Столько журналистов, сколько недавно собралось в рижской Международной высшей школе экономики и управления на мастер-классе Леонида Парфенова, я давно не видел. Понятно, почему: Парфенов – не только великолепный рассказчик (кто бы сомневался), но еще и талантливый артист, мгновенно перевоплощающийся, если надо, в своего персонажа. Практически театр одного актера. После общей встречи Леонид согласился дать интервью «Собеседнику».

«Сказки закончились…»

– Не кажется ли вам, что порой даже «Прожекторперисхилтон» куда более злободневен, чем новостные программы?

– Я не телекритик, мне неловко высказываться. Тем более что «Прожекторперисхилтон» – это еще одно свидетельство того, что телевидение (что бы о нем ни говорили) все-таки развивается. Потому что времена, когда юмор представлял Евгений Петросян…

– Ну, он и сейчас представляет…

– На других каналах. Просто тогда он был безальтернативен. А «Прожекторперисхилтон» – продукт уже иного поколения. Так что какое-то движение в тех местах, где это не регламентируется государственной властью, есть. Телевидение, конечно, меняется. И в тех же фильмах, которые мы делали в последние годы – к 200-летию Гоголя или о Зворыкине, – мы для себя, несомненно, делали какие-то шаги вперед. Даже технологически перейдя на «ред» (съемки новым типом камеры-компьютера. – Авт.).

– Большинство газет и журналов все более работают на потребу толпе…

– Не знаю, я читаю «Коммерсант» и «Ведомости», и у меня нет такого впечатления…

– Но и тиражи их невелики…

– Каждый выбирает свое, в конце концов. Мы рассказывали друг другу сказки про то, что мы – самая читающая страна. На поверку выяснилось другое. Еще при советской власти стало понятно, что больше читают то, что издают, как говорили, за макулатуру. За «Женщину в белом», например, дают 20 килограммов другой макулатуры. Так что для меня никакой новости по поводу массовых предпочтений, массовых вкусов нынешние времена не открыли. Так всегда было, я в этом абсолютно убежден. А что касается телевидения, то кто-то и его считает отстойным, что оно делается для тех, у кого нет своей жизни – для маргиналов, аутсайдеров, которые сидят смотрят ток-шоу, сериалы. Поэтому иногда бывает трудно анонсировать собственные работы, убеждать свою аудиторию, свою зрительскую группу, что им стоит посмотреть ту или иную передачу. Но положение не безнадежно. Куда хуже явное присутствие государственной власти в телевизионной информации.

«Кино снимать не буду»

– Ваша последняя лента о Зворыкине порой напоминает художественный фильм, и не только потому, что в нем участвует такой великолепный актер, как Сергей Шакуров . Далее – полнометражное кино?

– мы объясняли актерам, где и как тот или иной эпизод будет использован. Играли не то чтобы вполноги, но придерживали эмоции так, как если бы их снимала документальная камера. А тут эстетика несколько другая. Мы делаем вид, что это не Шакуров в роли Зворыкина, а продолжение хроники. Так что ни о каких съемках художественных лент и речи быть не может. Я не умею придумывать, не опираясь на факты, это же полный произвол.

– Вы занимались и занимаетесь российской историей. Не кажется ли вам, что она все время себя повторяет? Олигархи, опричники, смуты, застой, войны – все ведь уже было?

– Это не только российская черта. Все последние книги Гайдара посвящены тому, что нет никакого особого русского пути. Потому что вот эта этатистская модель, когда во все проникает государство, она всегда порождает такую экономику, такой тип общественных отношений, такое соотношение общества и власти.

– Как же бывает стыдно, когда сейчас, спустя 65 лет после Победы, нам показывают сюжеты о ветеранах, которые до сих пор бессильны перед чиновниками…

– Мне вообще представляется, что надо как-то все же поменьше гордиться победой в 1945 году, а больше тем, что достигнуто в мирное время. Получается странная вещь: безусловность победы 45-го года будто искупает все то, как люди прожили эти 65 лет, во что верили, как смогли реализовать себя. Это – свидетельство нашей беспомощности перед современностью, потому что мы не можем в ней почувствовать опору, не можем договориться, как же мы хотим жить сейчас. Плохо, если мы опереться можем только на то, что сделано не нами и даже не нашими родителями, а дедами. А что мы сами такого сделали, чтобы можно было гордиться?

