозглашение императором Юстина. - прот. В.Ц ), как он убил вместе с некоторыми другими главу придворных евнухов Амантия без какой-либо причины, разве лишь за то, что тот сказал необдуманное слово архиерею города Иоанну» . Упоминание патриарха Константинопольского Иоанна II проливает свет на возможную пружину заговора. Дело в том, что Юстин и его племянник Юстиниан, в отличие от Анастасия, были приверженцами , и их тяготил разрыв евхаристического общения с Римом. Преодоление раскола, восстановление церковного единства Запада и Востока они считали главной целью своей политики, тем более что Юстиниану Великому за достижением этой цели виделась перспектива восстановления Римской империи в ее былой полноте. Их единомышленником был новопоставленный предстоятель столичной Церкви Иоанн. Похоже, что в своей отчаянной попытке переиграть уже сыгранную партию, устранив Юстина, препозит священной опочивальни хотел опереться на тех сановников, которые, как и покойный император, тяготели к монофизитству и кого мало беспокоил разрыв канонического общения с Римской кафедрой. По словам монофизита Иоанна Никиусского, который именует императора не иначе как Юстином Жестоким, он после прихода к власти «предал смерти всех евнухов, независимо от степени их виновности, так как они не одобрили его восшествия на престол» . Монофизитами, очевидно, были во дворце и другие евнухи, помимо начальствовавшего над ними препозита священной опочивальни.

На приверженцев Православия пытался опереться в своем мятеже против Анастасия Виталиан. И вот в новой ситуации, несмотря на то, что в разгроме мятежника решающую роль сыграл в свое время он сам, Юстин теперь, возможно - по совету племянника, решил приблизить Виталиана к себе. Виталиан был назначен на высшую военную должность командующего армией, расквартированной в столице и ее окрестностях, - magister militum praesentalis - и даже удостоен звания консула на 520 год, которое в ту эпоху обыкновенно носили император, члены императорского дома с титулами августов или цезарей и лишь самые высокопоставленные сановники из лиц, не принадлежащих к числу близких родственников автократора.

Но уже в январе 520 года Виталиан был убит во дворце. При этом ему было нанесено 16 кинжальных ран. У византийских авторов находим три основных версии относительно организаторов его убийства. По одной из них, он был убит по приказу императора, поскольку тому стало известно, что он «замыслил поднять против него мятеж» . Это версия Иоанна Никиусского, в глазах которого Виталиан был особенно одиозен, потому что, приближенный к императору, он настаивал на том, чтобы монофизитскому патриарху Антиохии Севиру был урезан язык за его «проповеди, полные мудрости и обвинений против императора Льва и его порочной веры» , иначе говоря - против православного диафизитского догмата. Прокопий Кесарийский в «Тайной истории», написанной с неистовством одержимого ненавистью к святому Юстиниану, именно его называет виновником смерти Виталиана: самовластно правивший именем своего дяди, Юстиниан вначале «спешно послал за узурпатором Виталианом, предварительно дав тому ручательство в его безопасности», но «вскоре, заподозрив его в том, что он нанес ему оскорбление, он беспричинно убил его во дворце вместе с его близкими, отнюдь не считая препятствием для этого принесенные им ранее столь страшные клятвы» . Большего доверия заслуживает, однако, версия, изложенная значительно позже, но, вероятно, основанная на не сохранившихся документальных источниках. Так, по словам Феофана Исповедника, писателя рубежа VIII-IX веков, Виталиан был «убит коварным образом теми из византийцев, которые гневались на него за истребление столь многих соотечественников их при восстании его против Анастасия» . Повод подозревать Юстиниана в заговоре против Виталиана могло дать то обстоятельство, что после его убийства он занял должность магистра армии, ставшую вакантной, хотя в действительности у племянника императора, несомненно, имелись более прямые и неукоризненные пути к высшим постам в государстве, так что серьезным аргументом это обстоятельство служить не может.

А вот к какому деянию императора его племянник был действительно прикосновенен, так это восстановление евхаристического общения с Римской Церковью, разорванного в правление Зенона в связи с изданием пресловутого «Энотикона», инициатива чего принадлежала патриарху Акакию, так что и сам этот разрыв, продолжавшийся в течение 35 лет, в Риме получил наименование «акакианской схизмы». На Пасху 519 года, после исключительно трудных переговоров, которые вели в Константинополе папские легаты, в столичном храме Святой Софии было совершено богослужение с участием патриарха Иоанна и папских легатов. Юстиниана подвигла к этому шагу не только одинаковая у него с дядей приверженность Халкидонскому оросу, но и забота о том, чтобы устранить препятствия (среди которых одним из самых трудных являлась церковная схизма) для осуществления уже тогда намеченного им грандиозного плана восстановления целостности Римской империи.

От исполнения этого плана правительство отвлекали разные обстоятельства, и среди них - возобновившаяся война на восточной границе. Этой войне предшествовала редко случавшаяся в истории взаимоотношений между Ираном и Римом не только мирная, но и прямо дружественная фаза, установившаяся в первые годы правления Юстина. С конца V века Иран сотрясало противостояние, вызванное учением Маздака, который проповедовал утопические социальные идеи, подобные выросшему на христианской почве хилиазму: о всеобщем равенстве и упразднении частной собственности, включая введение общности жен; он получил массовую поддержку со стороны простого народа и той части военной аристократии, которая тяготилась религиозной монополией зороастрийских магов. Среди энтузиастов маздакизма оказались и лица, принадлежавшие к шахской династии. Проповедь Маздака увлекла и самого шаха Кавада, но позже он разочаровался в этой утопии, усмотрев в ней прямую угрозу для государства, отвернулся от Маздака и начал преследовать и его самого, и его сторонников. Будучи уже стар, шах озаботился тем, чтобы после его смерти престол достался его младшему сыну Хосрову Ануширвану, тесно связанному с кругами ревностных приверженцев традиционного зороастризма, в обход старшего сына Каоса, воспитание которого Кавад в пору своего увлечения маздакизмом вручил ревнителям этого учения, а он, в отличие от переменившего свои взгляды отца, остался по своим убеждениям маздакитом.

Чтобы приобрести дополнительную гарантию передачи власти Хосрову, Кавад решил заручиться поддержкой на случай критического развития событий со стороны Рима и направил Юстину послание, которое в пересказе Прокопия Кесарийского (не в его «Тайной истории», а в заслуживающей большего доверия книге «Война с персами») выглядит так: «То, что мы претерпели со стороны римлян несправедливости, ты и сам знаешь, но все обиды на вас я решил окончательно забыть… Однако за все это я прошу у тебя одной милости, которая… оказалась бы в состоянии дать нам в изобилии все блага мира. Я предлагаю тебе сделать моего Хосрова, который будет преемником моей власти, своим приемным сыном» . Это была идея, зеркально воспроизводящая ситуацию столетней давности, когда по просьбе императора Аркадия шах Йездигерд взял под свою опеку малолетнего преемника Аркадия Феодосия II.

Послание Кавада обрадовало и Юстина, и Юстиниана, не усмотревших в нем подвоха, но квестор священного двора Прокл (на похвалы которому Прокопий не скупится и в истории войн, и в «Тайной истории», где он противопоставляет его другому выдающемуся юристу Трибониану и самому Юстиниану как приверженца существующих законов и противника законодательных реформ) усмотрел в предложении шаха опасность для Римского государства. Обращаясь к Юстину, он сказал: «Я не привык прилагать свою руку к тому, что отдает новшеством… хорошо зная, что стремление к новшествам всегда сопряжено с опасностью… По моему мнению, мы сейчас рассуждаем ни о чем ином, как о том, чтобы под благовидным предлогом передать персам государство римлян… Ибо… это посольство с самого начала имеет целью этого Хосрова, кто бы он ни был, сделать наследником римского василевса… По естественному праву имущество отцов принадлежит их детям» . Проклу удалось убедить Юстина и его племянника в опасности предложения Кавада, но, по его же совету, решено было не отказывать ему в его просьбе прямо, а направить к нему посланников для переговоров о заключении мира - до тех пор действовало лишь перемирие, и вопрос о границах не был улажен. Что же касается усыновления Хосрова Юстином, то послы должны будут заявить, что оно совершится, «как это происходит у варваров», а «варвары производят усыновление не с помощью грамот, а вручением оружия и доспехов» . Многоопытный и чрезмерно осторожный политик Прокл и, как это видно, вполне сочувствующий его недоверчивости хитроумный левантиец Прокопий едва ли были правы в своей подозрительности, и первая реакция на предложение шаха со стороны правителей Рима, по происхождению выходцев из иллирийской сельской глубинки, могла быть более адекватной, но они передумали и последовали совету Прокла.

Для переговоров направлены были племянник покойного императора Анастасия Ипатий и патриций Руфин, которого связывали дружественные отношения с шахом. С иранской стороны в переговорах участвовали высокопоставленные сановники Сеос, или Сиявуш, и Мевод (Махбод). Переговоры велись на границе двух государств. При обсуждении условий мирного договора камнем преткновения оказалась страна лазов, которую в древности называли Колхидой. Со времен императора Льва она была утрачена Римом и находилась в сфере влияния Ирана. Но незадолго до этих переговоров, после смерти царя лазов Дамназа, его сын Цаф не захотел обращаться к шаху с просьбой о предоставлении ему царского титула; вместо этого он в 523 году отправился в Константинополь, принял там крещение и стал вассалом Римского государства. На переговорах посланцы Ирана требовали возвращения Лазики под верховную власть шаха, но это требование было отвергнуто как оскорбительное. В свою очередь иранская сторона сочла «нестерпимой обидой» предложение совершить усыновление Хосрова Юстином по обряду варварских народов. Переговоры зашли в тупик, ни о чем договориться не удалось.

