Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Александр Николаевич Островский.
Бедность не порок

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Гордей Карпыч Торцов , богатый купец .

Пелагея Егоровна , его жена .

Любовь Гордеевна , их дочь .

Любим Карпыч Торцов , его брат, промотавшийся .

Африкан Савич Коршунов , фабрикант .

Митя , приказчик Торцова .

Яша Гуслин , племянник Торцова .

Гриша Разлюляев , молодой купчик, сын богатого отца .

Анна Ивановна , молодая вдова .

Маша ; Лиза , подруги Любови Гордеевны .

Егорушка , мальчик, дальний родственник Торцова .

Арина , нянька Любови Гордеевны .

Гости, гостьи, прислуга, ряженые и прочие .

Действие происходит в уездном городе, в доме купца Торцова, во время Святок.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Небольшая приказчичья комната; на задней стене дверь, налево в углу кровать, направо шкаф; на левой стене окно, подле окна стол, у стола стул; подле правой стены конторка и деревянная табуретка; подле кровати гитара; на столе и конторке книги и бумаги.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Митя ходит взад и вперед по комнате; Егорушка сидит на табуретке и читает «Бову Королевича».

Егорушка (читает). «Государь мой батюшка, славный и храбрый король, Кирибит Верзоулович, ныне идти за него смелости не имею, потому что когда я была во младости, то король Гвидон за меня сватался».

Митя . Что, Егорушка, наши дома?

Егорушка (зажимает пальцем то место, где читает, чтоб не ошибиться). Никого нет; кататься уехали. Один Гордей Карпыч дома. (Читает.) «На то сказал дщери своей Кирибит Верзоулович…» (Зажимает пальцем.) Только такой сердитый, что беда! Я уж ушел – все ругается. (Читает.) «Тогда прекрасная Милитриса Кирбитьевна, призвав к себе слугу Личарду…»

Митя . На кого же он сердит?

Егорушка (опять зажимает). На дяденьку, на Любима Карпыча. На второй-то праздник дяденька Любим Карпыч обедал у нас, за обедом-то захмелел, да и начал разные колена выкидывать, да смешно таково. Я смешлив ведь больно, не вытерпел, так и покатился со смеху, а уж на меня глядя и все. Дяденька Гордей-то Карпыч принял это себе за обиду да за невежество, осерчал на него, да и прогнал. Дяденька-то Любим Карпыч взял да в отместку ему и созорничал, пошел да с нищими и стал у собора. Дяденька-то Гордей Карпыч говорит: осрамил, говорит, на весь город. Да теперь и сердится на всех без разбору, кто под руку подвернется. (Читает.) «С тем намерением, чтобы подступил под наш град».

Митя (взглянув в окно). Кажется, наши приехали… Так и есть! Пелагея Егоровна, Любовь Гордеевна, да и гости с ними.

Егорушка (прячет сказку в карман). Побежать наверх. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Митя (один). Эка тоска, Господи!… На улице праздник, у всякого в доме праздник, а ты сиди в четырех стенах!… Всем-то я чужой, ни родных, ни знакомых!… А тут еще… Ах, да ну! сесть лучше за дело, авось тоска пройдет. (Садится к конторке и задумывается, потом запевает.)

Красоты ее не можно описать!…
Черны брови, с поволокою глаза.

Да, с поволокою. А как вчера в собольем салопе, покрывшись платочком, идет от обедни, так это… ах!… Я так думаю, и не привидано такой красоты! (Задумывается, потом поет.)

Уж и где ж эта родилась красота…

Как же, пойдет тут работа на ум! Все бы я думал об ней!… Душу-то всю истерзал тосковамши. Ах ты, горе-гореваньице!… (Закрывает лицо руками и сидит молча.)

Входит Пелагея Егоровна, одетая по-зимнему, и останавливается в дверях.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Митя и Пелагея Егоровна.

Пелагея Егоровна . Митя, Митенька!

Митя . Что вам угодно?

Пелагея Егоровна . Зайди ужо вечерком к нам, голубчик. Поиграете с девушками, песенок попоете.

Митя . Премного благодарен. Первым долгом сочту-с.

Пелагея Егоровна . Что тебе в конторе все сидеть одному! Не велико веселье! Зайдешь, что ли? Гордея-то Карпыча дома не будет.

Митя . Хорошо-с, зайду беспременно.

Пелагея Егоровна . Уедет ведь опять… да, уедет туда, к этому, к своему-то… как его?…

Митя . К Африкану Савичу-с?

Пелагея Егоровна . Да, да! Вот навязался, прости Господи!

Митя (подавая стул). Присядьте, Пелагея Егоровна.

Пелагея Егоровна . Ох, некогда. Ну да уж присяду немножко. (Садится.) Так вот поди ж ты… этакая напасть! Право!… Подружились ведь так, что н□-поди. Да! Вот какое дело! А зачем? К чему пристало? Скажи ты на милость! Человек-то он буйный да пьяный, Африкан-то Савич… да!

Митя . Может, дела какие есть у Гордея Карпыча с Африканом Савичем.

Пелагея Егоровна . Какие дела! Никаких делов нет. Ведь он-то, Африкан-то Савич, с агличином всё пьют. Там у него агличин на фабрике дилехтор – и пьют… да! А нашему-то не след с ними. Да разве с ним сговоришь! Гордость-то его одна чего стоит! Мне, говорит здесь не с кем компанию водить, всё, говорит, сволочь, всё, видишь ты, мужики, и живут-то по-мужицки; а тот-то, видишь ты, московский, больше всё в Москве… и богатый. И что это с ним сделалось? Да ведь вдруг, любезненький, вдруг! То все-таки рассудок имел. Ну, жили мы, конечно, не роскошно, а все-таки так, что дай Бог всякому; а вот в прошлом году в отъезд ездил, да перенял у кого-то. Перенял, перенял, уж мне сказывали… все эти штуки-то перенял. Теперь все ему наше русское не мило; ладит одно – хочу жить по-нынешнему, модами заниматься. Да, да!… Надень, говорит, чепчик!… Ведь что выдумает-то!… Прельщать, что ли, мне кого на старости, говорю, разные прелести делать! Тьфу! Ну вот поди ж ты с ним! Да! Не пил ведь прежде… право… никогда, а теперь с этим с Африканом пьют! Спьяну-то, должно быть, у него (показывая на голову) и помутилось. (Молчание.) Уж я так думаю, что это враг его смущает! Как-таки рассудку не иметь!… Ну, еще кабы молоденький: молоденькому это и нарядиться, и все это лестно; а то ведь под шестьдесят, миленький, под шестьдесят! Право! Модное-то ваше да нынешнее, я говорю ему, каждый день меняется, а русской-то наш обычай испокон веку живет! Старики-то не глупей нас были. Да разве с ним сговоришь, при его же, голубчик, крутом-то характере.

Митя . Что говорить! Строгий человек-с.

Пелагея Егоровна . Любочка теперь в настоящей поре, надобно ее пристроить, а он одно ладит: нет ей ровни… нет да нет!… Ан вот есть!… А у него все нет… А каково же это материнскому-то сердцу!

Митя . Может быть, Гордей Карпыч хотят в Москве выдать Любовь Гордеевну.

