И море растворится в капле Для вечно печального смех - усилие. Для тех, кто постоянно сердит, гневен, раздражителен, спокойствие и благожелательность являются усилием. Но для того, кто находится в состоянии любви, гнев, печаль, злость связаны с большим усилием. Он может

Без длинных ног и клюва нету цапли.
Раба нельзя выдавливать по капле.
Коль духом от рожденья слаб,
Всегда и всюду будешь раб.
Когда я это написал Г. Жан Суворов обвинил меня в неуважении к Чехову. Я ответил, что не мог Чехов сказать такой глупости, нельзя быть рабом на четверть, наполовину…
Сегодня убедился, что я был прав. ЛГ № 14. в статье » Капля синдрома « говорится:
22 года назад журналисты переврали цитату из письма Чехова к Суворину и приложили к другому поводу.
Чехов писал: Напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба… и однажды проснувшись, чувствует, что у него кровь настоящая человеческая.

Так же и Окуджава сказал: я думаю Моисей сорок лет водил народ по пустыне, чтобы вымерли помнящие рабство. Журналисты выбросили я думаю и появилась так любимая демократами цитата: Моисей сорок лет…
Окуджава был не прав, Моисей водил по пустыне, чтобы вымерли помнившие о хорошей, сытой жизни евреев в Египте, те, кто упрекал Моисея: "Мы досыта ели хлеб, сидя у котлов с мясом".
Хлеб по распоряжению Иосифа им давался даром. Моисей внушал смолоду новым поколениям комплекс обиды на весь мир.

Рецензии

Господин Самойлов, я Вас не понял. И в Вашем пересказе мысль Чехова означает именно то, что приписываю ему я, да и все остальные. Смысл его слов таков: надо выдавливать из себя по капле раба для того, чтобы у тебя была кровь человеческая, а не рабская.

Если Вы это высказывание Чехова понимаете как-то инача - пожалуйста, выскажите свою трактовку, а мы послушаем.

Действительно, грустно, когда человек не умеет мыслить. где из цитаты следует, что Чехов призывает выдавливать раба? Он предлагает написать рассказ. Журналистами перевранная цитата, для вас свята. Неужели не ясно, что раб, крепостной - состояние плоти. Духом каждый рождается свободным. Холуём делает жизнь, трусов - слабых духом.

Свобода - понятие тонкое и неуловимое. Это, скорее, чувство, к которому стремится человек, без которого он не может жить (вспомните историю). Наша жизнь устроена так, что мы с детства попадаем в зависимость от разных обстоятельств, людей и вещей. И назвать себя по-настоящему свободным не сможет никто. Начнём же каплевыдавливание собственного раба.

Капля первая. Человека можно назвать рабом, когда он не принимает, не любит себя за то, что он просто есть, такой единственный и неповторимый. В жизни не бывает всё только чёрным или только белым. Жизнь разная, разноцветная, яркая. Мы меняемся, и в трудную минуту мы должны себя поддержать, приласкать, подбодрить, а победный час не считать естественным. Победам радуются. Победителями восхищаются (не все, правда).

Капля вторая. Зависимый человек делает то, что ему приказывают. Следовательно, работает он: 1) без удовольствия и 2) на других. Именно в таком порядке. В любое даже самое трудное, нудное, неприятное дело можно внести долю своего участия, которое принесёт удовольствие. А когда мы что-нибудь делаем творчески, мы начинаем работать на самих себя и продвигаемся вперёд к свободе.

Капля четвёртая (самая горькая). Великий русский человек Александр Сергеевич Пушкин сказал как-то: "Человек ленив и нелюбопытен". Из всех внутренних пороков, обрекающих человека на рабство, эти самые трудно излечимые. Стремление узнавать новое, открывать этот мир для слишком многих прекращается за порогом школы или вуза. Мы успокаиваемся на достигнутом. Начинаем думать, что всё нам и так известно. Впереди ровный профессиональный путь. Учиться устали давно и надолго. Во многом это заслуга родителей и школы. И от того и от другого (как это ни прискорбно осознавать) мы стремимся, в большинстве своём, освободиться поскорее. Здесь-то всё и начинается. Чтобы быть свободным, человек должен знать и уметь очень многое. Чтобы знать и уметь, нужно быть любопытным и не лениться. Вспоминается академик Павлов, который физиологию на себе изучал вплоть до последней минуты жизни, а английский язык начал изучать в 80 лет.