Ответом на срыв переговоров со стороны Кавада стали репрессии против близко родственных лазам иверов, которые, по характеристике Прокопия, «христиане и лучше всех известных нам народов хранят уставы этой веры, но издревле… находятся в подчинении у персидского царя. Каваду же вздумалось насильственно обратить их в свою веру. Он потребовал от их царя Гургена, чтобы он выполнял все те обряды, которых придерживаются персы, и, помимо прочего, ни в коем случае не предавать земле умерших, но всех их бросать на съедение птицам и псам» . Царь Гурген, или, по-другому, Бакур, обратился за помощью к Юстину, и тот направил племянника императора Анастасия патриция Прова в Боспор Киммерийский, чтобы правитель этого государства за денежное вознаграждение направил свои войска против персов на помощь Гургену. Но миссия Прова не принесла результатов. Правитель Боспора в помощи отказал, и персидская армия оккупировала Грузию. Гурген вместе со своей семьей и грузинской знатью бежал в Лазику, где они продолжили сопротивление вторгшимся теперь уже в Лазику персам.

Рим начал войну с Ираном. В стране лазов, в мощной крепости Петра, расположенной у современного поселка Цихисдзири, между Батумом и Кобулети, был размещен римский гарнизон, но основным театром боевых действий стал привычный для войн римлян с персами регион - Армения и Месопотамия. В Персоармению вошла римская армия под командованием юных полководцев Ситты и Велисария, которые имели звания копьеносцев Юстиниана, а против месопотамского города Нисибиса двинулись войска во главе с магистром армии Востока Ливеларием. Ситта и Велисарий действовали успешно, они разорили страну, в которую вошли их армии, и, «захватив в плен множество армян, удалились в свои пределы» . Но вторичное вторжение римлян в Персоармению под командованием тех же военачальников оказалось неудачным: они потерпели поражение от армян, предводителями которых были два брата из знатного рода Камсараканов - Нарсес и Аратий. Правда, вскоре после этой победы оба брата изменили шаху и перешли на сторону Рима. Между тем армия Ливелария во время похода несла основные потери не от противника, но из-за изнурительной жары и в конце концов вынуждена была отступить.

В 527 году Юстин сместил незадачливого военачальника, назначив вместо него магистром армии Востока племянника Анастасия Ипатия, а дуксом Месопотамии - Велисария, на которого и было возложено командование войсками, отступившими от Нисибиса и расквартированными в Даре. Рассказывая об этих перемещениях, историк войны с персами не преминул заметить: «Тогда же в качестве советника был к нему назначен Прокопий» - то есть он сам.

В правление Юстина Рим оказал вооруженную поддержку далекому эфиопскому царству со столицей в Аксуме. Христианский царь Эфиопии Калеб вел войну с царем Йемена, который покровительствовал местным иудеям. И с помощью Рима эфиопам удалось одержать победу над Йеменом, восстановив в этой стране, расположенной по другую сторону Баб-эль-Мандебского пролива, господство христианской религии. А.А. Васильев по этому поводу замечает: «Мы в первый момент удивлены, видя, как православный Юстин, который… начал наступление против монофизитов в своей собственной империи, поддерживает монофизитского эфиопского царя. Однако за официальными границами империи византийский император поддерживал христианство в целом… С внешнеполитической точки зрения, византийские императоры рассматривали каждое завоевание для христианства как важное политическое и, возможно, экономическое завоевание» . В связи с этими событиями в Эфиопии впоследствии сложилась приобретшая официальный статус легенда, вошедшая в книгу «Кебра Негаст» («Слава царей»), согласно которой два царя - Юстин и Калеб - встретились в Иерусалиме и там поделили между собой всю землю, но при этом худшая ее часть отошла к Риму, а лучшая - к царю Аксума, потому что у него более знатное происхождение - от Соломона и царицы Савской, а его народ поэтому является богоизбранным Новым Израилем, - один из многих примеров наивной мессианской мегаломании.

В 520-е годы Римская империя пострадала от нескольких землетрясений, разрушивших крупные города в разных концах государства и среди них Диррахий (Дуррес), Коринф, Аназарб в Киликии, но самым пагубным по своим последствиям стало землетрясение, постигшее насчитывавший около 1 миллиона жителей мегаполис Антиохию. Как пишет Феофан Исповедник, 20 мая 526 года, «в 7-м часу дня, во время консульства в Риме Оливрия, великая Антиохия Сирийская, по гневу Божию, претерпела несказанное бедствие… Почти весь город обрушился и стал гробом для жителей. Некоторые, находясь под развалинами, сделались еще заживо жертвой огня, выходившего из-под земли; другой огонь ниспадал с воздуха в виде искр и, как молния, сжигал кого только встречал; при этом земля тряслась в продолжение целого года» . Жертвой стихийного бедствия пали до 250 тысяч антиохийцев во главе со своим патриархом Евфрасием. На восстановление Антиохии понадобились огромные расходы, и продолжалось оно десятилетиями.

С самого начала своего правления Юстин опирался на помощь племянника. 4 апреля 527 года глубоко состарившийся и тяжело больной император назначил Юстиниана своим соправителем с титулом августа. Император Юстин скончался 1 августа 527 года. Перед кончиной он испытывал мучительные боли от застарелой раны в ноге, которая в одном из сражений была пронзена вражеской стрелой. Некоторые историки задним числом ставят ему иной диагноз - рак . В свои лучшие годы Юстин, хотя и был малограмотен, отличался изрядными способностями - иначе бы он не сделал карьеры военачальника и тем более не стал бы императором. «В Юстине, - по словам Ф.И. Успенского, - следует видеть человека, вполне подготовленного для политической деятельности, который вносил в управление определенный опыт и хорошо обдуманный план… Главный факт деятельности Юстина - это окончание продолжительного церковного спора с Западом» , что другими словами можно обозначить как восстановление Православия на востоке империи после длительного засилья монофизитства.

Юстиниан и Феодора

После кончины Юстина его племянник и соправитель Юстиниан, в ту пору уже носивший титул августа, остался единственным императором. Начало его единоличного и в этом смысле монархического правления не вызвало замешательства ни во дворце, ни в столице, ни в империи.

Будущего императора до возвышения его дяди звали Петром Савватием. Юстинианом он назвался в честь своего дяди Юстина, усвоив себе затем, уже став императором, как это делали и его предшественники, фамильное имя первого христианского автократора Константина - Флавий, так что в консульском диптихе 521 года его имя читается как Флавий Петр Савватий Юстиниан. Он родился в 482 или 483 году в деревне Таурисия близ Бедерианы, родной деревни своего дяди по матери Юстина, в бедной крестьянской семье Савватия и Вигилансии, иллирийского, как считает Прокопий , или, что менее вероятно, фракийского происхождения . Но даже в сельской глубинке Иллирика в ту пору пользовались, помимо местного языка, латынью, и Юстиниан знал ее с детства. А затем, оказавшись в столице, под покровительством своего дяди, сделавшего блестящую генеральскую карьеру в правление Анастасия, Юстиниан, обладавший незаурядными способностями, неиссякаемой любознательностью и исключительным прилежанием, овладел греческим языком и получил основательное и всестороннее, но по преимуществу, как это можно заключить по кругу его позднейших занятий и интересов, юридическое и богословское образование, хотя он был также сведущ в математике, риторике, философии и истории. Одним из его учителей в столице был выдающийся богослов Леонтий Византийский.

Не имея склонности к военному делу, в котором замечательно преуспел Юстин, он сложился как человек кабинетный и книжный, одинаково хорошо подготовленный как для ученой, так и для государственной деятельности. Тем не менее, Юстиниан начал карьеру при императоре Анастасии с офицерской должности в дворцовой схоле экскувитов под началом дяди. Свой опыт он обогатил пребыванием в течение нескольких лет при дворе остготского короля Теодориха Великого в качестве дипломатического агента Римского правительства. Там он лучше узнал латинский Запад, Италию и варваров-ариан.

В правление Юстина, став его ближайшим помощником и затем соправителем, Юстиниан удостоился почетных титулов и званий сенатора, комита и патриция. В 520 году он был назначен консулом на следующий год. Празднества, состоявшиеся по этому поводу, сопровождались «самыми затратными играми и спектаклями на ипподроме, которые когда-либо знал Константинополь. В большом цирке было убито не менее 20 львов, 30 пантер и точно не известное число других экзотических зверей» . Одно время Юстиниан занимал должность магистра армии Востока; в апреле 527 года, незадолго до кончины Юстина, он был провозглашен августом, став не только de facto, но теперь также de jure соправителем своего находившегося уже при смерти дяди. Церемония эта прошла скромно, в личных покоях Юстина, «откуда уже не позволяла ему выходить тяжелая болезнь», «в присутствии патриарха Епифания и других высших сановников» .

Словесный портрет Юстиниана находим у Прокопия: «Был он не велик и не слишком мал, но среднего роста, не худой, но слегка полноватый; лицо у него было округлое и не лишенное красоты, ибо и после двухдневного поста на нем играл румянец. Чтобы в немногих словах дать представление о его облике, скажу, что он был очень похож на Домициана, сына Веспасиана» , - статуи которого сохранились. Этому описанию можно доверять, тем более что оно соответствует не только миниатюрным рельефным портретам на монетах, но также и мозаичным изображениям Юстиниана в равеннских церквях святого Аполлинария и святого Виталия и порфирной статуе в венецианском храме святого Марка.