Пелагея Егоровна . Кто его знает, что у него на уме. Смотрит зверем, ни словечка не скажет, точно я и не мать… да, право… ничего я ему сказать не смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего. (Встает.) Заходи, Митенька.

Митя . Приду-с.

Гуслин входит.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Гуслин.

Пелагея Егоровна . Вот и еще молодец! Приходи, Яшенька ужо к нам наверх с девушками песни попеть, ты ведь мастер, да гитару захвати.

Гуслин . Хорошо-с, это нам не в труд, а еще, можно сказать, в удовольствие-с.

Пелагея Егоровна . Ну, прощайте. Пойти соснуть полчасика.

Гуслин и Митя . Прощайте-с.

Пелагея Егоровна уходит; Митя садится к столу пригорюнившись;

Гуслин садится на кровать и берет гитару.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Митя и Яша Гуслин.

Гуслин . Что народу было на катанье!… И ваши были. Что ж ты не был?

Митя . Да что, Яша, обуяла меня тоска-кручина.

Гуслин . Что за тоска? Об чем тебе тужить-то?

Митя . Как же не тужить-то? Вдруг в голову взойдут такие мысли: что я такое за человек на свете есть? Теперь родительница у меня в старости и бедности находится, ее должен содержать, а чем? Жалованье маленькое, от Гордея Карпыча все обида да брань, да все бедностью попрекает, точно я виноват… а жалованья не прибавляет. Поискал бы другого места, да где его найдешь без знакомства-то. Да, признаться сказать, я к другому-то месту и не пойду.

Гуслин . Отчего же не пойдешь? Вот у Разлюляевых жить хорошо – люди богатые и добрые.

Митя . Нет, Яша, не рука! Уж буду все терпеть от Гордея Карпыча, бедствовать буду, а не пойду. Такая моя планида!

Гуслин . Отчего же так?

Митя (встает). Так, уж есть тому делу причина. Есть, Яша, у меня еще горе, да никто того горя не знает. Никому я про свое горе не сказывал.

Гуслин . Скажи мне.

Митя (махнув рукой). Зачем!

Гуслин . Да скажи, что за важность!

Митя . Говори не говори, ведь не поможешь!

Гуслин . А почем знать?

Митя (подходит к Гуслину). Никто мне не поможет. Пропала моя голова! Полюбилась мне больно Любовь Гордеевна.

Гуслин . Что ты, Митя?! Да как же это?

Митя . Да вот как-никак, а уж сделалось.

Гуслин . Лучше, Митя, из головы выкинь. Этому делу никогда не бывать, да и не р□живаться.

Митя . Знамши я все это, не могу своего сердца сообразить. «Любить друга можно, нельзя позабыть!…» (Говорит с сильными жестами.) «Полюбил я красну девицу, пуще роду, пуще племени!… Злые люди не велят, велят бросить, перестать!»

Гуслин . Да и то надоть бросить. Вот Анна Ивановна мне и ровня: у ней пусто, у меня ничего, – да и то дяденька не велит жениться. А тебе и думать нечего. А то заберешь в голову, потом еще тяжельше будет.

Митя (декламирует).

Что на свете прежестоко? -

Прежестока есть любовь!

(Ходит по комнате.) Яша, читал ты Кольцова? (Останавливается.)

Гуслин . Читал, а что?

Митя . Как он описывал все эти чувства!

Гуслин . В точности описывал.

Митя . Уж именно что в точности. (Ходит по комнате.) Яша!

Гуслин . Что?

Митя . Я сам песню сочинил.

Гуслин . Ты?

Митя . Да.

Митя . Хорошо. На, вот. (Отдает ему бумагу.) А я попишу немного – дело есть: неравно Гордей Карпыч спросит. (Садится и пишет.)

Гуслин берет гитару и начинает подбирать голос;

Разлюляев входит с гармонией.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Разлюляев.

Разлюляев . Здравствуйте, братцы! (Наигрывает на гармонии и приплясывает.)

Гуслин . Эко дурак! На что это ты гармонию-то купил?

Разлюляев . Известно на что - играть. Вот так… (Играет.)

Гуслин . Ну уж, важная музыка… нечего сказать! Брось, говорят тебе.

Разлюляев . Что ж, не брошу разве!… Коли захочу, так и брошу… Вот важность! Денег что ли у нас нет? (Бьет себя по карману.) Звенят. У нас гулять – так гулять! (Бросает гармонию.)

Одна гора высока,
А другая низка;
Одна мила далека,
А другая близко.

Митя (ударяет Митю по плечу), а Митя! Что ты сидишь?

Митя . Дело есть. (Продолжает заниматься.)

Разлюляев . Митя, а Митя, а я гуляю, брат… право слово, гуляю. Ух, ходи!… (Поет: «Одна гора высока» и проч.) Митя, а Митя! весь праздник буду гулять, а там за дело… Право слово! Что ж, у нас денег что ли нет? Вот они!… А я не пьян… Нет, так гуляю… весело…

Митя . Ну гуляй на здоровье.

Разлюляев . А после праздника женюсь!… Право слово, женюсь! Возьму богатую.

Гуслин (Мите). Ну, вот слушай-ка, так-то ладно ль будет?

Разлюляев . Спой-ка, спой, я послушаю.

Гуслин (поет).

Нет-то злей, постылее
Злой сиротской доли,
Злее горя лютого,
Тяжелей неволи.
Всем на свете праздничек,
Тебе не веселье!…
Буйной ли головушке
Без вина похмелье!
Молодость не радует,
Красота не тешит;
Не заноба-девушка -
Горе кудри чешет.

Во все это время Разлюляев стоит как вкопанный и слушает с чувством; по окончании пения все молчат.

Разлюляев . Хорошо, больно хорошо! Жалко таково… Так за сердце и хватит. (Вздыхает.) Эх, Яша! сыграй веселую, полно канитель-то эту тянуть – нынче праздник. (Поет.)

Подыгрывай, Яша.

Гуслин подыгрывает.

Митя . Полно вам дурачиться-то. Давайте-ка лучше сядемте в кучку да полегоньку песенку споем.

Разлюляев . Ладно! (Садятся.)

Гуслин (запевает; Митя и Разлюляев подтягивают).

Размолодчики вы молоденькие,
Вы дружки мои…

Входит Гордей Карпыч; все встают и перестают петь.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Гордей Карпыч.

Гордей Карпыч . Что распелись! Горланят, точно мужичье! (Мите.) И ты туда ж! Кажется, не в таком доме живешь, не у мужиков. Что за полпивная! Чтоб у меня этого не было вперед! (Походит к столу и рассматривает бумаги.) Что бумаги-то разбросал!…

Митя . Это я счета проверял-с.

Гордей Карпыч (берет книгу Кольцова и тетрадь со стихами). А это еще что за глупости?

Митя . Это я от скуки, по праздникам-с, стихотворения господина Кольцова переписываю.

Гордей Карпыч . Какие нежности при нашей бедности!

Митя . Собственно, для образования своего занимаюсь, чтоб иметь понятие.

Гордей Карпыч . Образование! Знаешь ли ты, что такое образование?… А еще туда же разговаривает! Ты бы вот сертучишко новенький сшил! Ведь к нам наверх ходишь, гости бывают… срам! Куда деньги-то деваешь?

Митя . Маменьке посылаю, потому она в старости, ей негде взять.