Капля пятая и последняя. Свободный человек прислушивается к себе и стремится делать только то, что ему нравится. И вообще, свободного человека от раба отличает умение думать, выражать свои мысли, следовать им и постоянно изменяться на пути к самосовершенствованию.

О тренингах успешности

Успех — от слова успеть. Поэтому в основе таких тренингов, как правило, лежит разгонка психики, вывод человека на собранное состояние, состояние потока. Выражаясь эзотерически — человека учат подключаться к эгрегору успешности. Для этого человеку активно внедряют маркеры успешности, вместе с соответствующей эмоциональной составляющей.

В примитивных случаях эти маркеры — внешние атрибуты успеха, более продвинутые люди работают на уровне убеждений.

Но почти всегда это какой-то шаблон, какой-то маркер для соответствия. Архетип.

И многие тренинги — это подключение к архетипу и способность человека проводить через себя эту энергию, играть эту роль.

О терапии

Одной из основных задач терапии является, напротив, отключение человека от окружающих его эгрегоров, снятие масок, выход из ролей, растождествление с архетипами. Это выход на отношение человека к самому себе, на уровень личных желаний, предпочтений, амбиций.

«Чего хочешь от жизни ты?» а не твое окружение.

О кренах или где же зарыт раб?

Люди, прошедшие различные тренинги успешности, отлично умеют подключаться к различным эгрегорам, достигать поставленных целей, имеют достаточно широкий инструментарий для этого.

Но они, зачастую, не умеют одного — слушать себя. Их рабство заключается в том, что даже выстроив свой эгрегор в виде успешного бизнеса, они становятся его рабом. Подчиняя свою семью, свои желания и ему. Проводя сутками время на работе и не умея отдыхать.

Это рабство выражается в запрете на отдых, расслабление, и рано или поздно зажатый и травмированный внутренний ребенок вылазит и посылает все выстроенное на…

Большинство людей не умеют быть свободными и работать. Любая работа для них — рабство, тюрьма, которую они выстраивают себе сами. И хотя имеют ключ, чтобы выйти — очень часто начинают ломать стены, которые строили долго.

Люди, прошедшие глубокую терапию — попадают в другую ловушку . Они научились отключаться от всех эгрегоров, они ищут собственные цели и смыслы, слушают свои ощущения. Они не реагируют на маркеры успешности, зачастую теряют смысл подключения к тому или иному эгрегору. А без подключения — сталкиваются с тем, что то, что они раньше делали легко и эффективно, теперь они делают с невероятными усилиями.

Нет, остались эгрегоры, к которым они подключаются легко и входят в поток — как правило это эгрегор их мастерства. Но это люди с совершенно сбитой системой мотивации .

Они не реагируют на маркеры успешности, внешнюю мотивацию. А свою систему мотивации как систему они не выстроили. Но самые большие сложности у таких людей происходит с продажей своего продукта — т.к. они сами не реагируют на якоря, они убирают стандартные якоря из своих текстов — и потом не понимают почему люди не покупают.

Как же выдавить раба?

Для «успешных» людей — рецепт прост:

Начать практиковать отключение от своего эгрегора-бизнеса, шаг за шагом (подключение к семейному эгрегору, выезд на природу, одиночество, работа с телом). Если во время отключения проявляются какие-то проблемы — работать над структурой, чтобы они не возникали.

Если в этом нужна помощь — в рамках личной консультации я могу показать вам, какие вещи вы легко можете делегировать, или создать правило, по которому данная утечка не будет больше требовать столько вашего внимания. Мой большой опыт в системной аналитике сделает этот процесс максимально безопасным для вашей .

Для людей прошедших терапию , я рекомендую выстраивать отношения с покупателям их продукта на уровне не якорей, а на уровне ценностей , проработать личную систему мотивации — выстроить свой эгрегор (как продолжение личности) и подключаться к нему, не боясь потерять свои границы.