Но едва ли стоит доверять тому же Прокопию, когда он в «Тайной истории» (по-другому названной «Анекдота», что значит «Неизданное», так что этот условный заголовок книги, ввиду ее своеобразного содержания, вошел впоследствии в обиход как обозначение соответствующего жанра - хлестких и язвительных, но не непременно достоверных рассказов) характеризует нрав и нравственные правила Юстиниана. По меньшей мере, к его злым и пристрастным оценкам, столь контрастирующим с другими высказываниями, уже панегирического тона, которыми он в изобилии оснащал свою историю войн и в особенности трактат «О постройках», стоит отнестись критически. Но, учитывая крайнюю степень раздражительной неприязни, с которой пишет Прокопий о личности императора в «Тайной истории», нет оснований усомниться в справедливости помещенных в ней характеристик, представляющих Юстиниана с лучшей стороны, независимо от того, в каком - позитивном, негативном или сомнительном - свете они виделись самому автору с его особой иерархией этических ценностей. «У Юстиниана, - пишет он, - всякое дело шло легко… потому что он… обходился без сна и являлся самым доступным человеком на свете. У людей, хотя бы и незнатных и совершенно безвестных, была полная возможность не только явиться к тирану, но и иметь с ним тайную беседу»; «в христианской вере он… был тверд»; «он, можно сказать, почти не испытывал потребности во сне и никогда не ел и не пил досыта, но ему было достаточно едва прикоснуться к еде кончиками пальцев, чтобы прекратить трапезу. Словно это казалось ему делом второстепенным, навязанным природой, ибо он зачастую по двое суток оставался без пищи, особенно когда наступало время кануна празднования так называемой Пасхи. Тогда часто… он оставался без пищи по два дня, довольствуясь небольшим количеством воды и дикорастущих растений, и, поспав, дай Бог, час, все остальное время проводил в постоянном расхаживании» .

Об аскетическом подвижничестве Юстиниана Прокопий подробнее писал в книге «О постройках»: «Постоянно он поднимался с ложа на рассвете, бодрствуя в заботах о государстве, всегда и делом и словом руководя самолично государственными делами и в течение утра, и в полдень, а зачастую и всю ночь. Поздно ночью он ложился у себя на ложе, но очень часто сейчас же вставал, как бы сердясь и негодуя на мягкие подстилки. Когда же он принимался за пищу, то он не прикасался ни к вину, ни к хлебу, ни к чему другому, являющемуся съедобным, но питался только овощами, и при этом грубыми, долгое время выдержанными в соли и уксусе, а питьем для него служила чистая вода. Но и этим он никогда не насыщался досыта: когда подавались ему блюда, он, только попробовав от тех, которыми он в это время питался, остальное отсылал назад» . Его исключительная преданность долгу не сокрыта и в пасквильной «Тайной истории»: «То, что он желал издать от своего имени, он не поручал составить тому, кто имел должность квестора, как это было заведено, но считал допустимым делать это по большей части самому». Причину этого Прокопий усматривает в том, что в Юстиниане «не было ничего от царского достоинства, да он и не считал нужным блюсти его, но и языком, и внешним видом, и образом мыслей он был подобен варвару» . В подобных умозаключениях характерным образом обнаруживается мера добросовестности автора.

Но совместимы ли отмеченные этим ненавистником императора доступность Юстиниана, его несравненное трудолюбие, проистекавшее очевидным образом из чувства долга, аскетический образ жизни и христианское благочестие с в высшей степени оригинальным выводом о демонической природе императора, в подтверждение чего историк ссылается на свидетельства не названных по именам придворных, которым «казалось, что вместо него они видят какое-то необычное дьявольское привидение» ? В стиле заправского триллера Прокопий, предвосхищая средневековые западные фантазии о суккубах и инкубах, воспроизводит или скорее все-таки сочиняет сногсшибательные сплетни о том, «что и мать его… говаривала кому-то из близких, что он родился не от мужа ее Савватия и не от какого-либо человека. Перед тем как она забеременела им, ее навестил демон, невидимый, однако оставивший у нее впечатление, что он был с ней и имел сношение с ней как мужчина с женщиной, а затем исчез, как во сне» . Или о том, как один из придворных «рассказывал, как он… внезапно поднялся с царского трона и начал блуждать взад и вперед (долго сидеть на одном месте он вообще не привык), и вдруг голова у Юстиниана внезапно исчезла, а остальное тело, казалось, продолжало совершать эти долгие передвижения, сам он (видевший это) полагал (и как представляется, вполне здраво и трезво, если все это не выдумка чистой воды. - прот. В.Ц. ), что у него помутилось зрение, и он долго стоял потрясенный и подавленный. Затем, когда голова возвратилась к туловищу, он подумал в смущении, что имевшийся у него до этого пробел (в зрении) восполнился» .

При столь фантастическом подходе к образу императора вряд ли стоит всерьез принимать инвективы, содержащиеся в таком пассаже из «Тайной истории»: «Был он одновременно и коварным, и падким на обман, из тех, кого называют злыми глупцами… Его слова и поступки постоянно были исполнены лжи, и в то же время он легко поддавался тем, кто хотел его обмануть. Было в нем какое-то необычное смешение неразумности и испорченности нрава… Был этот василевс исполнен хитрости, коварства, отличался неискренностью, обладал способностью скрывать свой гнев, был двуличен, опасен, являлся превосходным актером, когда надо было скрывать свои мысли, и умел проливать слезы не от радости или горя, но искусственно вызывая их в нужное время по мере необходимости. Он постоянно лгал» . Некоторые из перечисленных тут черт относятся, как кажется, к профессиональным качествам политиков и государственных деятелей. Впрочем, человеку, как известно, свойственно с особой зоркостью, преувеличивающей и искажающей масштабы, подмечать в ближнем свои собственные пороки. Прокопий, одной рукой писавший «Историю войн» и более чем комплиментарную по отношению к Юстиниану книгу «О постройках», а другой - «Тайную историю», с особой энергией напирает на неискренность и двуличие императора.

Причины пристрастности Прокопия могли быть и, очевидно, были разными - возможно, какой-нибудь оставшийся неизвестным эпизод его биографии, но также, вероятно, и то обстоятельство, что для знаменитого историка праздник Воскресения Христова был «так называемой Пасхой» ; и, может быть, еще один фактор: по словам Прокопия, Юстиниан «запретил законом мужеложество, подвергая дознанию случаи, имевшие место не после издания закона, но касающиеся тех лиц, которые были замечены в этом пороке задолго до него… Изобличенных таким образом лишали их срамных членов и так водили по городу… Гневались они и на астрологов. И… власти… подвергали их мучениям по одной лишь этой причине и, крепко отстегав по спине, сажали на верблюдов и возили по всему городу - их, людей уже престарелых и во всех отношениях добропорядочных, которым предъявлялось обвинение лишь в том, что они пожелали стать умудренными в науке о звездах» .

Как бы там ни было, ввиду столь провальных противоречий и несообразностей, обнаруживаемых в пресловутой «Тайной истории», следует с бо льшим доверием отнестись к тем характеристикам, которые тот же Прокопий дает ему в своих опубликованных книгах: в «Истории войн» и даже в написанной в панегирическом тоне книге «О постройках»: «В наше время явился император Юстиниан, который, приняв власть над государством, потрясаемым волнениями и доведенным до позорной слабости, увеличил его размеры и привел его в блестящее состояние… Найдя веру в Бога в прежнее время нетвердой и принужденной идти путями разных исповеданий, стерев с лица земли все пути, ведшие к этим еретическим колебаниям, он добился того, чтобы она стояла теперь на одном твердом основании истинного исповедания… Сам, по собственному побуждению простив ви ны злоумышляющим против него, нуждающихся в средствах для жизни преисполнив до пресыщения богатствами и тем преодолев унизительную для них злосчастную судьбу, добился того, что в империи воцарилась радость жизни… Из тех, кого мы знаем по слухам, говорят, лучшим государем был персидский царь Кир… Если же кто внимательно всмотрится в правление нашего императора Юстиниана… этот человек признает, что Кир и его держава были сравнительно с ним игрушкою» .

Юстиниану дарованы были замечательная телесная крепость, превосходное здоровье, унаследованное у его крестьянских предков и закаленное неприхотливым, аскетическим образом жизни, который он вел и во дворце, будучи вначале соправителем своего дяди, а потом единодержавным автократором. Его изумительное здоровье не было подорвано и бессонными ночами, в которые он, как и в дневные часы, предавался делам государственного правления. В пожилом возрасте, когда ему исполнилось уже 60 лет, он заболел чумой и благополучно вылечился от этого смертельного недуга, прожив затем до глубокой старости.

Великий правитель, он умел окружить себя помощниками выдающихся способностей: это были полководцы Велисарий и Нарсес, выдающийся юрист Трибониан, гениальные архитекторы Исидор из Милета и Анфимий из Тралл, и среди этих светил звездой первой величины сияла его супруга Феодора.