Гордей Карпыч . Матери посылаешь! Ты себя-то бы обр□зил прежде; матери-то не Бог знает что нужно, не в роскоши воспитана, чай сама хлевы затворяла.

Митя . Уж пущай же лучше я буду терпеть, да маменька, по крайности, ни в чем не нуждается.

Гордей Карпыч . Да ведь безобразно! Уж коли не умеешь над собою приличия наблюдать, так и сиди в своей конуре; коли гол кругом, так нечего о себе мечтать! Стихи пишет; образовать себя хочет, а сам как фабричный ходит! Разве в этом образование-то состоит, что дурацкие песни петь? То-то глупо-то! (Сквозь зубы и косясь на Митю.) Дурак! (Помолчав.) Ты и не смей показываться в этом сертучишке наверх. Слышишь, я тебе говорю! (К Разлюляеву.) А ты тоже! Отец-то, чай, деньги лопатой загребает, а тебя в этаком зипунишке водит.

Разлюляев . Что ж такое! Он новый… сукно-то французское, из Москвы выписывали, по знакомству… двадцать рублев аршин. Что ж, нешто мне этакую штуку надеть, как у Франца Федорыча, у аптекаря… кургузую; так его вон и дразнят все: страм пальто! Так что ж хорошего людей смешить!

Гордей Карпыч . Много ты знаешь! Да что, с тебя взыскать-то нечего! Сам-то ты глуп, да и отец-то твой не больно умен… целый век с засаленным брюхом ходит; дураками непросвещенными живете, дураками и умрете.

Разлюляев . Уж ладно.

Гордей Карпыч (строго). Что?

Разлюляев . Ладно, мол.

Гордей Карпыч . Неуч, и сказать-то путно умешь! Говорить-то с вами – только слова тратить; все равно, что стене горох, так и вам, дуракам. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же, без Торцова.

Разлюляев . Поди-кось, какой грозный! Ишь ты, развоевался! Так вот тебя и испугались… Как же, держи карман-то!

Митя (Гуслину). Вот она жизнь-то моя какова! Вот каково мне сладко жить-то на свете!

Разлюляев . Да от этакова житья – запьешь, право запьешь! А ты брось, не думай. (Запевает.)

Одна гора высока,
А другая низка;
Одна мила далека,
А другая близко.

Входят: Любовь Гордеевна, Анна Ивановна, Маша и Лиза.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, Любовь Гордеевна, Анна Ивановна, Маша и Лиза.

Анна Ивановна . Мир честной компании!

Разлюляев . Милости прошу к нашему шалашу.

Митя . Наше почтение-с! Милости просим!… Какими судьбами?…

Анна Ивановна . А никакими, просто – взяли да и пришли. Гордей Карпыч уехал, а Пелагея Егоровна отдохнуть легла, так теперь наша воля… Гуляй – не хочу!…

Митя . Просим покорно садиться.

Садятся; Митя садится против Любови Гордеевны; Разлюляев ходит.

Анна Ивановна . Надоело молча-то сидеть, орехи щелкать, – пойдемте, говорю, девушки, к парням, а девушкам и любо.

Любовь Гордеевна . Что ты выдумываешь-то! Мы не воображали сюда идти, это ты выдумала.

Анна Ивановна . Как же не так! Да ты первая… Известное дело, кому что нужно, тот об том и думает: парни об девках, а девки об парнях.

Разлюляев . Ха, ха, ха!… Это вы, Анна Ивановна, я точности говорите.

Любовь Гордеевна . Вот уж никогда!

Маша (Лизе). Ах, стыд какой!

Лиза . Это, Анна Ивановна, вы говорите совсем напротив.

Анна Ивановна . Ах вы, скромность! Уж сказала бы словечко, да нехорошо при парнях-то… Сама была в девках, все знаю.

Любовь Гордеевна . Девушка девушке рознь.

Маша . Ах, стыд какой!

Лиза . Что вы говорите, это даже для нас оченно странно и, можно сказать, конфузно.

Разлюляев . Ха, ха, ха!…

Анна Ивановна . А об чем сейчас наверху разговор был? Хотите, скажу!… Ну, говорить, что ли? Что, присмирели!

Разлюляев . Ха, ха, ха!…

Анна Ивановна . Ты что рот-то разинул! Не об тебе, небось!

Разлюляев . Хоша и не обо мне, однако, может быть, есть, кто и об нас думает. Мы знаем, мы знаем! (Приплясывает.)

Анна Ивановна (подходит к Гуслину). Что же ты, бандурист, когда на мне женишься?

Гуслин (играя на гитаре). А вот когда от Гордея Карпыча разрешенье выдет. Куда нам торопиться-то, над нами не каплет. (Кивает ей головой.) Поди-ка сюда, Анна Ивановна, мне нужно сказать тебе одно дело.

Она подходит к нему и садится подле него; он ей шепчет на ухо, показывая на Любовь Гордеевну и Митю.

Анна Ивановна . Что ты говоришь!… Неужто!

Гуслин . Уж это верно так.

Анна Ивановна . Ну, так хорошо, молчи! (Говорят шепотом.)

Любовь Гордеевна . Ты, Митя, придешь к нам ужо вечером?

Митя . Приду-с.

Разлюляев . И я приду. Я больно плясать горазд. (Становится фертом.) Девушки, полюбите меня кто-нибудь.

Маша . Как вам не стыдно! Что это вы такое говорите!

Разлюляев . Что ж такое за важность! Я говорю – полюбите меня… да… за мою простоту.

Лиза . Этого не говорят девушкам. А должны были сами дожидаться, чтобы вас полюбили.

Разлюляев . Да, дождешься от вас, как же! (Пляшет.)

Как гусара не любить!

Любовь Гордеевна (взглянув на Митю). Может быть, кто-нибудь и любит кого-нибудь, да не скажет: надобно самому догадаться.

Лиза . Какая же девушка в мире может сказать это!

Маша . Конечно.

Анна Ивановна (подходит к ним и поглядывает то на Любовь Гордеевну, то на Митю и запевает).

Уж и как это видно,
Коли кто кого любит -
Против милого садится,
Тяжеленько вздыхает.

Митя . На чей счет это принимать нужно?

Анна Ивановна . Уж мы знаем на чей.

Разлюляев . Стойте, девушки, я вам песню спою.

Анна Ивановна . Спой, спой!

Разлюляев (поет протяжно).

Летал медведь по поднебесью…

Анна Ивановна . А ты хуже этой-то не знаешь?

Лиза . Даже можно принять это в насмешку.

Разлюляев . А коли эта нехороша, я вам другую спою; я ведь веселый. (Поет.)

Ах, бей в доску,
Поминай Москву!
Москве хочется жениться -
Коломну взять.
А Тула-то хохочет,
Да в приданое не хочет!
А гречиха по четыре,
Крупа по сороку,
Вот просо у нас гривна,
А ячмень три алтына.

(Обращаясь к девушкам.)

Вздешевел бы и овес -
Больно дорого провоз!
Видите, погода какова!

Маша . Это к нам не относится.

Лиза . Мы мукой не торгуем.

Анна Ивановна . Да ты что пристал! Ты вот отгадай загадку. Что такое: кругла – да не девка; с хвостом – да не мышь?

Разлюляев . Это штука мудреная!