В последнее время все большее число вменяемых граждан Израиля задает себе кучу вопросов по поводу того, что же происходит с нашим государством. Помните, когда-то в нашем советском детстве была песенка: «Сто тысяч почему живут на белом свете»? Вот и сегодня у наших граждан возникают эти «сто тысяч почему». Почему наше военно-политическое руководство пассивно реагирует на возрастающую агрессию ХАМАСа на южных границах страны и ничего не делает для прекращения «огненного террора», уничтожающего сельское хозяйство юга? Почему наша армия практически не реагирует на агрессию палестинских «бесхвостых обезьян» возле пограничных заграждений южной границы? С какой стати наш премьер, Биби Нетаниягу, много раз бегал, тряся гузном, к «другу Путину» в Москву, советоваться и просить не допускать Иран вместе с Хизбаллой к нашим северным границам, но в результате бронетанковые дивизии Асада стоят прямо напротив Голанских высот вместе с Хизбаллой. А «друг Путин» вывел в восточное Средиземноморье эскадру современных военных кораблей, и авиация российского авианосца мешает полетам израильских рейсовых самолетов в Европу?

Вопросов много. Но наше правительство загадочно молчит, министр обороны А. Либерман, грозно вращает глазами, надувает щеки и обещает ХАМАСу «страшно отмстить», намекая на военную операцию, которой мы так и не дождемся. А тем временем снова открыт переход Керен-Шалом и снова текут в Газу продукты, медикаменты и… стройматериалы для сооружения подземных бункеров ХАМАСа. И мы, вменяемые граждане Израиля, спрашиваем друг друга: – Что же происходит с нашей страной? И откуда берется все это унизительное галутное поведение наших политических и военных руководителей (а ведь многие их них вовсе не прибыли вчера из галута, а гордые сабры в четвертом-пятом поколении), их боязнь собственной тени и мнения Европейского парламента, Совбеза ООН, ЮНЕСКО, американского либерального истеблишмента и еще черт-те кого! Как говорил когда-то великий пролетарский вождь – «Странное и чудовищное».

Глядя с грустью на все это жалкое трепыхание наших лидеров и пассивные надежды на лучшее наших граждан, я вспоминаю случай из своей биографии и хотел бы об этом рассказать.

Б. Непридуманная история

Кто помнит, а для кого-то это уже далекая история, но я напомню, что в пятидесятых годах ушедшего 20-го века, в после сталинском СССР, была отвратительная антисемитская атмосфера, особенно в Москве, и эта вонь пропитывала все общество. Я, учился тогда в московской школе, занимавшей одно из первых мест в столице по дисциплинарным показателям и успеваемости, а наши учителя считались в столице одни из лучших. А пионерская дружина была награждена переходящим красным знаменем за участие в городской общественной работе. Но я хорошо помню, как после звонка об окончании уроков мои одноклассники (2-3-го класса) неслись по лестницам на улицу с победным криком: «Бей жидов – спасай Россию!» и никто из дежурных учителей их не останавливал.

Что же до меня, то с первого и по седьмой класс меня дразнили «сашка-еврейчик», а во дворе – «жид пархатый – номер пятый», а после занятий меня встречала троица из нашего класса и радостно гикая, сопровождала до дома (мы жили по соседству). Радовались они потому, что по дороге нападали втроем и били меня портфелями по голове. Били не сильно, но для них было особым кайфом унизить меня. Все это, естественно, сопровождалось воплями по поводу «Абгама и Сарочки». Самое интересное, что жалобы моих родных в школу и апелляции к классному руководителю ни к чему не приводили. Моей маме объясняли, что это просто обычные мальчишеские разборки и не стоит обращать внимания. Я был мальчик-отличник, меня регулярно награждали грамотами за отличную учебу и примерное поведение, я посещал не только обычную, но и музыкальную школу по классу скрипки. Но в классе меня не уважали, и, если и замечали, то только, когда надо было списать у меня контрольную по сочинению или математике. А одна девочка, в которую я был влюблен, как-то бросила мне при всем классе: «Шойхет – ты же ничтожество!».

Так продолжалось до седьмого класса. А в седьмом у нас случилась лабораторная работа по физике. Физику преподавал завуч, Эвель Михалыч Варшавер, заслуженный учитель РСФСР. Но в школе он славился тем, что на его уроках, если случайно летела муха, то было хорошо слышно. Он был контужен во время ВОВ и потому был жутко вспыльчив. Не дай Бог было разозлить его! Эвеля боялись даже самые отпетые хулиганы-второгодники. И вот на его уроке я подрался с верзилой-второгодником Морозовым. Все произошло из-за карандаша. На лабораторный урок мы принесли специальные тетрадки и хорошо заточенные карандаши для черчения каких-то схем. Я сидел на «камчатке», т.е. на самой задней парте вместе с этим Морозовым и готовился чертить схему движения реактивной тележки, а наш грозный завуч ушел в подсобку за пластиковой доской для опыта. И вдруг этот Морозов спокойно взял мой карандаш и стал что-то рисовать на парте. Я попросил его отдать, но он насмешливо посмотрел на меня и ничего не ответил. Я попросил снова, уже повышенным тоном. Но он не реагировал, как будто я был насекомым. Я попытался отнять карандаш. Но что я мог сделать против верзилы-второгодника, спортсмена и хулигана, выше меня на две головы? Он просто оттолкнул меня и стал ковырять моим карандашом в ухе. Его дружок, такой же второгодник, повернулся ко мне и презрительно сказал: «Не пыжься, еврейчик. Не справишься».