– «Предстояние» Михалкова уже смотрели?

– Не было ли мысли, чтобы самому взяться за документальный сериал о Великой Отечественной?

– Что касается моих планов, то о Великой Отечественной я делать фильм не собирался. Есть такое ощущение перекормленности зрителя войной. Была когда-то мысль делать сериал «Советская империя», который должен был продолжать «Российскую империю». Но этого не получилось. Но он был бы не про войну, а про сталинскую государственную модель, которая в чем-то наследовала российскую, а в чем-то была другой.

После «Зворыкина» мне сейчас предлагают делать буквально всё: от последнего дня Помпеи… Мол, именно в таком стиле все и должно быть снято. Видимо, сам подход довольно заразителен, и кажется, что это и есть сейчас самая лучшая форма.

Есть планы и по поводу 80-летия Горбачева, и 200-летия войны 1812 года, и 100-летия музея изобразительных искусств. Но это не столько про музей, сколько про коллекцию Щукина и Морозова, про двух русских купцов-старообрядцев, ставших самыми первыми покупателями Матисса и Пикассо. Причем ими они оформляли свои особняки. Матисс, например, приезжал в Москву на разметку, его полотно «Танец» предназначалось для лестничной площадки второго этажа дома Щукина…

Вернется ли самое популярное «лицо нулевых» на главные телеканалы страны

История новой российской тележурналистики немыслима без этого человека. Даже сегодня, не работая ведущим программ, Леонид Парфенов остается на слуху. Безупречный джентльмен на экране, он часто оказывался в эпицентре конфликта. В июне 2004 года Парфенов был уволен с телеканала НТВ, формально – из-за разногласий с руководством.

Юный корреспондент

Детство у Парфенова было, как он сам признается, малоинтересным. В его родном Череповце юноше было «ужасающе скучно». Он родился в 1960-м году в семье инженера. Из всех радостей жизни – охота, на которую его часто брал отец, и библиотека, в которой парень проводил очень много времени.

Когда Лене было 13, он уже активно рассылал заметки в районные и областные газеты. За одну из них он получил небывалую по тем временам награду – поездку в «Артек». К слову, Парфенов отличился и там – получил грамоту как лучший юнкор «Пионерской правды».

Первая «заграница»

Родители не сильно верили, что Леонид поступит после школы в Ленинградский государственный университет имени Жданова (нынешний СПбГУ). Однако он легко сдает вступительные экзамены и начинает новую жизнь в большом городе. Кроме учебы занимается подработками – водит по Ленинграду туристов в качестве экскурсовода. Не забывает и о журналистской практике, много пишет в «Смену», «Огонек», «Правду», «Советскую культуру».

В университете Парфенов знакомится со студентами из Болгарии (они живут вместе в общежитии) и на втором курсе отправляется погостить к новым друзьям. Тогда Леонид испытывает первый культурный шок от заграницы и понимает, что он «не очень советский человек».

В Москву, в Москву!

После окончания вуза молодой журналист возвращается по заведенному тогда порядку в родной Череповец. В районной газете юношу в джинсах не приняли, он стал работать в областной, в «Вологодском комсомольце». Затем было областное телевидение, с которого его пригласили на центральное. В 1986 году, в весьма интересное для советских граждан время, он становится специальным корреспондентом в молодежной редакции ЦТ, работает в программе «Мир и молодежь».

Парфенов вместе с Андреем Разбашем снимают документальный трехсерийный фильм «Дети XX съезда». Картина о диссидентах и первых демократах – поколении шестидесятников – имеет небывалый успех, ее покупают телекомпании из девяти стран. Парфенов получает первый солидный гонорар, за который приобретает квартиру в столице, и переходит в команду «Авторского телевидения».