Анна Ивановна . То-то мудреная!… Вот ты и думай! Ну, девушки, пойдемте.

Девушки встают и собираются идти.

Парни, пойдемте.

Гуслин и Разлюляев собираются.

Митя . А я после приду. Я тут уберу кой-что.

Анна Ивановна (пока собираются).

Вечор девки,
Вечор красны,
Вечор девки пиво варивали.
Зашел к девкам,
Зашел к красным,
Зашел к девкам да незваный гость.

Анна Ивановна за дверью пропускает всех, исключая Любови Гордеевны, затворяет и не пускает ее.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Митя и Любовь Гордеевна.

Любовь Гордеевна (у двери). Перестаньте, не дурачьтесь.

За дверью девичий смех.

Не пускают!… Ах, какие! (Отходит от дверей). Баловницы, право!…

Митя (подавая стул). Присядьте, Любовь Гордеевна, побеседуйте минуточку. Я очень рад, видемши вас у себя.

Любовь Гордеевна (садится). Чему тут радоваться, я не понимаю.

Митя . Да как же-с!… Мне очень приятно-с видеть с вашей стороны такое внимание, сверх моих для вас заслуг. Вот уж другой раз я имею счастие-с…

Любовь Гордеевна . Ну, что ж! Пришла, посидела и ушла, в этом важности не состоит. Я, пожалуй, и сейчас уйду.

Митя . Ах, нет, не уходите-с!… Для чего же-с!… (Вынимает из кармана бумагу.) Позвольте мне презентовать вам мой труд… как умею, от души.

Любовь Гордеевна . Это что такое?

Митя . Собственно для вас сочинил стихи.

Любовь Гордеевна (стараясь скрыть радость). Еще, может быть, глупость какая-нибудь… не стоит читать.

Митя . Этого я не могу судить, потому как сам я это писал и притом не учимшись.

Любовь Гордеевна . Прочитай.

Митя . Сейчас-с. (Садится подле стола и берет бумагу; Любовь Гордеевна подвигается к нему очень близко.)

Не цветочек в поле вянет, не былинка, -
Вянет, сохнет добрый молодец-детинка.
Полюбил он красну девицу на горе,
На несчастьице себе да на большое.
Понапрасну свое сердце парень губит,
Что неровнюшку девицу парень любит:
Во темну ночь красну солнцу не всходити,
Что за парнем красной девице не быти.

Любовь Гордеевна (сидит несколько времени задумавшись) . Дай сюда. (Берет бумагу и прячет, потом встает.) Я тебе сама напишу.

Митя . Вы-с?!

Любовь Гордеевна . Только стихами я не умею, а так, просто.

Митя . За великое счастие почту для себя ваше такое одолжение-с. (Дает бумагу и перо.) Извольте-с.

Любовь Гордеевна . Жаль только, что скверно пишу-то. (Пишет.)

Митя хочет заглянуть.

Только ты не смотри, а то я брошу писать и изорву.

Митя . Я не буду смотреть-с. Но вы позвольте мне на ваше снисхождение соответствовать тем же, сколь могу, и написать для вас стихи вторично-с.

Любовь Гордеевна (положив перо). Пиши, пожалуй… Только пальцы все выпачкала, кабы знала, лучше бы не писала.

Митя . Пожалуйте-с.

Любовь Гордеевна . На, возьми. Только ты не смей читать при мне, а прочти после, когда я уйду. (Складывает бумажку и отдает ему; он прячет в карман.)

Митя . Будет по вашему желанию-с.

Любовь Гордеевна (встает). Придешь к нам наверх?

Митя . Приду-с… сию минуту-с.

Любовь Гордеевна . Прощай.

Митя . До приятного свидания-с.

Любовь Гордеевна идет к дверям; из дверей выходит Любим Карпыч.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Те же и Любим Карпыч.

Любовь Гордеевна . Ах!

Любим Карпыч (указывая на Любовь Гордеевну). Стой! Что за человек? По какому виду? За каким делом? Взять ее под сумнение.

Любовь Гордеевна . Это вы, дяденька!

Любим Карпыч . Я, племянница! Что, испугалась! Ступай, не бось! Я не доказчик, а кладу все в ящик, – разберу после, на досуге.

Любовь Гордеевна . Прощайте! (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Митя и Любим Карпыч.

Любим Карпыч . Митя, прими к себе купеческого брата Любима Карпова сына Торцова.

Митя . Милости просим.

Любим Карпыч (садится). Брат выгнал! А на улице, в этом бурнусе, немного натанцуешь! Морозы… время крещенское – бррр… И руки-то озябли, и ноги-то ознобил – бррр…

Митя . Погрейтесь, Любим Карпыч.

Любим Карпыч . Ты меня не прогонишь, Митя? А то ведь замерзну на дворе-то… как собака замерзну.

Митя . Как можно, что вы говорите!…

Любим Карпыч . Ведь вот брат выгнал же. Ну, пока деньжонки были, шлялся кой-где по теплым местам; а денег нет – нигде не пускают. А и денег-то было два франка да несколько сантимов! Не велик капитал! Каменный дом не выстроишь!… Деревни не купишь!… Как же надо поступить с этим капиталом? Куда его деть? Не в ломбард его несть! Вот я этот капитал взял да пропил, промотал. Туда ему и дорога!

Митя . Зачем же вы пьете, Любим Карпыч? Через это вы сами себе враг!

Любим Карпыч . Зачем я пью?… От глупости! Да, от своей глупости. А ты думал, от чего?

Митя . Так вы лучше перестаньте.

Любим Карпыч . Нельзя перестать: на такую линию попал.

Митя . Какая же это линия?

Любим Карпыч . А вот слушай ты, живая душа, какая это линия. Только ты слушай да на ус мотай. Остался я после отца, видишь ты, мал-малехонек, с коломенскую версту, лет двадцати несмышленочек. В голове-то, как в пустом чердаке, ветер так и ходит! Разделились мы с братом: себе он взял заведение, а мне дал деньгами, да билетами, да векселями. Ну, уж как он там разделил – не наше дело, Бог ему судья! Вот я и поехал в Москву по билетам деньги получать. Нельзя не ехать! Надо людей посмотреть, себя показать, высокого тону набраться. Опять же я такой прекрасный молодой человек, а еще свету не видывал, в частном доме не ночевывал. Надобно до всего дойти! Первое дело, оделся франтом, знай, дескать, наших! То есть такого-то дурака разыгрываю, что на редкость! Сейчас, разумеется, по трактирам… Шпилен зи полька, дайте еще бутылочку похолоднее. Приятелей, друзей завелось, хоть пруд пруди! По театрам ездил…

Митя . А ведь это, должно быть, Любим Карпыч, очень хорошо в театре представляют.

Любим Карпыч . Я все трагедию ходил смотреть, очень любил, только не видал ничего путем и не помню ничего, потому что больше все пьяный. (Встает.) «Пей под ножом Прокопа Ляпунова!» (Садится.) Таким-то п□□бытом деньжонки все я ухнул; что осталось, поверил приятелю Африкану Коршунову на божбу да на честное слово; с ним же я пил да гулял, он же всему беспутству заводчик, главный заторщик из бражного, он же меня и надул, вывел на свежую воду. И сел я как рак на мели: выпить не на что, а выпить-то хочется. Как тут быть? Куда бежать, тоску девать? Продал платье, все свои модные штуки, взял бумажками, разменял на серебро, серебро на медные, а там только пшик, да и все тут!