Но когда я вновь попытался отнять свой карандаш, то он не ударил меня и даже не толкнул. Он просто плюнул мне в лицо, смачно так, с удовольствием. И вот тут меня, что называется, перемкнуло. В глазах поплыл красный туман, я бросился на него и стал бить. Бить. Бить… Он пытался достать меня своими длинными руками, и даже достал, но я продолжал яростно бить эту ненавистную физиономию. Я видел его выпученные страхом глаза и фонтан крови, брызгавший из носа. Он пытался оттолкнуть меня, но я схватил его за ворот гимнастерки и швырнул спиной на шкаф с лабораторной посудой. На помощь ему пришел его дружок Генка, первый силач класса и хулиган. Он вцепился мне в шею и стал оттаскивать, но все было бесполезно. Класс встал и восторженно наблюдал происходящее. Все это побоище прекратил Эвель, вбежавший с доской в класс. Он подлетел к нашей сцепившейся троице и с размаху ударил Генку по спине. Эвель был вне себя: «Кто?! Кто это начал? Это ты, мерзавец? – обрушился он на Генку». Тот сидел на стуле, приходя в себя после удара. Мы с Морозовым отлетели друг от друга и стояли вполне спокойно. Но тут раздался робкий голос старосты класса, Леночки: «Это не он. Это Шойхет начал». – «Шойхет?! – заорал Эвель. – Мерзавцы! Я выгоняю вас обоих из школы на месяц! Вон из класса!» И мы с Морозовым, чинно собрав наши портфели, пошли из класса в мужской туалет приводить себя в порядок. Но прозвенел звонок и в туалет, хлынуло мужское население нашего класса, а также и других классов. Весть о драке на уроке у самого Эвеля распространилась быстро и в мужском туалете нас окружила толпа поклонников. Даже матерые хулиганы хлопали по плечу и уважительно хвалили за храбрость. Кончилось тем, что мы пошли по домам, пожав друг другу руки. Мы стали почти друзьями. Дома меня встретил дед, крякнул и почти весело сказал: «Ну, герой, подрался? В зеркало глянь». В зеркале я увидел здоровенный «фингал» под левым глазом и рваную борозду на шее, след генкиных пальцев при попытке оттащить меня.

Дед смазал рану зеленкой, заклеил рассеченную бровь пластырем и накормил обедом. А у меня было странное состояние, которое я раньше не испытывал. Состояние легкости, удивительной свободы и счастья. Потом, через много лет, когда я прочитал какое-то пособие по дзен-буддизму, где было сказано о достижении нирваны, я, вспомнив то свое состояние абсолютного покоя, счастья и свободы, подумал, что вот тогда, после зверской драки на уроке физики, я и испытал впервые нирвану. Потом пришла с работы мама. Выслушала мою исповедь и сказала, что завтра пойдет в школу и все выяснит. Ни мама, ни дед меня не ругали. Кончилось все вполне благополучно. Через день я пришел на уроки, Эвель построил класс, вывел нас с Морозовым к доске и прочел классу лекцию о пролетарском интернационализме (?) и о том, что мы пионеры образцовой пионерской организации не должны опускаться до таких разборок и драк, и уважать все национальности. А староста и председатель совета отряда обязаны будут следить за тем, чтобы мы с Морозовым более не дрались из-за всяких пустяков. Короче, мы вернулись к учебе, и все вошло в обычную колею.

Но после этой драки, отношение ко мне в классе резко изменилось. Меня вдруг сильно зауважали. «Сашка-еврейчик» исчез, растворился в прошлом. Теперь я был – «Саня-друг» или «наш Саня-свой в доску». Но мне этого было мало. Я срочно занялся своим физическим развитием. Я отбросил скрипку и перестал зубрить математику и химию.