Фото: booksite.ru

На собственной частоте

В 1990 году, когда страна жила на стыке эпох, Леонид Парфенов решает заняться «несоветской журналистикой». Выходят первые выпуски программы «Намедни». Это немного другая передача, чем та, с которой потом будет ассоциироваться Парфенов. Тогда «Намедни» выходила еженедельно в формате «неполитических новостей». Спустя год его отстраняют от ведения программы за то, что он слишком резко высказался по поводу отставки Шеварднадзе с поста министра иностранных дел.

Затем Парфенов недолго работает в телекомпании «ВИD» с Владиславом Листьевым , пока его не пригласят на новый телеканал НТВ. В то время канал даже не имел своей частоты, а транслировался по договору на петербургском Пятом канале. По будням шла новостная программа «Сегодня», по воскресеньям – «Итоги» с Евгением Киселевым . «Намедни» выходила по субботним вечерам.

Первую «ТЭФИ» Парфенов получает за проект «Новогоднее телевидение» в 1994 году. К этому времени канал уже разжился собственной частотой.

В следующем году вместе с Константином Эрнстом они придумывают и реализуют «Старые песни о главном».

Целуя Монро

Одно из главных детищ Парфенова - это проект, полное название которого – «Намедни 1961-2003: Наша эра». Был задуман цикл документальных передач, посвященных истории СССР и России, блестящая попытка исторической рефлексии. Здесь Парфенов оттачивает свой стиль – в сценарии исторические события идут вперемешку с рассказом о быте той или иной эпохи. Например, после сюжета о посещении Хрущевым выставки авангардистов шла зарисовка о повышении цен на молочные продукты и мясо, а за рассказом о расстреле рабочих в Новочеркасске в 1962 году следовала зарисовка о хула-хупе. Зрители помнят также и парфеновские видеошутки, где он присутствует на переговорах лидеров мировых держав, помогает вымыть руки Никите Хрущеву , целует Мерлин Монро .

Программа выходила в несколько циклов, кроме того, еще были специальные выпуски в сетке новогодних программ в конце 2001, 2002 и 2003 годов, где Парфенов рассказывал о событиях, прошедшего года, которые войдут в историю.

Фото: booksite.ru

Дело НТВ

В начале двухтысячных НТВ, которое к тому времени стало частью медиахолдинга Владимира Гусинского , поменяет собственника. До этого времени канал успешно развивался, но наживал себе врагов из-за критического и даже сатирического (программа «Куклы») освещения жизни и политики страны. Внешне все выглядело как поглощение холдингом «Газпром-медиа». Сотрудники НТВ собирают подписи под открытыми письмами, где требуют внимания общественности к нарушению свободы слова, но Парфенов в этом конфликте сохраняет нейтралитет. На передаче «Антропология», куда его пригласил Дмитрий Дибров , он заявил, что не согласен с действиями руководителя канала Киселева и покидает команду. После того как в ночь с 13 на 14 апреля 2001 года восьмой этаж Останкино, где располагалось НТВ, был взят штурмом и перешел под управление Газпрома, Парфенов становится топ-менеджером канала. Конечно, среди коллег по цеху он тут же был назван «предателем» и «штрейкбрехером».

Совсем скоро, в 2003 году, у телеканала снова меняется руководство, НТВ возглавляет Николай Сенкевич . Парфенов сначала уходит в длительный отпуск, но затем снова возвращается к работе. В ноябре в «Намедни» выходит сюжет о книге Елены Трегубовой из президентского пула «Байки кремлевского диггера», который запрещает Сенкевич. В мае 2004 года у Парфенова снова конфликт, на этот раз с замом генерального директора Александром Герасимовым . Повод – сюжет «Выйти замуж за Зелимхана». В нем было интервью вдовы чеченского сепаратиста Зелимхана Яндарбиева , который погиб в Катаре, о том, что к убийству ее мужа причастны российские спецслужбы. Парфенова уволили за нарушение трудового договора после того, как он опубликовал письменное распоряжение дирекции канала о запрете сюжета про Яндарбиева.

На Первом канале

Леонид Парфенов подождал полгода предложений других каналов, не дождавшись, видимо, понял, что это всерьез и надолго, и согласился на пост редактора «Русского Newsweek».