Митя . Как же вы жили, Любим Карпыч?

Любим Карпыч . Как жил? Не дай Бог лихому татарину. Жил в просторной квартире, между небом и землей, ни с боков ни сверху нет ничего. Людей стыдно, от свету хоронишься, а выйти на Божий свет надобно: есть нечего. Идешь по улице, все на тебя смотрят… Все видели, какие я штуки выделывал, на лихачах с градом закатывал, а теперь иду оборванный да обдерганный, небритый… Покачают головами, да и прочь пойдут. Страмота, страмота, страмота! (Сидит повеся голову.) Есть ремесло хорошее, коммерция выгодная – воровать. Да не гожусь я на это дело – совесть есть, опять же и страшно: никто этой промышленности не одобряет.

Митя . Последнее дело!

Любим Карпыч . Говорят, в других землях за это по талеру плотят, а у нас добрые люди по шеям колотят. Нет, брат, воровать скверно! Это штука стара, ее бросить пора… Да ведь голод-то не тетка, что-нибудь надобно делать! Стал по городу скоморохом ходить, по копеечке собирать, шута из себя разыгрывать, прибаутки рассказывать, артикулы разные выкидывать. Бывало, дрожишь с утра раннего в городе, где-нибудь за углом от людей хоронишься да дожидаешься купцов. Как приедет, особенно кто побогаче, выскочишь, сделаешь колено, ну и даст, кто пятачок, кто гривну. Что наберешь, тем и дышишь день-то, тем и существуешь.

Митя . Вы бы лучше, Любим Карпыч, к брату ехали, чем так жить-то.

Любим Карпыч . Нельзя, втянулся. Эх, Митя, попадешь на эту зарубку – не скоро соскочишь. Да ты не перебивай, твоя речь впереди. Ну вот слушай! Простудился я в городе – зима-то стояла холодная, а я вот в этом пальтишке щеголял, в кулаки подувал, с ноги на ногу перепрыгивал. Свезли меня добрые люди в больницу. Как стал я выздоравливать да в рассудок приходить, хмелю-то нет в голове – страх на меня напал, ужасть на меня нашла!… Как я жил? Что я за дела делал? Стал я тосковать, да так тосковать, что, кажется, умереть лучше. Так уж решился, как совсем выздоровею, так сходить Богу помолиться да идти к брату, пусть возьмет хоть в дворники. Так и сделал. Бух ему в ноги!… Будь, говорю, вместо отца! Жил так и так, теперь хочу за ум взяться. А ты знаешь, как брат меня принял! Ему, видишь, стыдно, что у него брат такой. А ты поддержи меня, говорю ему, оправь, обласкай, я человек буду. Так нет, говорит, – куда я тебя дену. Ко мне гости хорошие ездят, купцы богатые, дворяне; ты, говорит, с меня голову снимешь. По моим чувствам и понятиям мне бы совсем, говорит, не в этом роду родиться. Я, видишь, говорит, как живу: кто может заметить, что у нас тятенька мужик был? С меня, говорит, и этого стыда довольно, а то еще тебя на шею навязать. Сразил он меня, как громом! С этих-то слов я опять стал зашибаться немного. Ну да, я думаю, Бог с ним, у него вот эта кость очень толста. (Показывает на лоб.) Ему, дураку, наука нужна. Нам, дуракам, не впрок богатство, оно нас портит. С деньгами нужно обращаться умеючи… (Дремлет.) Митя, я полежу у тебя, мне соснуть хочется.

Митя . Прилягте, Любим Карпыч.

Любим Карпыч (встает). Митя, ты мне денег не давай… то есть много не давай, а немножко дай. Я вот сосну, да схожу погреться немного, понимаешь!… Только я немного… ни-ни!… Будет дурачиться.

Митя (вынимает деньги). Вот извольте, сколько вам нужно.

Любим Карпыч (берет). Гривенник надо. Тут все серебро, мне серебра не надо. Ты дай мне еще семитку, вот и будет в настоящий такт. (Митя дает.) Вот и довольно. Добрая ты душа, Митя! (Ложится.) Брат не умеет ценить тебя. Ну, да я с ним штуку сделаю. Дуракам богатство – зло! Дай умному человеку деньги, он дело сделает. Я походил по Москве-то, я все видел, все… Большую науку произошел! А дураку лучше денег не давай, а то он заломается… фу, фу, фу, трр!… вот как брат, да как я, скотина… (Полусонным голосом.) Митя, я ночевать к тебе приду.

Митя . Приходите. Теперь контора пустая… праздники…

Любим Карпыч (засыпая). А я с братом смешную штуку сделаю. (Засыпает.)

Митя (подойдя к двери, вынимает письмо из кармана). Что-то тут? Боюсь!… Руки дрожат!… Ну уж, что будет, то будет – прочитаю. (Читает.) «И я тебя люблю. Любовь Торцова». (Схватывает себя за голову и убегает.)

Уездный город. Святки. День. Небольшая приказ-чичья комната в доме купца Торцова.

Митя ходит по комнате; Егорушка сидит на табу-ретке и читает «Бову Короле-вича», затем оста-нав-ли-ва-ется и расска-зы-вает Мите, что все домашние уехали кататься. Остался только Гордей Карпыч, он ужасно сердит на своего брата, Любима Карпыча. Нака-нуне на празд-ничном обеде Любим Карпыч захмелел, начал разные колена выки-ды-вать и насмешил всех гостей. Гордей Карпыч посчитал это за обиду, рассер-дился и прогнал брата. В отместку Любим Карпыч созор-ничал: встал с нищими у собора. Гордей Карпыч пуще преж-него разо-шелся и сердится теперь на всех без разбору.

За окнами разда-ется шум — прие-хали Пелагея Егоровна, Любовь Горде-евна и гости. Егорушка хватает книжку и убегает. Митя оста-ется один, он сетует на жизнь («Всем-то я здесь чужой, ни родных ни знакомых!»), садится к конторке и пыта-ется рабо-тать. Но работа не идет, все мысли Мити заняты любимой.

В комнату входит Пелагея Егоровна, оста-нав-ли-ва-ется в дверях и ласково пригла-шает Митю прийти к ним вечером в гости. Она заме-чает, что Гордея Карпыча дома не будет, он уедет к своему новому прия-телю — фабри-канту Афри-кану Савичу Коршу-нову. Пелагея Егоровна жалу-ется на Коршу-нова, чело-века буйного, часто выпи-ва-ю-щего в компании своего дирек-тора-англи-ча-нина. Раньше Торцов отли-чался рассу-ди-тель-но-стью, но как в прошлом году съездил в Москву, все русское стало ему не мило. Теперь он хочет жить по-загра-нич-ному, возгор-дился: «Мне здесь не с кем компанию водить, все сволочь, мужики, и живут по-мужицки», — и завел знаком-ство с «москов-ским» бога-теем Коршу-новым, который просто спаи-вает нового прия-теля. На упреки жены властный Торцов не реаги-рует; а дочь свою, Любовь Горде-евну, хочет выдать замуж исклю-чи-тельно в Москве: в этом городе ей нет ровни.