Юстиниан познакомился с ней около 520 года и увлекся ею. Подобно Юстиниану, Феодора имела самое скромное, хотя и не столь заурядное, а скорее экзотическое происхождение. Она родилась в Сирии, а по некоторым, менее достоверным, сведениям - на Кипре в конце V века; точная дата ее рождения неизвестна. Ее отец Акакий, перебравшийся с семьей в столицу империи, нашел там своеобразный заработок: он стал, по версии Прокопия, которая повторяется и у других византийских историков, «надсмотрщиком зверей цирка», или, как его еще называли, «медвежатником» . Но он рано умер, оставив сиротами трех малолетних дочерей: Комито, Феодору и Анастасию, старшей из которых не исполнилось еще и семи лет. Вдова «медвежатника» вышла во второй раз замуж в надежде, что ее новый муж продолжит ремесло покойного, но ее надежды не оправдались: в диме прасинов нашлась ему иная замена. Мать осиротевших девочек, однако, по рассказу Прокопия, не пала духом, и «когда… народ собрался в цирке, она, надев трем девочкам на головы венки и дав каждой в обе руки гирлянды цветов, поставила их на колени с мольбой о защите» . Конкурирующая цирковая партия венетов, наверно ради морального торжества над соперниками, позаботилась о сиротах и взяла их отчима на должность надсмотрщика зверей в своей факции. С тех пор Феодора, как и ее муж, стала пылкой болельщицей венетов - голубых.

Когда дочери подросли, мать пристроила их на театральных подмостках. Прокопий, характеризуя профессию старшей из них, Комито, называет ее не актрисой, как следовало бы при спокойном отношении к теме, но гетерой; впоследствии, в правление Юстиниана, она была выдана замуж за магистра армии Ситту. В пору своего детства, проведенного в бедности и нужде, Феодора, по словам Прокопия, «одетая в хитончик с рукавами… сопровождала ее, прислуживая ей во всем» . Когда девочка подросла, она стала актрисой мимического театра. «Была она необыкновенно изящна и остроумна. Из-за этого все приходили от нее в восторг» . Одной из причин восторга, в который приводила зрителей юная красавица, Прокопий считает не только ее неистощимую изобретательность в остротах и шутках, но и отсутствие стыда. Его дальнейший рассказ о Феодоре переполнен срамными и грязными фантазиями, граничащими с сексуальным бредом, который больше говорит о самом авторе, чем о жертве его пасквильного вдохновения. Есть ли в этой игре воспаленного порнографического воображения доля истины? Знаменитый в век «просвещения» историк Гиббон, задавший тон западной моде на византофобию, охотно верит Прокопию, находя неотразимый аргумент в пользу достоверности рассказанных им анекдотов в самом их неправдоподобии: «Не выдумывают таких невероятных вещей - значит, это правда» . Между тем единственным источником информации по этой части Прокопию могли служить уличные сплетни, так что о действительном образе жизни юной Феодоры можно судить разве только исходя из биографической канвы, особенностей артистической профессии и нравов театральной среды. Современный историк Норвич, затрагивая эту тему, отвергает достоверность патологических инсинуаций Прокопия, но, считаясь с молвой, из которой тот мог почерпнуть некоторые из своих анекдотов, замечает, что «все же, как известно, дыма без огня не бывает, поэтому нет сомнения в том, что у Феодоры, как выражались наши бабушки, было “прошлое”. Была ли она при этом хуже других - ответ на этот вопрос остается открытым» . Знаменитый византолог Ш. Диль, затрагивая эту щепетильную тему, писал: «Некоторые психологические черты Феодоры, ее заботы о бедных девушках, погибавших в столице чаще от нужды, чем от порочности, меры, предпринятые ею для их спасения и их освобождения “от ига постыдного рабства”… а также несколько презрительная жестокость, которую она всегда выказывала мужчинам, до известной степени подтверждают то, что передают о ее молодости… Но можно ли поверить вследствие этого, что приключения Феодоры производили тот страшный скандал, какой описывает Прокопий, что она была действительно из ряда вон выходящей куртизанкой?.. Не надо упускать из виду, что Прокопий любит представлять развращенность выводимых им лиц в размерах почти эпических… Я… был бы очень склонен видеть в ней… героиню более банальной истории - танцовщицу, которая вела себя так же, как во все времена ведут себя женщины ее профессии» .

Справедливости ради следует отметить, что нелестные характеристики в адрес Феодоры исходили и с иной стороны, правда, суть их остается не проясненной. Ш. Диль выражает досаду по тому поводу, что монофизитский историк епископ Иоанн Эфесский, «близко знавший Феодору, из уважения к великим мира сего не сообщил нам подробно всех оскорбительных выражений, которыми, по его же словам, поносили императрицу благочестивые монахи - люди, известные своей грубой откровенностью» .

Когда в начале правления Юстина нелегко добываемый театральный хлеб стал горек Феодоре, она переменила образ жизни и, сблизившись с уроженцем Тира, возможно своим земляком, Гекеболом, который был назначен тогда правителем провинции Пентаполь, расположенной между Ливией и Египтом, уехала с ним на место его службы. Как комментировал это событие в жизни Феодоры Ш. Диль, «надоели наконец мимолетные связи, и, найдя серьезного человека, который обеспечивал ей прочное положение, она стала вести порядочную жизнь в браке и благочестии» . Но ее семейная жизнь продолжалась недолго, закончившись разрывом. С Феодорой осталась малолетняя дочь. Покинутая Гекеболом, позднейшая участь которого неизвестна, Феодора переехала в Александрию, где поселилась в странноприимном доме, принадлежавшем монофизитской общине. В Александрии она часто беседовала с монахами, у которых искала утешения и наставления, а также со священниками и епископами.

Там она познакомилась с местным монофизитским патриархом Тимофеем - в ту пору православный престол Александрии оставался вакантным - и с пребывавшим в этом городе в ссылке монофизитским патриархом Антиохии Севиром, уважительное отношение к которому она сохранила навсегда, что особенным образом побуждало ее, когда она стала могущественной помощницей своего мужа, искать примирения диафизитов с монофизитами. В Александрии она всерьез занялась своим образованием, читала книги отцов Церкви и внешних писателей и, обладая незаурядными способностями, на редкость проницательным умом и блестящей памятью, стала со временем, подобно Юстиниану, одним из самых эрудированных людей своего времени, компетентным знатоком богословия. Житейские обстоятельства побудили ее переехать из Александрии в Константинополь. Вопреки всему, что известно о благочестии и безукоризненном поведении Феодоры со времени, когда она оставила подмостки, Прокопий, теряя чувство не только меры, но также реальности и правдоподобия, писал, что, «пройдя по всему Востоку, она возвратилась в Византий. В каждом городе прибегала она к ремеслу, назвать которое, я думаю, человек не сможет, не лишившись милости Божией» , - это выражение приведено здесь, чтобы показать цену показаний писателя: в иных местах своего памфлета он, не страшась «лишения милости Божией», с увлечением называет самые постыдные из упражнений, существовавших в действительности и изобретенных его воспаленным воображением, которые он облыжно приписывает Феодоре.

В Константинополе она поселилась в маленьком доме на окраине. Нуждаясь в средствах, она, по преданию, устроила прядильную мастерскую и в ней сама ткала пряжу, разделяя труды нанятых работниц. Там, при обстоятельствах, оставшихся неизвестными, около 520 года Феодора познакомилась с племянником императора Юстинианом, который увлекся ею. В ту пору он уже был человеком зрелым, приблизившимся к 40-летнему рубежу. Легкомыслие ему не было свойственно никогда. Судя по всему, в прошлом у него не было богатого опыта отношений с женщинами. Он был для этого слишком серьезен и разборчив. Узнав Феодору, он полюбил ее с удивительной преданностью и постоянством, и это впоследствии, в пору их брака, выражалось во всем, в том числе и в его деятельности правителя, на которую Феодора влияла как никто другой.

Обладавшая редкой красотой, проницательным умом и образованием, которое Юстиниан умел ценить и в женщинах, блистательным остроумием, удивительным самообладанием и сильным характером, Феодора сумела пленить воображение своего высокопоставленного избранника. Даже мстительный и злопамятный Прокопий, похоже, болезненно задетый какой-нибудь ее язвительной шуткой, но затаивший обиду и выплеснувший ее на страницы своей «в стол» написанной «Тайной истории», отдает должное ее внешней привлекательности: «Феодора была красива лицом и к тому же исполнена грации, но невысока ростом, бледнолица, однако не совсем белая, но скорее желтовато-бледная; взгляд ее из-под насупленных бровей был грозен» . Это своего рода прижизненный словесный портрет, тем более достоверный, что он соответствует тому ее тоже прижизненному, но уже мозаичному изображению, которое сохранилось в апсиде равеннской церкви святого Виталия. Удачное описание этого ее портрета, относящегося, правда, не ко времени ее знакомства с Юстинианом, а к более поздней поре ее жизни, когда впереди была уже старость, сделано Ш. Дилем: «Под тяжелой императорской мантией стан кажется выше, но менее гибким; под диадемой, скрывающей лоб, маленькое нежное лицо с несколько как бы похудевшим овалом, большим прямым и тонким носом выглядит торжественно, почти печально. Одно только сохранилось на этом увядшем лице: под темной линией сросшихся бровей прекрасные черные глаза… все еще озаряют и как будто уничтожают лицо» . Изысканное, поистине византийское величие облика августы на этой мозаике подчеркивают ее царственные одежды: «Длинная, покрывающая ее мантия из фиолетового пурпура внизу отливает огнями в мягких складках вышитой золотой каймы; на голове ее, окруженной нимбом, высокая диадема из золота и драгоценных камней; волосы переплетены жемчужными нитями и нитями, усыпанными драгоценными камнями, и такие же украшения сверкающими струями ниспадают ей на плечи» .