Я купил гантели и эспандер в спортивном магазине и настоял, чтобы мама выписала мне журнал «Физкультура и спорт», где печатали комплексы атлетической гимнастики (слова бодибилдинг тогда еще не знали). Я занимался ежедневно и каждое утро, в любую погоду, бегал вокруг дома, тренируя дыхание. На летние каникулы я уехал в спортивный пионерский лагерь Моспищекомбината, где не только прекрасно кормили, но работал физрук-воспитатель Володя Медриш, студент Института физкультуры, который гонял нас на гимнастических снарядах и на легкоатлетические соревнования. Кроме того, там были спортивные секции, и я выбрал секцию бокса. После того, как два лета подряд я съездил в этот лагерь, я по совету Володи пришел в Институт физкультуры и записался сначала в секцию вольной борьбы. А потом занялся тяжелой атлетикой и в течение восьми лет (три года в школе и пять лет института) тренировался в понятии тяжестей и выполнил первый мужской разряд. Но и этого было недостаточно. Я еще занялся борьбой самбо в своем институте и тоже дошел до первого разряда. Все эти меры привели к тому, что никто, нигде и никогда не позволял себе рассказать в моем присутствии еврейского анекдота и даже пошутить на «еврейскую тему». Хотя я видел и слышал подобное в отношении моих еврейских знакомых, как в школе, так и в институте. Эти еврейские мальчики, остроумные, талантливые, добрые, были душой всех компаний. Они позволяли своим русским однокашникам подсмеиваться, рассказывать еврейские анекдоты с отвратительным «еврейским акцентом». И даже рассуждать, особенно в подвыпившем виде, о вредоносной для русского человека «евгайской сущности».

Я где мог, обрывал подобные разговоры. И в моем присутствии никто не осмеливался издеваться над беззащитными еврейским ребятами. Но разве я мог везде поспеть? И я, возмущаясь поведением моих знакомых (студентов моего вуза, а потом и сотрудников НИИ), часто говорил им: «Почему вы не отвечаете? Разве у вас нет человеческого достоинства? Разве вы в душе согласны с этими шуточками и хамскими выпадами?» – На что мне часто отвечали: «Ладно. Они же наши сокурсники (сослуживцы), мы каждый день вместе работаем. Да и это они же шутят. Надо понимать шутки. Ты, вот, еврей, а шуток не понимаешь». А иногда отвечали, что невозможно заткнуть рот всем окружающим, так как русский человек – антисемит и ничего с этим не поделаешь. А один милый кандидат наук, человек с большим чувством юмора, грустно ответил мне:

–Попробуй, возрази моему напарнику, мы с ним вместе ездим в командировки, я как-то попробовал, так он вдруг вызверился, схватил меня за грудки (дело было в купе поезда) и прошипел – Ты, что, жидяра, давно в больнице не лежал? А он такой здоровый! Вот я и свел все к шутке». На что я ответил ему: «Не надо было бояться! Они на самом деле трусы. Трусы и подлецы. Потому что знает кошка, чье мясо съела. Никогда не бойся. Даже если ты слабее».

И в какой-то момент я понял, что, по выражению А.П. Чехова, выдавил из себя раба. Галутного раба. И первым шагом была та драка на уроке физики в седьмом классе, когда я, слабый мальчишка, бросился на здоровенного верзилу и победил. Потом таких шагов к истинной свободе было еще много. И на соревнованиях по штанге, где меня сознательно засуживали во время исполнения жима – судья держал меня со штангой на груди, не давая хлопка. И на соревнования по самбо, где мой противник грубо бил меня по ногам, зная, что судья на ковре «не заметит» нарушения правил. И при поступлении в МГУ, где меня сознательно резали на экзаменах, даже не скрывая этого. Но я стискивал зубы и шел дальше. Я твердо знал, что я один против всего мира и еврею в этом мире снисхождения не будет.

Но тогда, на уроке физики, я сделал свой первый шаг к свободе. И в конце учебы в институте, когда комиссия на выпускных экзаменах сознательно резала меня, потому что нельзя было позволить еврею сдать экзамены на отлично и остаться в аспирантуре, я уже знал, что меня ждет, не боялся и не обижался на эти оскаленные фашистские морды, застывшие в злорадном ожидании – расстроится наш еврейчик до слез или начнет негодовать? А я откровенно смеялся им в лицо – ну что возьмешь с нацистской мрази? И это их больше всего разозлило.