Под конец моно-лога Пелагеи Егоровны входит Яша Гуслин, племянник Торцова. Его тоже пригла-шают вечером в гости, и Яша с радо-стью согла-ша-ется. Когда Пелагея Егоровна выходит, Митя делится своими забо-тами с Яшей: Митя, един-ственный сын старой и бедной матери, должен содер-жать её на свое маленькое жало-ванье; от Гордея Карпыча он видит только обиду, брань и попреки бедно-стью; Митя мог бы перейти к Разлю-ля-евым, но у Торцова его держит зазноба сердечная — Любовь Горде-евна. Яша сове-тует Мите выки-нуть из головы эту любовь, потому что Гордей Карпыч никогда не благо-словит их неравный брак: «Вот Анна Ивановна мне и ровня: у ней пусто, у меня ничего, — да и то дяденька не велит жениться. А тебе и думать нечего».

В комнату входит Разлю-ляев с гармо-никой, он весел и безза-ботен, играет и поет, заяв-ляет, что весь праздник гулять будет, а потом женится, да на богатой. Он садится рядом с Гуслиным, слушает напи-санную им песню. Митя пред-ла-гает спеть, и все поют. Посе-ре-дине песни входит Гордей Карпыч Торцов; все сразу умол-кают и встают. Торцов со злыми упре-ками набра-сы-ва-ется на Митю: «Кажется, не в таком доме живешь, не у мужиков. Что за полпивная! Что бумаги-то разбросал!...». Он заме-чает книгу стихо-тво-рений Коль-цова, которую читает Митя, и следует новая порция попреков: «Какие нежности при нашей бедности! Знаешь ли ты, что такое обра-зо-вание?... Ты бы вот сюрт-учишко новенький сшил! Ведь к нам наверх ходишь... Срам!». В ответ Митя оправ-ды-ва-ется, расска-зы-вает, что посы-лает все деньги преста-релой матери. Гордей Карпыч заме-чает: «Матери-то не Бог знает что нужно, не в роскоши воспи-тана, чай сама хлевы затво-ряла. Разве в этом обра-зо-вание-то состоит, что дурацкие песни петь? Ты и не смей пока-зы-ваться в этом сюрт-учишке наверх!» Затем доста-ется и Разлю-ляеву: «А ты тоже! Отец-то, чай, деньги лопатой загре-бает, а тебя в этаком зипу-нишке водит. Да что, с тебя взыс-кать-то нечего! Сам-то ты глуп, да и отец-то твой не больно умен... целый век с заса-ленным брюхом ходит; дура-ками непро-све-щен-ными живете, дура-ками и умрете». И после этой гневной тирады Гордей Карпыч уходит.

После того, как Гордей Капыч уезжает к Коршу-нову, в комнату Мити заходят Любовь Горде-евна, Анна Ивановна, Маша и Лиза. Им скучно сидеть наверху, и они стали искать инте-ресной компании. Анна Ивановна ведет себя весьма вольно; Митя, Любовь Горде-евна и её подруги напротив — скованно и неловко. Анна Ивановна в открытую спра-ши-вает Гуслина, когда тот на ней женится. Гуслин отве-чает, что женится, как только получит разре-шение от Гордея Карпыча; затем жестом подзы-вает Анну Ивановну и шепчет ей на ухо, пока-зывая на Любовь Горде-евну и Митю. В это время Разлю-ляев веселит девушек: «Я больно плясать горазд. Девушки, полю-бите меня кто-нибудь... за мою простоту». Девушки отве-чают, что таких слов девушкам не говорят, а Любовь Горде-евна добав-ляет, глядя на Митю: «Может быть, кто-нибудь и любит кого-нибудь, да не скажет: надобно самому дога-даться». Анна Ивановна, закончив сове-щание с Гуслиным и двусмыс-ленно погля-дывая то на Любовь Горде-евну, то на Митю, пред-ла-гает всем подняться наверх. Она откры-вает дверь и пропус-кает всех, а перед Любовью Горде-евной — захло-пы-вает. Любовь Горде-евна стучится, просит выпу-стить; девушки за дверью весе-лятся.

Митя и Любовь Горде-евна оста-ются одни, и Митя робко говорит, что сочинил для нее стихи. Любовь Горде-евна, стараясь скрыть радость, просит Митю почи-тать их. Митя садится возле стола, Любовь Горде-евна подви-га-ется к нему очень близко. Митя читает: «...Пона-прасну свое сердце парень губит, Что неров-нюшку девицу парень любит...» Любовь Горде-евна сидит неко-торое время заду-мав-шись, потом пишет ответ («Только стихами я не умею, а так, просто») и отдает его Мите с усло-вием, что Митя прочтет его потом, когда Любовь Горде-евна уйдет. Она соби-ра-ется уходить и в дверях стал-ки-ва-ется с дядей, Любимом Карпычем. Тот весе-лится, видя испуг племян-ницы, потом уверяет, что ничего не скажет брату. Любовь Горде-евна убегает.

Любим Карпыч проходит в комнату и просит Митю приютить его на неко-торое время: после того званого обеда брат не пускает его на порог. Любим Карпыч расска-зы-вает Мите историю своей жизни: когда отец умер, Любиму Карпычу было двадцать лет. Братья поде-лили наслед-ство: Гордей взял себе заве-дение, а брату отдал день-гами и вексе-лями. Любим Гордеич поехал в Москву полу-чать по билетам деньги и с головой окунулся в москов-скую красивую жизнь: одевался франтом, обедал по трак-тирам, ездил по театрам; друзей у него заве-лось множе-ство. И через неко-торое время почти все наслед-ство было истра-чено. То, что оста-лось, Любим Гордеич доверил своему прия-телю, Афри-кану Коршу-нову, который его и обманул. Остался Любим Гордеич ни с чем. Прикинул он, как жить дальше и, поскольку путь в отчий дом был заказан, остался в Москве, стал скомо-рохом ходить: как приедет какой купец, Любим выска-ки-вает, веселит, приба-утки расска-зы-вает, а там кто что подаст. Той зимой Любим Гордеич сильно просту-дился, свезли его в боль-ницу; там-то и нашло на Любима просвет-ление ума. Решился он, как выздо-ро-веет, сходить Богу помо-литься да идти обратно к брату. Только брат принял его нелас-ково, стыдиться стал, пенять: «Я, видишь, как живу: кто может заме-тить, что у нас тятенька мужик был? С меня и этого стыда довольно, а то ещё тебя на шею навя-зать». А после пресло-ву-того обеда обида взяла Любима Гордеича, решил он проучить кичли-вого брата («...У него вот эта кость очень толста. [Пока-зы-вает на лоб.] Ему, дураку, наука нужна»).

Любим Гордеич устра-и-ва-ется на кровати Мити, чтобы соснуть немного; просит у него денег. Митя ни в чем не отка-зы-вает Любиму Гордеичу, и тот благо-дарит Митю и грозит брату: «Брат не умеет ценить тебя. Ну, да я с ним штуку сделаю». Митя соби-ра-ется подняться наверх, он подходит к двери, вспо-ми-нает о письме. Дрожа-щими руками он достает его и читает: «И я тебя люблю. Любовь Торцова». Митя хвата-ется за голову и убегает.