Познакомившись с Феодорой и полюбив ее, Юстиниан испросил у дяди дарования ей высокого титула патрицианки. Соправитель императора хотел жениться на ней, но столкнулся в этом своем намерении с двумя препятствиями. Одно из них носило юридический характер: сенаторам, к сословию которых был, естественно, причислен племянник автократора, законом святого императора Константина запрещено было вступать в брак с бывшими актрисами, а другое происходило от сопротивления мысли о подобном мезальянсе со стороны супруги императора Евфимии, любившей племянника своего мужа и искренне желавшей ему всякого блага, даром что сама она, в прошлом именовавшаяся не этим аристократическим, но простонародным именем Лупицина, которое Прокопий находит смешным и нелепым, имела самое скромное происхождение. Но подобная фанаберия является как раз характерной чертой внезапно возвысившихся особ, тем более когда им свойственно простодушие в сочетании со здравым смыслом. Юстиниан не хотел идти наперекор предубеждениям своей тетки, на любовь которой он отвечал благодарной привязанностью, и не стал торопиться с браком. Но прошло время, и в 523 году Евфимия отошла ко Господу, после чего чуждый предрассудков покойной супруги император Юстин отменил закон, воспрещающий сенаторам неравные браки, и в 525 году в храме Святой Софии патриарх Епифаний повенчал сенатора и патриция Юстиниана с патрицианкой Феодорой.

При провозглашении Юстиниана августом и соправителем Юстина 4 апреля 527 года рядом с ним находилась и принимала подобающие почести и его жена святая Феодора. И впредь она разделяла с мужем его правительственные труды и почести, которые подобали ему как императору. Феодора принимала послов, давала аудиенции сановникам, ей ставили статуи. Государственная присяга включала оба имени - Юстиниана и Феодоры: клянусь «всемогущим Богом, Его единородным Сыном Господом нашим Иисусом Христом и Святым Духом, святою славною Богородицей и Приснодевой Марией, четырьмя Евангелиями, святыми архангелами Михаилом и Гавриилом, что буду хорошо служить благочестивейшим и святейшим государям Юстиниану и Феодоре, супруге его императорского величества, и нелицемерно трудиться ради преуспеяния их самодержавия и правления».

Война с персидским шахом Кавадом

Важнейшим внешнеполитическим событием первых лет правления Юстиниана стала возобновившаяся война с сасанидским Ираном, подробно описанная Прокопием. В Азии были расквартированы четыре мобильных полевых армии Рима, составлявшие бо льшую часть вооруженных сил империи и предназначенные для обороны ее восточных границ. Еще одна армия стояла в Египте, два корпуса находились на Балканах - во Фракии и Иллирике, прикрывая столицу с севера и запада. Личная гвардия императора, состоявшая из семи схол, насчитывала 3500 отборных солдат и офицеров. Существовали еще гарнизоны в стратегически важных городах, в особенности в крепостях, расположенных в приграничной зоне. Но, как видно из приведенной характеристики состава и размещения вооруженных сил, главным противником считался сасанидский Иран.

В 528 году Юстиниан повелел начальнику гарнизона пограничного города Дары Велисарию начать строительство новой крепости в Миндоне, близ Нисибиса. Когда стены крепости, над возведением которых трудилось много рабочих, поднялись на изрядную высоту, персы забеспокоились и потребовали прекратить стройку, усматривая в ней нарушение заключенного ранее, при Юстине, договора. Рим отверг ультиматум, и с обеих сторон началась передислокация войск к границе.

В сражении между римским отрядом во главе с Куцей и персами у стен строящейся крепости римляне потерпели поражение, оставшиеся в живых, в том числе и сам военачальник, были захвачены в плен, а стены, строительство которых послужило запалом войны, были срыты до основания. В 529 году Юстиниан назначил Велисария на высшую военную должность магистра, или, по-гречески, стратилата, Востока. И тот произвел дополнительный набор в войска и двинул армию в сторону Нисибиса. Рядом с Велисарием в штаб-квартире находился присланный императором Гермоген, который также имел звание магистра - в прошлом он был ближайшим советником Виталиана, когда тот учинил мятеж против Анастасия. Навстречу шла персидская армия под командованием миррана (главнокомандующего) Пероза. Персидская армия вначале насчитывала до 40 тысяч конницы и пехоты, а потом подошло подкрепление численностью в 10 тысяч человек. Им противостояло 25 тысяч римских воинов. Таким образом, у персов было двукратное превосходство. По обе линии фронта стояли разноплеменные войска двух великих держав.

Между военачальниками: мирраном Перозом, или Фирузом, - с иранской стороны и Велисарием и Гермогеном - с римской - состоялась переписка. Римские полководцы предлагали мир, но настаивали на отводе персидской армии от границы. Мирран в ответ писал, что верить римлянам нельзя, и потому разрешить спор может только война. Второе письмо Перозу, отправленное Велисарием и его соратниками, завершалось словами: «Если вы так стремитесь к войне, то мы выступим против вас с помощью Бога: мы уверены, что Он поможет нам в опасности, снисходя к миролюбию римлян и гневаясь на хвастовство персов, которые решили идти войной на нас, предлагавших вам мир. Мы выступим против вас, прикрепив перед битвой к навершиям наших знамен то, что мы взаимно друг другу написали» . Ответ миррана Велисарию был исполнен оскорбительного высокомерия и бахвальства: «И мы выступаем в бой не без помощи наших богов, с ними мы пойдем на вас, и я надеюсь, что завтра они введут нас в Дару. Поэтому пусть в городе будут для меня готовы баня и обед» .

Генеральное сражение состоялось в июле 530 года. Пероз начал его в полдень с тем расчетом, что «они нападут на голодных» , потому что римляне, в отличие от персов, привыкших обедать на исходе дня, едят до полудня. Битва началась с перестрелки из луков, так что несущиеся в обе стороны стрелы заслоняли солнечный свет. Запасы стрел у персов были богаче, но в конце концов и они иссякли. Римлянам благоприятствовал ветер, который дул в лицо противнику, но потери, и немалые, были с обеих сторон. Когда стрелять стало больше нечем, враги вступили друг с другом в рукопашный бой, действовали копьями и мечами. В ходе сражения не раз перевес сил обнаруживался на той или другой стороне в разных участках линии боевого соприкосновения. Особенно опасный для римской армии момент наступил, когда стоявшие на левом фланге персы под командованием одноглазого Варесмана вместе с отрядом «бессмертных» «стремительно бросились на стоявших против них римлян», и «те, не выдержав их натиска, обратились в бегство» , но тут произошел перелом, решивший исход битвы. Римляне, находившиеся на фланге, ударили по стремительно продвигавшемуся вперед отряду сбоку и разрезали его надвое. Персы, оказавшиеся впереди, попали в окружение и повернули назад, и тогда бежавшие от них римляне остановились, обернулись и ударили по преследовавшим их ранее воинам. Попав в кольцо врага, персы отчаянно сопротивлялись, но когда пал их военачальник Варесман, сброшенный с коня и убитый Суникой, они в панике бросились бежать: римляне настигали их и избивали. Погибло до 5 тысяч персов. Велисарий и Гермоген наконец приказали остановить преследование, опасаясь неожиданностей. «В тот день римлянам, - по словам Прокопия, - удалось победить персов в сражении, чего уже давно не случалось» . За неудачу мирран Пероз подвергся унизительному наказанию: «царь отнял у него украшение из золота и жемчуга, которое он обычно носил на голове. У персов это знак высочайшего достоинства после царского» .

Победой римлян у стен Дары война с персами не завершилась. В игру вмешались шейхи арабских бедуинов, кочевавших у границ Римской и Иранской империй и грабивших приграничные города одной из них в согласии с властями другой, но, прежде всего, в собственных интересах - с выгодой для себя. Одним из таких шейхов был Аламундар, многоопытный, изобретательный и изворотливый разбойник, не лишенный дипломатических способностей. В прошлом он считался вассалом Рима, получил звание римского патриция и царя своего народа, но затем перешел на сторону Ирана, и, по словам Прокопия, «в течение 50 лет он истощал силы римлян… От границ Египта до Месопотамии он разорял все местности, угонял и увозил все подряд, жег попадающиеся ему строения, обращал в рабство многие десятки тысяч людей; большинство из них тотчас же убивал, других продавал за большие деньги» . Ставленник римлян из числа арабских шейхов Арефа в стычках с Аламундаром неизменно терпел неудачи либо, подозревает Прокопий, «действовал предательски, как, скорее всего, следует допустить» . Аламундар явился ко двору шаха Кавада и посоветовал ему двинуться в обход Осроенской провинции с ее многочисленными римскими гарнизонами через Сирийскую пустыню на главный форпост Рима в Леванте - на блистательную Антиохию, население которой отличается особой беспечностью и заботится об одних развлечениях, так что нападение будет для него страшной неожиданностью, к которой они не смогут заблаговременно приготовиться. А что касается трудностей похода через пустыню, то Аламундар предложил: «О недостатке воды или чего-либо не беспокойся, ибо я сам поведу войско, как я сочту лучше всего» . Предложение Аламундара было принято шахом, и он поставил во главе армии, которой предстояло штурмовать Антиохию, перса Азарета, рядом с которым должен был находиться Аламундар, «показывая ему дорогу».