Теперь у него появилось время для создания видеоконтента, который нравится ему самому. Он создает фильм «Ведущий» к 70-летию Владимира Познера , картину «О мир, ты - спорт!» про Олимпийские игры. Первый канал транслирует их. А также фильмы «Люся» о Людмиле Гурченко , «Птица-Гоголь» к 200-летию Николая Васильевича Гоголя . Парфенов пишет книги, озвучивает мультфильмы, снимается в кино.

В 2010 году Парфенов на церемонии вручения премии имени Владислава Листьева произносит свою нашумевшую речь о состоянии российских медиа. В ней он критикует «вечнозеленые приемы» советского центрального телевидения, которые прижились в современных СМИ, и говорит, что не нужно быть героем, но нужно хотя бы набраться смелости и «назвать вещи своими именами». Конечно, это не показали по телевизору.

Новые песни о главном

Сегодня Парфенов не работает на телевизионных каналах. За последние 8 лет такой «безработицы» он создал 7 фильмов и 7 книг. С 2012 года входит в Совет при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ).

В прошлом 2016 году поучаствовал в проекте Михаила Ходорковского «Открытый университет», рассказал о своем взгляде на язык современных СМИ.

Вышел еще один документальный фильм Леонида Парфенова – «Русские евреи», планируется создать фильм про русских немцев.

Из других планов – выпуск новой программы для телеканала RTVi «Намедни в караоке». Новый формат вберет в себя признаки информационно-аналитической программы и развлекательной («Старые песни о главном»). Шоу будет вещаться за рубеж. Российскому зрителю будет доступно в Интернете.

Интервью: Тата Олейник
Фото: Юрий Кольцов

Можно ли рассматривать твою активную роль в анимационных проектах как своего рода бегство от реалий нашего телевидения?

Ну зачем так-то? У меня разные есть работы, и с мультами я не первый раз сотрудничаю, мне их бум нравится. Когда я озвучивал Monkey Dust, «38 обезьян» в нашем переводе, меня очень веселило, как политкорректность, соблюдаемая всюду, легко обходится в мультфильме. Его герои могут ругаться, обзывать другие нации и меньшинства, глумиться над традициями, следовать дремучим предрассудкам и так далее - и им все сходит с рук, потому что они хоть и человекообразны, но не люди, и, стало быть, им все это можно. В моей карьере еще был опыт сотрудничества с Олегом Куваевым, когда мы показывали мульты про Масяню. Они были таким лирическим дневником современницы. Кто еще может в две-три минуты показать сегодняшний питерский дух так, как через Масяню и Хрюнделя? Только мультик. И у лучших из них очень низкая амортизация. Хороший мультик делается так густо, так характерно, так емко, что его можно пересмат­ривать много раз с тем же интересом.

А что неполиткорректного, емкого и злободневного в милом мультике про собачку, усыновившую мальчика Шермана?

Там другое есть... Ну, считай, что это история про то, как американское усыновление может быть и хорошим.

Американский ответ на «закон Димы Яковлева»? Наши ученые кобели усыновят ваших сирот?

Вот видишь, уже завязалась острая дискуссия. Каждый может прочитать все, что угодно.

Твой интерес к анимации никак не связан с тем, что ты чувствуешь себя отрезанным от большого телевидения?

У меня каждый год по телевизионному фильму выходит, больше за год и не сделаешь. Вот сейчас на Первом канале наш новый фильм готовится к показу - «Цвет нации».

А стать опять хозяином собственной программы, своего эфира не хочется?

Понимаешь, ящик приучает тебя к тому, что ты занимаешься тем, что возможно. Ящик - это не принт, это не книжки, это не лежащий перед тобой лист А4, на котором ты можешь творить все, что захочешь. В ящике у всего огромная себестоимость. Он предполагает деньги, технику, технологии, людей... И ты учишься соотносить свои желания с возможностями. Я давно не страдаю без текущего эфира. В год по фильму - это хороший результат. Я занят больше, чем когда-либо.

Хит-лист героя
Мультперсонаж:	Вино:	Часы:

Как бы ты оценил сейчас общее состояние дел на нашем телевидении?

Поскольку я отчасти еще продолжаю быть практикующим тележурналистом, я все-таки предпочитаю не заниматься телекритикой.