Действие второе

Вечер. Гостиная в доме Торцова. У задней стены диван, перед диваном круглый стол и шесть кресел. В гостиную выходит несколько дверей. На стенах зеркала, под ними маленькие столики. В гостиной темно; только из двери слева свет. В эту дверь входят Любовь Горде-евна и Анна Ивановна. Любовь Горде-евна расска-зы-вает, как сильно она любит Митю. Анна Ивановна предо-сте-ре-гает её от опро-мет-чивых поступков, затем уходит.

Входит Митя. Он спра-ши-вает Любовь Горде-евну, не шутка ли её признание. Любовь Горде-евна отве-чает, что все напи-санное в записке — правда, и требует ответных уверений в любви. Она сначала делает вид, что не верит Мите («А я думала, что ты любишь Анну Ивановну»), но потом призна-ется, что хотела всего лишь пошу-тить. Но Мите не до шуток, он слишком обес-по-коен судьбой их любви. Митя и Любовь Горде-евна решают назавтра броситься в ноги Гордею Карпычу и объявить о своей любви, и дальше будь что будет. Они обни-ма-ются. Когда разда-ются чьи-то шаги, Митя тихо уходит.

В гостиную со свечой входит нянька Арина и отсы-лает Любовь Горде-евну к матери. В комнату вбегает Егорушка, и его Арина просит позвать сосед-ских девушек-служанок петь святочные песни. Егорушка раду-ется пред-сто-я-щему веселью и тому, что, возможно, будут ряженые, и убегает.

В гостиную входит Пелагея Егоровна, она дает Арине указания, затем пригла-шает пройти всех остальных: Любовь Горде-евну, Машу, Лизу, Анну Ивановну, Разлю-ляева, Митю, Гуслина и двух своих преста-релых подруг. Старухи и Пелагея Егоровна усажи-ва-ются на диван; Анна Ивановна и Гуслин садятся на стулья и тихонько разго-ва-ри-вают, Митя стоит возле них; Маша, Любовь Горде-евна и Лиза ходят по комнате, обняв-шись; Разлю-ляев ходит за ними. Девушки весело пики-ру-ются с Разлю-ля-евым, старухи пере-го-ва-ри-ва-ются, глядя на них, а потом пред-ла-гают Гуслину спеть какую-нибудь песню. Пока Гуслин поет, входит Арина с напит-ками и угоще-ньем, потчует бары-шень сладо-стями, а старухам подает мадеру. Анна Ивановна тихо разго-ва-ри-вает с Пела-геей Егоровной, Разлю-ляев подхва-ты-вает Арину и пуска-ется в пляс, Арина отби-ва-ется. Анна Ивановна всту-па-ется за Арину и сама вызы-ва-ется плясать с Разлю-ля-евым.

Входят сосед-ские девушки, их радушно приве-чают, усажи-вают. Арина приносит блюдо, покрытое поло-тенцем — девушки будут петь подблюдные песни, гадать. Барышни снимают кольца и кладут на блюдо; девушки запе-вают. Разлю-ляев на словах «К тебе будут гости, Ко мне женихи... Кому вынется — Тому сбудется» выни-мает кольцо и отдает Любови Горде-евне.

Тут приходят ряженые (старик с бала-лайкой, вожак с медведем и козой) и Егорушка. Подблюдные песни остав-лены, ряженых потчуют вином, и они начи-нают весе-лить гостей: петь, плясать, разыг-ры-вать сценки; Егорушка пляшет вместе с ними. Пока гости смотрят на ряженых, Митя что-то тихо шепчет Любови Горде-евне и целует. Разлю-ляев заме-чает это, подходит и заяв-ляет, что расскажет все Пелагее Егоровне, что он сам хочет жениться на Любови Горде-евне, потому как у его семьи денег много, а Мите в данном случае наде-яться не на что. Гуслин всту-па-ется за Митю. Их спор преры-вает стук в дверь — пришел хозяин.

В гостиную входят Гордей Карпыч и Коршунов. Гордей Карпыч грубо прого-няет ряженых («Это что за сволочь!») и девушек, лебезит перед Коршу-новым, изви-ня-ется за «необ-ра-зо-вание» жены, устро-ившей вечер «не по всей форме». Но Коршу-нову, старому сласто-любцу, напротив, нравится компания молодых девушек. Он усажи-ва-ется в кресло, хехе-кает, благо-склонно прини-мает внимание к своей персоне. Торцов же изо всех сил тщится произ-вести «ефект»: велит подать шампан-ского, зажечь свечи в гостиной, чтобы осве-тить новую «небель». Пелагея Егоровна выходит, чтобы выпол-нить прика-зание мужа, за ней уходят Арина и старухи-гостьи.

Коршунов подходит к барышням, к Любови Горде-евне, радостно хехе-кает, наме-кает на «дни святочные» и пред-ла-гает поце-ло-ваться. Барышни не в восторге, отка-зы-ва-ются. Гордей Карпыч прика-зы-вает подчи-ниться, и Любовь Горде-евна усту-пает. Пока Коршунов целует бары-шень, Гордей Карпыч заме-чает Митю и прого-няет его («Зале-тела ворона в высокие хоромы!»), вслед за Митей уходят Гуслин и Разлю-ляев.

Коршунов подса-жи-ва-ется к Любови Горде-евне, сладо-страстно хехе-кает и вручает дорогой подарок — брил-ли-ан-товые серьги. Любовь Горде-евна холодно отве-чает Коршу-нову, тот же не цере-мо-нясь хватает и целует её руку, заводит разговор о любви и о своем богат-стве. Любови Горде-евне отвра-ти-телен этот старик, она встает, чтобы уйти, но отец прика-зы-вает ей остаться. Она возвра-ща-ется на свое место, и Коршунов опять хватает её за руку, гладит её («Ручка-то какая! хе, хе, хе... бархатная!») и наде-вает ей на палец брил-ли-ан-товый перстень. Любовь Горде-евна выры-вает руку, снимает перстень и отдает Коршу-нову.

В гостиную входят Пелагея Егоровна, Арина и Егорушка с вином и стака-нами. Коршунов разыг-ры-вает из себя важного гостя: «Ну, Гордей Карпыч, потчуй, а вы, девки, вели-чайте меня. Я почет люблю». Гордей Карпыч подносит Коршу-нову вино, прика-зы-вает жене кланяться, а девушкам запе-вать вели-чальную. Выпив, Коршунов садится возле Любови Горде-евны, подзы-вает одну из девушек, треплет её по щеке, хехе-кает и сыплет ей в фартук мелочь. Затем прика-зы-вает Гордею Карпычу пере-хо-дить к делу. Дело же заклю-ча-ется в том, что Гордей Карпыч наме-ре-ва-ется пере-ехать из этого города, где «как есть одно неве-же-ство и необ-ра-зо-вание», в Москву. Тем более что там будет свой человек — зятюшка Африкан Савич. Они уже сгово-ри-лись и по рукам ударили.