Узнав о новой опасности, Велисарий, командовавший войсками римлян на Востоке, двинул 20-тысячную армию навстречу противнику, и тот отступил. Велисарий не хотел нападать на отступающего врага, но в войсках возобладали воинственные настроения, и полководцу не удалось утихомирить своих солдат. 19 апреля 531 года, в день Святой Пасхи, на берегу реки у Каллиника состоялось сражение, закончившееся для римлян поражением, но победители, заставившие армию Велисария отступить, понесли колоссальные потери: когда они вернулись домой, произведен был подсчет убитых и взятых в плен. Прокопий рассказывает о том, как это делается: перед походом воины бросают каждый по одной стреле в расставленные на плацу корзины, «затем они хранятся, запечатанные царской печатью; когда же войско возвращается… то каждый солдат берет из этих корзин по одной стреле» . Когда войска Азарета, вернувшись из похода, в котором им не удалось взять ни Антиохию, ни какой-либо другой город, хотя они и одержали победу в деле при Каллинике, прошли строем перед Кавадом, вынимая стрелы из корзин, то, «так как в корзинах осталось множество стрел… царь счел эту победу позором для Азарета и впоследствии держал его в числе наименее достойных» .

Еще одним театром войны между Римом и Ираном была, как и в прошлом, Армения. В 528 году отряд персов вторгся в римскую Армению со стороны Персоармении, но был разбит стоявшими там войсками, которыми командовал Ситта, после чего шах направил туда же более крупное войско под командованием Мермероя, костяк которого составляли наемники савиры числом в 3 тысячи всадников. И снова вторжение было отражено: Мермерой был разбит войсками под командованием Ситты и Дорофея. Но, оправившись от поражения, сделав дополнительный набор, Мермерой снова вторгся в пределы Римской империи и стал лагерем около города Саталы, расположенного в 100 километрах от Трапезунда. Римляне неожиданно напали на лагерь - началась кровопролитная упорная битва, исход которой висел на волоске. Решающую роль в ней сыграли фракийские всадники, сражавшиеся под командованием Флоренция, погибшего в этой битве. После понесенного поражения Мермерой ушел из пределов империи, а три выдающихся персидских военачальника, по происхождению из армян: братья Нарзес, Аратий и Исаак - из аристократического рода Камсараканов, успешно воевавшие с римлянами в правление Юстина, перешли на сторону Рима. Исаак сдал своим новым хозяевам крепость Болон, расположенную близ Феодосиополя, на границе, гарнизоном которой он командовал.

8 сентября 531 года шах Кавад умер от паралича правой стороны, который постиг его за пять дней до кончины. Ему было 82 года. Его преемником стал, на основании составленного им завещания, младший сын Хосров Ануширван. Высшие сановники государства во главе с Меводом пресекли попытку старшего сына Каоса занять престол. Вскоре после этого начались переговоры с Римом о заключении мира. С римской стороны в них участвовали Руфин, Александр и Фома. Переговоры шли трудно, прерывались разрывами контактов, угрозами со стороны персов возобновить войну, сопровождавшимися перемещением войск в сторону границы, но в конце концов в 532 году договор о «вечном мире» был подписан. В соответствии с ним граница между двумя державами оставалась в основном неизменной, хотя Рим вернул персам отнятые у них крепости Фарангий и Вол, римская сторона обязалась также перенести штаб-квартиру командующего армией, расквартированной в Месопотамии, дальше от границы - из Дары в Константину. В ходе переговоров с Римом Иран и ранее, и на этот раз выставлял требование совместной обороны перевалов и проходов через Большой Кавказский хребет у Каспия для отражения набегов кочевых варваров. Но, поскольку для римлян это условие было неприемлемым: расположенная в значительном удалении от римских пределов воинская часть находилась бы там в крайне уязвимом положении и в полной зависимости от персов, было выдвинуто альтернативное предложение - платить Ирану деньги в компенсацию его затрат на оборону кавказских проходов. Это предложение было принято, и римская сторона взяла на себя обязательство заплатить Ирану 110 кентинариев золота - кентинарий составлял 100 либров, а вес либры равен примерно одной трети килограмма. Таким образом, Рим под благовидным прикрытием компенсации расходов на совместные оборонные нужды обязался выплатить контрибуцию размером около 4 тонн золота. В ту пору, после умножения казны при Анастасии, эта сумма не была для Рима особенно обременительной.

Предметом переговоров была также ситуация в Лазике и Иверии. Лазика осталась под протекторатом Рима, а Иверия - Ирана, но тем иверам, или грузинам, которые бежали от персов из своей страны в соседнюю Лазику, предоставлено было право по собственному желанию остаться в Лазике или вернуться на родину.

Император Юстиниан пошел на заключение мира с персами, поскольку он разрабатывал в ту пору план ведения боевых действий на западе - в Африке и Италии - с целью восстановления целостности Римской империи и ради защиты православных христиан Запада от дискриминации, которой их подвергали господствовавшие над ними ариане. Но от осуществления этого замысла его на время удержало опасное развитие событий в самой столице.

Мятеж «Ника»

В январе 532 года в Константинополе вспыхнул мятеж, зачинщиками которого стали участники цирковых факций, или димов, - прасины (зеленые) и венеты (голубые). Из четырех цирковых партий ко времени Юстиниана две - левки (белые) и русии (красные) - исчезли, не оставив заметных следов своего существования. «Первоначальный смысл названий четырех партий, - по словам А.А. Васильева, - неясен. Источники VI века, то есть эпохи Юстиниана, говорят, что эти наименования соответствуют четырем стихиям: земле (зеленые), воде (голубые), воздуху (белые) и огню (красные)» . Димы, подобные столичным, носившие те же самые названия цветов одежд цирковых возниц и экипажей, существовали и в тех городах, где сохранились ипподромы. Но димы не были только сообществами болельщиков: они были наделены муниципальными обязанностями и правами, служили формой организации гражданского ополчения на случай осады города. Димы имели свою структуру, свою казну, своих предводителей: это были, по словам Ф.И. Успенского, «димократы, коих было два - димократы венетов и прасинов; оба они назначались царем из высших военных чинов с чином протоспафария» . Кроме них имелись еще димархи, которые раньше возглавляли димы левков и русиев, фактически угасшие, но сохранившие память о себе в номенклатуре чинов. Судя по источникам, остатки дима левков были поглощены венетами, а русиев - прасинами. Полной ясности относительно структуры димов и принципов разделения на димы нет из-за недостаточности сведений в источниках. Известно только, что димы во главе со своими димократами и димархами были подчинены префекту, или епарху, Константинополя. Численность димов была ограниченной: в конце VI века, в правление Маврикия, в столице насчитывалось полторы тысячи прасинов и 900 венетов , но к формальным членам димов примыкали их гораздо более многочисленные сторонники.

Разделение на димы, подобно современной партийной принадлежности, в известной мере отражало существование разных социальных и этнических групп и даже разных богословских воззрений, что в Новом Риме служило важнейшим индикатором ориентации. Среди венетов преобладали более состоятельные люди - землевладельцы и чиновники; природные греки, последовательные диафизиты, в то время как дим прасинов объединял по преимуществу купцов и ремесленников, в нем насчитывалось немало выходцев из Сирии и Египта, среди прасинов заметно было также присутствие монофизитов.

Император Юстиниан и его супруга Феодора были сторонниками, или, если угодно, болельщиками, венетов. Встречающаяся в литературе характеристика Феодоры как сторонницы прасинов основана на недоразумении: с одной стороны, на том, что ее отец в свое время состоял на службе прасинов (но после его смерти прасины, как было сказано выше, не позаботились о его вдове и сиротах, в то время как венеты явили осиротевшей семье великодушие, и Феодора стала ревностной «болельщицей» этой факции), а с другой - на том обстоятельстве, что она, не будучи монофизиткой, оказывала покровительство монофизитам в ту пору, когда сам император искал путь к их примирению с диафизитами, между тем в столице империи монофизиты концентрировались вокруг дима прасинов.

Не будучи признанными политическими партиями, выполняя, в соответствии с отведенным им местом в иерархии столичных учреждений, скорее репрезентативную функцию, димы все же отражали настроения различных кругов городских обывателей, в том числе и их политические вожделения. Еще во времена принципата и затем домината ипподром стал средоточием политической жизни. После аккламации нового императора в военном лагере, после церковного благословения на правление, после утверждения его сенатом император появлялся на ипподроме, занимал там свою ложу, которая называлась кафизмой, и народ - граждане Нового Рима - своими приветственными криками совершали юридически значимый акт его избрания императором, или, ближе к реальному положению дел, признания правомерности ранее совершенного избрания.

С реально-политической точки зрения, участие народа в избрании императора носило исключительно формальный, церемониальный характер, но традиции древней Римской республики, раздираемой во времена Гракхов, Мария, Суллы, триумвиратов борьбой партий, пробивались в соперничестве цирковых факций, выходившем за границы спортивного ажиотажа. Как писал Ф.И. Успенский, «ипподром представлял единственную арену, за отсутствием печатного станка, для громкого выражения общественного мнения, которое иногда имело обязательную силу для правительства. Здесь обсуждались общественные дела, здесь константинопольское население выражало до известной степени свое участие в политических делах; в то время как древние политические учреждения, посредством которых народ выражал свои державные права, постепенно приходили в упадок, не будучи в состоянии уживаться с монархическими принципами римских императоров, городской ипподром продолжал еще оставаться ареной, где свободное мнение могло высказываться безнаказанно… Народ политиканствовал на ипподроме, высказывал порицание и царю, и министрам, иногда издевался над неудачной политикой» . Но ипподром с его димами служил не только местом, где народные массы могли безнаказанно критиковать действия власти, он использовался также группировками или кланами, окружавшими императоров, носителями правительственных полномочий в своих интригах, служил орудием компрометации соперников из враждебных кланов. В совокупности эти обстоятельства превращали димы в рискованное оружие, чреватое мятежами.