Тем не менее в последнее время ты стал причисляться к лицам, так сказать, оппозиционно настроенным. Выступления на митингах, речи яркие в пику властям и все такое. Ты можешь назвать себя оппозиционером?

Я? Нет, не назову. Для кого-то я могу быть оппозиционером, для кого-то - мейнстримом. А поскольку деятельность общественная, публичная, то оценка со стороны куда важнее твоей собственной.

А оценки со стороны очень разные. Для кого-то ты чуть ли не знамя революции, для кого-то - сервильный талант, фактически штрейкбрехер.

Если ты журналист - ты общественный деятель по определению. Взять свободу слова. Если ты действительно журналист, ты ее отстаиваешь, отвоевываешь, пытаешься расширить. И не столько для собственного рабочего комфорта. Журналистика ведь существует не для того, чтобы в ней работали и хорошо себя чувствовали журналисты, а чтобы общество получало своевременную и полную информацию обо всем, что происходит. Это оппозиционная деятельность?

Безусловно.

Да? Ну, значит, в этом я оппозиционер. Журналист - я часто это говорю - кому-то неуго­ден не тем, что что-то сказал или снял. А тем, что другие это услышат или увидят.

Тебе случалось отвечать за то, что сказанное тобой услышали?

Ну и что? Я готов оплатить эту роскошь.

Расплата выходила не слишком дорогой?

Слушай, в журналистику вообще не должны идти люди, которые сидят и молчат в тряпочку. Конечно, у всех темпераменты разные: у кого-то «не могу молчать» происходит раньше, кто-то дольше держится. Но лично я ни о чем не жалею. Для меня было бы мучением отказывать себе в возможности быть тем, кто я есть, и говорить то, что я думаю.

То есть вот этого популярного сегодня ощущения «меня душат, гонят и не дают мне работать» у тебя нет?

Это большинство шестидесятников так говорили и пили на кухнях в брежневский застой. Они чувствовали, что это не их время и только сожалели о коротких днях оттепели. А по-моему, напрасно они выбрали такой путь. Надо действовать, нужно стараться что-то делать все равно, даже если трудно и нельзя. Не подумай, что я шестидесятников осуждаю, нет. Но мне бы это не подошло. А сегодня вообще другая ситуация. Сейчас любой может уехать. И власть любит повторять, что границы открыты - пожалуйста, валите, без вас воздух чище будет. И многие едут. В Чехию, например. Прекрасная страна - Чехия.

И почему ты не в Чехии?

Потому что моя профессия - это русский язык, а моя аудитория - это русская аудитория. И такой уж несвободы у нас ведь нет. Книги, например, вообще никто не контролирует. Между прочим, впервые за историю России.

Но списки запрещенной литературы есть.

Неправда. Нет сейчас технической возможности отслеживать книгу до ее выхода, можно только потом, задним числом, на что-то реагировать. Если можно опубликовать «День опричника», «Сахарный Кремль» или «Диалектику переходного периода»* - значит, в стране свободное книгоиздание. Никто не бегает с мухобойкой и не прихлопывает неугодные «адмаргенумы».

* - Примечание Phacochoerus"a Фунтика:
« Первые две книги - Сорокина, треть­я - творчество Пелевина. Все три произведения - сатирические, часто встречается матерное описание современной действительности »

Ты полагаешь, что свободы слова мы по большому счету не лишены?

Понятно, что ситуация со свободой слова, мнений, с общественной дискуссией у нас хуже, чем, например, в Украине. Чтобы в Раде, на гостелеканалах звучали и другие голоса, чтобы общество отстаивало свое мнение, в том числе и на майдане, - конечно, у нас ничего подобного быть пока не может.

И тебе не хватает этого?

Это не мне должно не хватать. Это обществу должно не хватать. Будет запрос на свободу - будет ответ. А хватать человека за грудки, трясти и говорить: «Очнись! Как ты живешь без гражданского общества? Тебе нужна свобода! Она должна входить в твою потребительскую корзину!» - это бессмысленно.

А она не входит в корзину?