А я пошел служить в ракетную часть ПВО. А, отслужив, устроился работать в лабораторию санэпидстанции, ибо другой работы для меня в Москве не было. Потом было много приключений, связанных с моим устройством на работу, но это уже другая история. Главное, что я никогда не ломался и не унижал своего достоинства, хотя и предлагали унизиться, чтобы получить теплое место. Ибо я был свободным человеком. Выдавившим из себя постылый еврейский галут.

В. Возвращаясь в сегодняшний день

Но вернемся к теме, поднятой в начале этой статьи. Я полагаю, что все эти малопонятные простым нашим гражданам вихляния и пассивное поведение нашего военно-политического руководства объясняются довольно просто. Большинство наших политиков – это израильтяне-сабры. Они никогда в жизни не сталкивались с проблемами галутных евреев, особенно живших на территории Российской империи, а затем в СССР. Им не приходилось бороться за существование и человеческое достоинство в условиях «черты оседлости», «процентной нормы» в царской России, а затем с национальной дискриминацией в сталинско-брежневском СССР. Они вырастали и формировались в своем государстве и среди своих. Это с одной стороны. А с другой – именно эта иллюзия своей страны и притупившееся чувство опасности, породили в них под влиянием идей марксового социализма склонность к либеральным идеям Запада и безудержной демократической демагогии. Породившей в свою очередь разрушительную левую теорию о «государстве всех граждан», фактически отменяющую сионистскую идею еврейского национального государства. Многие наши политики, и особенно журналисты левых СМИ играются в демократию и безудержно критикуют собственную страну и армию, совершенно не задумываясь о последствиях.

Катастрофа европейского еврейства, унесшая жизни более семи миллионов евреев, для них всего лишь насколько страниц в учебнике истории. Израильтяне-сабры отсиделись во время Второй мировой войны в этом тихом углу подмандатной Палестины и не ощутили на себе гибели своих собратьев в Европе. Им не пришлось почувствовать на своей шкуре ненависть к евреям всего остального мира. И, самое главное – каждому из них не пришлось в одиночку ВЫДАВЛИВАТЬ ИЗ СЕБЯ ГАЛУТНОГО РАБА, преодолевая сопротивление враждебного мира. Здесь, по-моему, и кроется мягкотелость наших политиков, их неуверенность в своей правоте и пассивное согласие при малейшем внешнем давлении уступить и откупиться. Откупиться и не связываться. Авось как-нибудь все устроиться. Как в галутном штетле 19 века. Уважаемые в штетле евреи откупались деньгами от погрома, власти, конечно, деньги брали, но не торопились прийти на помощь, так что у каждого погрома были жертвы – изнасилованные девочки и женщины, разграбленные лавки, раввины с вырванными бородами. Но руководство штетла считало, что эти мелочи можно как-то пережить. К чему эта галутная психология привела в середине 20-го века, мы помним. Еврейские юденраты в гетто вели себя точно так же, идя на уступки гестапо, и в результате гитлеровцы при помощи юденратов спокойно вывезли все еврейские гетто Европы к газовым камерам Аушвица. В итоге, евреи СССР вынесли уроки из Холокоста и сталинской антисемитской политики, и стали выдавливать из себя галутного раба. Алия 70-х – и 90-х – хорошее тому доказательство. Но «русскую алию» в Израиле не допускают в политику, почувствовав у большинства наших людей правую национальную ориентацию. Ибо мы, победившие в себе галутного раба, ехали в Израиль, как в наше независимое, свободное еврейское государство. А застали здесь меняющие друг друга левые правительства, где тон задают политики с невыдавленным мышлением галутного раба. Галут оказался въевшимся в подкорку, в подсознание, в гены. Печальное и опасное явление. Нам остается надеяться, что, может быть наши дети, взявшие от нас стремление к свободе и независимости, сумевшие войти в израильское общество, займут достойное место в политике и объяснят всей этой своре международных антисемитов, что Израиль – это наша страна. Наша исконная земля, которая дарована нам Всевышним и потому не продается. Не сдается в аренду никаким «палестинцам» и не уступается ни за какие пряники. А тем левым уродам из ЕС, ООН и прочим «миротворцам», жаждущим нашей гибели, наши дети сумеют ответить в духе Зеева Жаботинского:

– А не пошли бы вы все к черту!

ГМАР ХАТИМА ТОВА, дорогие сограждане!

Александр Шойхет