Опасность усугублялась крайне дерзкими криминальными нравами, которые царили в среде стасиотов, составлявших ядро димов, - что-то вроде заядлых болельщиков, не упускавших бегов и иных представлений ипподрома. Об их нравах, с вероятными преувеличениями, но все же не фантазируя, а опираясь на реальное положение дел, Прокопий писал в «Тайной истории»: стасиоты венетов «по ночам открыто носили оружие, днем же скрывали у бедра небольшие обоюдоострые кинжалы. Как только начинало темнеть, они сбивались в шайки и грабили тех, кто (выглядел) поприличней, по всей агоре и в узких улочках… Некоторых же во время грабежа они считали нужным и убивать, чтобы те никому не рассказали о том, что с ними произошло. От них страдали все, и в числе первых те венеты, которые не являлись стасиотами» . Весьма колоритным было их щегольское и вычурное одеяние: они отделывали одежду «красивой каймой… Часть хитона, закрывающая руку, была у них туго стянута возле кисти, а оттуда до самого плеча расширялась до невероятных размеров. Всякий раз, когда они в театре или на ипподроме, крича или подбадривая (возничих)… размахивали руками, эта часть (хитона), естественно, раздувалась, создавая у глупцов впечатление, будто у них столь прекрасное и сильное тело, что им приходится облекать его в подобные одеяния… Накидки, широкие штаны и особенно обувь у них и по названию, и внешнему виду были гуннскими» . Стасиоты конкурировавших с венетами прасинов либо переходили в банды противника, «охваченные желанием совсем безнаказанно соучаствовать в преступлениях, другие же, бежав, укрылись в иных местах. Многие, настигнутые и там, погибали либо от руки противника, либо подвергнувшись преследованиям со стороны властей… В это сообщество начали стекаться многие другие юноши… Их побуждала к этому возможность выказать силу и дерзость… Многие, прельстив их деньгами, указывали стасиотам на своих собственных врагов, и они тотчас же истребляли их» . Слова Прокопия о том, что «ни у кого уже не оставалось малейшей надежды на то, что он останется жив при такой ненадежности бытия», - это, конечно, лишь риторическая фигура, но атмосфера опасности, тревоги и страха присутствовала в городе.

Грозовое напряжение разрядилось бунтом - попыткой свергнуть Юстиниана. У мятежников были разные мотивы рисковать. В дворцовых и правительственных кругах затаились приверженцы племянников императора Анастасия, хотя сами они, похоже, не стремились к верховной власти. В основном это были сановники, придерживавшиеся монофизитского богословия, приверженцем которого был Анастасий. В народе накопилось недовольство налоговой политикой правительства, главными виновниками виделись ближайшие помощники императора префект претория Иоанн Каппадокийский и квестор Трибониан. Молва обвиняла их в поборах, взятках и вымогательстве. Прасины возмущались откровенным предпочтением, которое Юстиниан оказывал венетам, а стасиоты венетов были недовольны тем, что правительство, вопреки тому, что писал Прокопий о потворстве их бандитизму, все же принимало полицейские меры против особенно очевидных криминальных эксцессов, которые они совершали. Наконец, в Константинополе оставались еще язычники, иудеи, самаряне, а также еретики ариане, македониане, монтанисты и даже манихеи, которые справедливо усматривали угрозу самому существованию их общин в религиозной политике Юстиниана, ориентированной на поддержку Православия всей силой закона и реальной власти. Так что горючий материал в столице скопился в высокой степени концентрации, и эпицентром взрыва послужил ипподром. Людям нашего времени, захваченного спортивными страстями, легче, чем это было в предшествующие века, представить, как легко ажиотаж болельщиков, заряженных заодно и политическими пристрастиями, может вылиться в беспорядки, представляющие угрозу восстания и переворота, в особенности когда толпой искусно манипулируют.

Началом мятежа послужили события, происходившие на ипподроме 11 января 532 года. В промежуток между заездами один из прасинов, судя по всему - заранее подготовленный к выступлению, от лица своего дима обратился к присутствовавшему на скачках императору с жалобой на спафария священной опочивальни Калоподия: «Много лет, Юстиниан - Август, побеждай! - нас обижают, единый благий, и мы не в силах долее сносить, свидетель Бог!» . Представитель императора в ответ на обвинение сказал: «Калоподий не вмешивается в дела правления… Вы сходитесь на зрелища только для того, чтобы оскорблять правительство». Диалог становился все более напряженным: «“Как бы то ни было, а кто обижает нас, того часть будет с Иудой”. - “Молчать, иудеи, манихеи, самаритяне!” - “Ты поносишь нас иудеями и самаритянами? Мати Божия, буди со всеми нами!..” - “Не шутя: если вы не уйметесь, всем велю снести головы” - “Прикажи убивать! Пожалуй, наказывай нас! Уже кровь готова течь ручьями… Лучше бы Савватию не родиться, чем иметь сына убийцей… (Это был уже откровенно мятежный выпад.) Вот и поутру, за городом, при Зевгме произошло убийство, а ты, государь, хоть бы посмотрел на то! Было убийство и вечером”». Представитель факции голубых на это ответил: «Убийцы всей этой стадии только ваши… Вы убиваете и бунтуете; у вас только убийцы стадии». Представитель зеленых обратился прямо к императору: «“Кто убил сына Епагафа, самодержец?” - “И его вы же убили да и сваливаете то на голубых” - “Господи, помилуй! Истина насилуется. Стало быть, можно утверждать, что и мир не управляется Божиим Промыслом. Откуда такое зло?” - “Богохульцы, богоборцы, когда вы замолчите?” - “Если угодно могуществу твоему, поневоле молчу, триавгустейший; все, все знаю, но молчу. Прощай, правосудие! Ты уже безгласно. Перехожу в другой стан, сделаюсь иудеем. Ведает Бог! Лучше стать эллином, чем жить с голубыми”» . Бросив вызов правительству и императору, зеленые покинули ипподром.

Оскорбительная для императора перебранка с ним на ипподроме послужила прелюдией к мятежу. Епарх, или префект, столицы Евдемон приказал арестовать по шесть подозреваемых в убийствах человек из обеих димов - зеленых и голубых. Проведено было расследование, и выяснилось, что семеро из них действительно виновны в этом преступлении. Евдемон вынес приговор: четверых преступников обезглавить, а троих - распять. Но затем случилось нечто невероятное. По рассказу Иоанна Малалы, «когда их… стали вешать, столбы рухнули, и двое (приговоренных) упали; один был “голубой”, другой - “зеленый”» . У места казни собралась толпа, пришли монахи из монастыря святого Конона и забрали с собой сорвавшихся преступников, приговоренных к казни. Они переправили их через пролив на азиатский берег и предоставили им убежище в церкви мученика Лаврентия, которая имела право убежища. Но префект столицы Евдемон направил воинский отряд к храму, чтобы не дать им возможности выйти из храма и скрыться. Народ был возмущен действиями префекта, потому что в том обстоятельстве, что повешенные сорвались и выжили, увидели чудесное действие Промысла Божия. Толпа людей направилась к дому префекта и просила его удалить охрану от храма святого Лаврентия, но тот отказался исполнить эту просьбу. В толпе нарастало недовольство действиями властей. Ропотом и возмущением народа воспользовались заговорщики. Стасиоты венетов и прасинов договорились о солидарном мятеже против правительства. Паролем заговорщиков стало слово «Ника!» («Побеждай!») - возглас зрителей на ипподроме, которым они подбадривали соревнующихся возниц. В историю восстание вошло под именем этого победного клича.

13 января на столичном ипподроме вновь состоялись конные состязания, приуроченные к январским идам; на императорской кафизме восседал Юстиниан. В перерывах между заездами венеты и прасины согласованно просили императора о милосердии, о прощении приговоренных к казни и чудесным образом избавившихся от смерти. Как пишет Иоанн Малала, «они продолжали кричать до 22 заезда, но не удостоились ответа. Тогда диавол внушил им дурное намерение, и они стали славить друг друга: “Многие лета милосердным прасинам и венетам!”» , вместо того чтобы приветствовать императора. Затем, покинув ипподром, заговорщики вместе с примкнувшей к ним толпой устремились к резиденции префекта города, требовали освободить приговоренных к смерти и, не получив благоприятного ответа, подожгли префектуру. За этим последовали новые поджоги, сопровождаемые убийствами воинов и всех, кто пытался противодействовать мятежу. По словам Иоанна Малалы, «сгорели Медные ворота до самых схолий, и Великая церковь, и общественный портик; народ продолжал бесчинствовать» . Более полный перечень уничтоженных пожаром строений дает Феофан Исповедник: «Сгорели портики от самой Камары на площади до Халки (лестницы), серебряные лавки и все здания Лавса… входили в дома, грабили имущество, сожгли дворцовое крыльцо… помещение царских телохранителей и девятую часть Августея… Сожгли бани Александровы и большой странноприимный дом Сампсона со всеми его больными» . В толпе раздавались выкрики с требованием поставить «другого царя».