Как правило, нет. Отсутствие гласа народного означает, что большинство людей положение дел скорее устраивает. Есть общественный договор: «Вы воруйте, нам жить давайте, но к нам не лезьте», на нем все и держится. Молчание - знак согласия.

В Интернете, которым охвачено уже 75 процентов россиян, молчания не наблюдается. Сплошной мат-перемат, по большей части - в адрес вышестоящих.

И что? Во что это все выливается? Где самоорганизация, где какая-нибудь партия активных пользователей? Да у нас тиражи качественной прессы в разы ниже, чем, например, в Великобритании, при том что населения там меньше. У нас они даже ниже, чем в Польше.

Хит-лист героя
Писатель:

Сегодня Юрий Дудь (30) разместил в Сети новый выпуск программы «Вдудь», кстати, второй за неделю: во вторник в гости к нему приходил режиссер Борис Хлебников (45), а сегодня – журналист Леонид Парфенов (57).

Парфенова нет на телевидении уже четырнадцать лет, и за это время он снял около 15 фильмов и написал восемь томов «Намедни». Напомним, в 2004-м Леонида уволили, а программу «Намедни» сняли с эфира. Причиной стало нарушение трудового договора со стороны Леонида Геннадьевича, так, по крайней мере, говорило руководство НТВ: в 2004-м, несмотря на запрет гендиректора канала Александра Герасимова, Парфенов выпустил в эфир сюжет с вдовой экс-президента Ичкерии Зелимхана Яндарбиева Маликой Яндарбиевой, а потом в комментарии «Комерсанту» заявил о решении Герасимова не показывать выпуск. Руководство сочло это нарушением трудовой этики и попрощалось с ведущим. В общем, как рассказал журналист Дудю, после этого инцидента работа на ТВ у него не складывалась, да и не очень хотелось.

«Я больше никогда не вернусь в офис. Это кончилось, мне не нравятся все эти собрания, летучки и прочее. Официально моя трудовая нигде не лежит, да и слава Богу!» А еще Леонид рассказал о своем отношении к мату: нейтральное. Дело в том, что недавно жена Парфенова Елена Чекалова поругала Дудя в Facebook, ей не понравилось, что Юрий описал фильм ее мужа пусть и одобрительными словами, но с использованием мата, но, как выяснилось, Парфенова это не напрягает.

«Мы все привыкли к тому, что, когда нас матом ругают – это нормально, а вот, когда хвалят… Не знаю, немного странно, но в принципе нормально. Даже у Пушкина были стихи с матом!»

Высказался Леонид Геннадьевич и о ситуации с (48), его, напомним, подозревают в хищении государственных средств, и до 19 октября режиссер находится под домашним арестом.

«После ареста Кирилла Серебренникова всем людям этого круга пришло в голову, что нужно было уезжать из страны. Я не знаю никого вокруг, кто бы не воспринял это как сигнал к действию». К слову, на вопрос Юрия, хотел бы сам Парфенов уехать из России, Леонид ответил, что не задумывался об этом, да и уехать в принципе некуда – вся работа здесь.

«А куда я поеду? Кто меня там ждет, уже поздно, раньше нужно было об этом думать. Но вот мои дети учатся за границей. Я вообще считаю, что получать образование в Москве и рядом с родителями – плохая идея. Это мегаполис, тут клубы, тусовки, какая учеба?»

Напоследок Юрий попросил Парфенова раскрыть секрет, как ему удается оставаться «на движе и таким счастливым», несмотря на то, что на телевидении он не работает очень давно.

«Определенной технологии нет, я просто везунчик! В тот момент, когда мне нельзя было заниматься политической журналистикой, у меня уже была другая лицензия – про культуру, про историю, поэтому я мог уйти в эту сферу. Борис Акунин просто заставил меня вернуться к «Намедни» как к формату, поскольку это еще актуально. Плюс я остаюсь востребован в рекламе и веду мастер-классы, но за них не платят. В общем, надо быть везунчиком и стараться играть на разных барабанах – уметь многое».

А вот оказавшись перед Путиным, Леонид Геннадьевич у него ничего бы не спросил, говорит, Путин и так все сказал, точнее, показал своими делами.