Конные состязания, намеченные на следующий день - 14 января, не были отменены. Но когда на ипподроме «по обычаю был поднят флаг», восставшие прасины и венеты, выкрикивая «Ника!», начали поджигать места для зрителей. Отряд герулов под командованием Мунда, которому Юстиниан приказал усмирить бунт, не справился с мятежниками. Император готов был пойти на компромисс. Узнав, что взбунтовавшиеся димы требуют отставки особенно ненавистных им сановников Иоанна Каппадокийца, Трибониана и Евдемона, он выполнил это требование и отправил всех трех в отставку. Но эта отставка не удовлетворила мятежников. Поджоги, убийства и грабежи продолжались в течение нескольких дней, охватив значительную часть города. Замысел заговорщиков определенно клонился к отстранению Юстиниана и провозглашению императором одного из племянников Анастасия - Ипатия, Помпея или Проба. Чтобы ускорить развитие событий в этом направлении, заговорщики распространили в народе ложный слух, что Юстиниан с Феодорой бежали из столицы во Фракию. Тогда толпа устремилась к дому Проба, который заблаговременно покинул его и скрылся, не желая быть замешанным в бунте. В гневе мятежники сожгли его дом. Ипатия и Помпея они тоже не нашли, потому что те в это время находились в императорском дворце и там заверяли Юстиниана в своей преданности ему, но, не доверяя тем, кому зачинщики мятежа собирались вручить верховную власть, опасаясь, что их присутствие во дворце может побудить колеблющихся телохранителей к измене, Юстиниан потребовал, чтобы оба брата покинули дворец и отправились к себе домой.

В воскресный день 17 января император предпринял еще одну попытку погасить мятеж примирением. Он появился на ипподроме, где собралась вовлеченная в мятеж толпа, с Евангелием в руках и с клятвой пообещал освободить спасшихся при повешении преступников, а также даровать амнистию всем участникам мятежа, если они прекратят бунт. В толпе одни поверили Юстиниану и приветствовали его, а другие - и их, очевидно, было большинство среди собравшихся - своими выкриками оскорбляли его и требовали поставить императором племянника Анастасия Ипатия. Юстиниан в окружении телохранителей вернулся с ипподрома во дворец, а мятежная толпа, узнав, что Ипатий находится у себя дома, устремилась туда, чтобы провозгласить его императором. Сам он страшился предстоящей ему участи, но мятежники, действуя напористо, повели его на форум Константина для совершения торжественной аккламации. Его жена Мария, по словам Прокопия, «женщина разумная и известная своей рассудительностью, удерживала мужа и не пускала его, громко стеная и взывая ко всем близким, что димы ведут его на смерть», но помешать замышляемому действу она оказалась не в силах. Ипатия привели на форум и там, за отсутствием диадемы, возложили на его голову золотую цепь. Собравшийся в экстренном порядке сенат утвердил совершенное избрание Ипатия императором. Неизвестно, много ли было сенаторов, уклонившихся от участия в этом заседании, и кто из присутствовавших сенаторов действовал движимый страхом, считая положение Юстиниана безнадежным, но очевидно, что его сознательные противники, вероятно в основном из среды приверженцев монофизитства, в сенате присутствовали и ранее, до мятежа. Сенатор Ориген предлагал готовиться к длительной войне с Юстинианом, большинство, однако, высказалось за немедленный штурм императорского дворца. Ипатий поддержал это предложение, и толпа двинулась в сторону ипподрома, примыкавшего к дворцу, чтобы оттуда начать атаку на дворец.

Между тем в нем проходило совещание Юстиниана со своими ближайшими помощниками, оставшимися верными ему. Среди них были Велисарий, Нарсес, Мунд. Присутствовала и святая Феодора. Сложившееся положение дел и самим Юстинианом, и его советниками охарактеризовано было в крайне мрачном свете. На верность пока еще не примкнувших к мятежникам воинов из столичного гарнизона, даже на дворцовые схолы, положиться было рискованно. Всерьез обсуждался план эвакуации императора из Константинополя. И тут слово взяла Феодора: «По-моему, бегство, даже если когда-либо и приносило спасение и, возможно, принесет его сейчас, недостойно. Тому, кто появился на свет, нельзя не умереть, но тому, кто однажды царствовал, быть беглецом невыносимо. Да не лишиться мне этой порфиры, да не дожить до того дня, когда встречные не назовут меня госпожой! Если ты желаешь спасти себя бегством, василевс, это нетрудно. У нас много денег, и море рядом, и суда есть. Но смотри, чтобы тебе, спасшемуся, не пришлось предпочесть смерть спасению. Мне же нравится древнее изречение, что царская власть - прекрасный саван» . Это самое знаменитое из изречений святой Феодоры, надо полагать - аутентично воспроизведенное ее ненавистником и льстецом Прокопием, человеком незаурядного ума, который был способен оценить неотразимую энергию и выразительность этих слов, характеризующих ее саму: ее ум и поразительный дар слова, которым она блистала некогда на сцене, ее бесстрашие и самообладание, ее азарт и гордыню, ее стальную волю, закаленную житейскими испытаниями, которые она в изобилии претерпела в прошлом - от ранней юности до замужества, вознесшего ее на беспримерную высоту, падать с которой она не хотела, даже если на кону стояла жизнь и ее самой, и ее мужа-императора. Эти слова Феодоры замечательно иллюстрируют и ту роль, которую она играла в ближайшем окружении Юстиниана, меру ее влияния на государственную политику.

Высказывание Феодоры обозначило переломный момент в ходе мятежа. «Слова ее, - по замечанию Прокопия, - воодушевили всех, и, вновь обретя утраченное мужество, они начали обсуждать, как им следует защищаться… Солдаты, как те, на которых была возложена охрана дворца, так и все остальные, не проявляли преданности василевсу, но и не хотели явно принимать участие в деле, ожидая, каков будет исход событий» . На совещании принято было решение немедленно приступить к подавлению мятежа.

Ключевую роль в наведении порядка сыграл отряд, который привел Велисарий с восточной границы. Вместе с ним действовали наемники-германцы под командованием своего полководца Мунда, назначенного стратигом Иллирика. Но прежде чем они напали на мятежников, дворцовый евнух Нарсес вступил в переговоры с взбунтовавшимися венетами, которые ранее считались надежными, поскольку на стороне их голубого дима были сам Юстиниан и его супруга Феодора. По словам Иоанна Малалы, он «тайно выйдя (из дворца), подкупил некоторых (членов) партии венетов, раздав им деньги. И некоторые восставшие из толпы стали провозглашать Юстиниана царем в городе; люди разделились и пошли друг против друга» . Во всяком случае, число мятежников в результате этого разделения убавилось, и все же оно было велико и внушало самые тревожные опасения. Убедившись в ненадежности столичного гарнизона, Велисарий пал духом и, вернувшись во дворец, стал уверять императора, что «дело их погибло» , но, находясь под обаянием слов, сказанных на совете Феодорой, Юстиниан теперь уже был исполнен решимости действовать самым энергичным образом. Он приказал Велисарию вести свой отряд на ипподром, где сосредоточены были основные силы восставших. Там же, восседая на императорской кафизме, находился и провозглашенный императором Ипатий.

Отряд Велисария пробирался к ипподрому через обгоревшие руины. Добравшись до портика венетов, он хотел немедленно напасть на Ипатия и схватить его, но их разделяла запертая дверь, которую изнутри охраняли телохранители Ипатия, и Велисарий опасался, что, «когда он окажется в трудном положении в этом узком месте» , народ набросится на отряд и из-за его малочисленности перебьет всех его воинов. Поэтому он выбрал другое направление удара. Он приказал воинам напасть на многотысячную неорганизованную толпу, собравшуюся на ипподроме, застигнув ее этим нападением врасплох, и «народ… увидев одетых в латы воинов, прославленных храбростью и опытностью в боях, без всякой пощады поражавших мечами, обратился в бегство» . Но бежать было некуда, потому что через другие ворота ипподрома, которые назывались Мертвыми (Некра), на ипподром ворвались германцы под командованием Мунда. Началась резня, жертвами которой пало более 30 тысяч человек. Ипатий и его брат Помпей были схвачены и отведены во дворец к Юстиниану. В свое оправдание Помпей говорил, что «народ силой заставил их против их собственного желания принять власть, и они затем пошли на ипподром, не имея злого умысла против василевса» , - что было лишь полуправдой, потому что с определенного момента они перестали противиться воле мятежников. Ипатий не захотел оправдываться перед победителем. На следующий день они оба были убиты солдатами, а тела их выброшены в море. Все имущество Ипатия и Помпея, а также тех сенаторов, которые участвовали в мятеже, было конфисковано в пользу фиска. Но позже, ради водворения мира и согласия в государстве, Юстиниан вернул конфискованное имущество их прежним владельцам, не обделив при этом даже детей Ипатия и Помпея - этих незадачливых племянников Анастасия. Но, с другой стороны, Юстиниан вскоре после подавления мятежа, пролившего большую кровь, но меньшую, чем могла пролиться в случае успеха его противников, которые ввергли бы империю в гражданскую войну, аннулировал распоряжения, сделанные им в качестве уступки мятежникам: ближайшие помощники императора Трибониан и Иоанн были возвращены на свои прежние посты.

(Продолжение следует.)