Пелагея Егоровна ужаса-ется, кричит «Моя дочь! Не отдам!»; Коршунов жестко заме-чает Торцову: «Обещал, так держи слово». Любовь Горде-евна броса-ется к отцу и умоляет его пере-ду-мать: «Я из твоей воли ни на шаг не выду. Что хочешь меня заставь, только не принуждай ты меня против сердца замуж идти за неми-лого!» Гордей Карпыч неумолим: «Ты, дура, сама не пони-маешь своего счастья. В Москве будешь по-барски жить, в каретах будешь ездить... я так прика-зываю». И Любовь Горде-евна смиренно отве-чает: «Твоя воля батюшка!», кланя-ется и отходит к матери. Довольный Гордей Карпыч прика-зы-вает девушкам запе-вать свад-бишную и пригла-шает доро-гого гостя перейти в другую комнату. Любовь Горде-евна плачет в объя-тиях матери, подруги окру-жают её.

Действие третье

Утро. Небольшая, тесно застав-ленная очень богатой мебелью комната в доме Торцова. Это что-то вроде каби-нета хозяйки, откуда она управ-ляет всем домом и где прини-мает своих гостей. Одна дверь ведет в зал, где обедают гости, другая — во внут-ренние комнаты. В комнате сидит Арина, с ней несколько служанок. Входит Пелагея Егоровна и отпус-кает их. Пелагея Егоровна вся в пред-сва-дебных хлопотах, но на душе у нее тяжело.

Входит Анна Ивановна, а за нею Митя. Еле сдер-живая слезы он говорит, что пришел проститься с доброй хозяйкой: сегодня ночью он уезжает к матери и больше уже не вернется. Митя кланя-ется в ноги Пелагее Егоровне, целу-ется с ней и с Анной Ивановной. Потом заме-чает, что надо бы и с Любовью Горде-евной проститься. Пелагея Егоровна посы-лает за дочерью, Анна Ивановна печально качает головой и уходит.

Пелагея Егоровна жалу-ется Мите на горе: против воли отдает дочь за дурного чело-века. Митя почти плача упре-кает её в том, что она не проти-во-стоит свое-волию мужа. Пелагея Егоровна сокру-ша-ется, просит Митю пожа-леть и не упре-кать её. Митя в порыве чувств реша-ется открыться и расска-зы-вает о том, что вчера он и Любовь Горде-евна сгово-ри-лись просить благо-сло-вения; и вот утром такое изве-стие... Пелагея Егоровна пора-жена, она искренне сочув-ствует Мите.

Входит Любовь Горде-евна, она проща-ется с Митей, плачет. Митя от отча-яния пред-ла-гает Пелагее Егоровне благо-сло-вить их, а затем тайно увезти Любовь Горде-евну к своей старой матери и там повен-чаться. Пелагея Егоровна в ужасе («Что ты, беспутный, выдумал-то! Да кто ж это посмеет такой грех на душу взять...»). Да и Любовь Горде-евна против такого плана. Она говорит Мите, что любит его, но из воли роди-тель-ской не выйдет, «так уж оно заве-дено исстари». И пусть она будет стра-дать за постылым мужем, но знать, что по закону живет, и никто в глаза насме-яться не посмеет. Митя смиренно прини-мает решение Любови Горде-евны, проща-ется и уходит.

Из столовой в комнату входит Коршунов, он просит Пелагею Егоровну выйти, чтобы по секрету пого-во-рить с неве-стой «о своих делах». Коршунов подса-жи-ва-ется к плачущей Любови Горде-евне и расска-зы-вает ей обо всех «выгодах» брака со стариком («Старик-то за любовь и пода-рочком... и золотом, и бархатом...», а молодой муж «глядишь, и приво-лок-нется за кем-нибудь на стороне... а жена-то сохни»), непре-рывно целует ей руки и хехе-кает. Любовь Горде-евна спра-ши-вает, любила ли Коршу-нова его покойная жена. Коршунов весьма жестко отве-чает, что не любила. По сути, Коршунов купил себе жену: «Им, видишь ты, деньги нужны были, нечем было жить: я давал, не отка-зывал; а мне вот нужно, чтоб меня любили. Что ж, я волен этого требо-вать или нет? Я ведь за то деньги платил. На меня грех пожа-ло-ваться: кого я полюблю — тому хорошо жить на свете; а уж кого не полюблю, так не пеняй!»

В комнату входит Гордей Карпыч. Он подо-бо-страстно говорит с Коршу-новым, хваста-ется своей «куль-тур-но-стью»: «В другом месте за столом-то прислу-жи-вает молодец в поддевке либо девка, а у меня фициянт в нитяных перчатках... Ох, если б мне жить в Москве али бы в Питер-бурхе, я бы, кажется, всякую моду подражал». Вбегает Егорушка и, смеясь, расска-зы-вает, что пришел Любим Карпыч и начал разго-нять гостей. Гордей Карпыч сердится и уходит вместе с Егорушкой.

Входят Разлю-ляев, Маша и Лиза, а за ними сразу же Любим Карпыч. Он ёрни-чает в адрес Коршу-нова; вроде шутит, но в то же время обви-няет в том, что Коршунов разорил его: «Ты меня так возве-личил, в такое звание возвел, что вот я ничего не украл, а людям в глаза глядеть совестно!» Любим Карпыч требует отдать старый долг и за племян-ницу миллион триста тысяч.

Входит Гордей Карпыч, он гонит брата из дома. Но реши-тельно настро-енный Любим Карпыч не уходит, он обви-няет Коршу-нова в бесче-стии и преступ-ле-ниях (во время бурного спора входят все домашние, гости и прислуга): «Я не Коршунов: я бедных не грабил, чужого веку не заедал, жены ревно-стию не замучил... Меня гонят, а он первый гость, его в передний угол сажают. Что ж, ничего, ему другую жену дадут...» Гордей Карпыч прика-зы-вает увести брата, но Любим и сам уходит. Уязв-ленный Коршунов заяв-ляет: «Этакие ты моды завел: у тебя пьяные гостей обижают! Хе, хе, хе. Я, говорит, в Москву поеду, меня здесь не пони-мают. В Москве-то уж такие дураки повы-ве-лись, там смеются над ними... Нет, шалишь, я даром себя обидеть не позволю. Нет, ты теперь приди-ка ко мне да покла-няйся, чтоб я дочь-то твою взял». Оскорб-ленный Гордей Карпыч воскли-цает: «...Я сам тебя знать не хочу! Я отро-дясь никому не кланялся. Я, коли на то пошло, за кого мне взду-ма-ется, за того и отдам! С день-гами, что я за ней дам, всякий человек будет... [тут входит Митя] ...вот за Митьку и отдам! Завтра же. Да такую свадьбу задам, что ты и не видывал: из Москвы музы-кантов выпишу, один в четырех каретах поеду». Все удив-лены, взбе-шенный Коршунов уходит.

Митя берет Любовь Горде-евну за руку, они подходят к Гордею Карпычу и призна-ются, что давно любят друг друга, и уж если Гордей Карпыч решил их поже-нить, то пусть благо-словит «по-роди-тельски, с любовию», а не назло. Гордей Карпыч начи-нает заки-пать, опять упре-кает Митю в том, что он беден и не ровня семье Торцовых. Пелагея Егоровна и Любовь Горде-евна начи-нают угова-ри-вать Гордея Карпыча сменить гнев на милость. Входит Любим Карпыч и тоже просит за молодых, наме-кает, что если бы не он, то Коршунов разорил бы Гордея Карпыча как и его самого: «Посмотри на меня, вот тебе пример... И я был богат и славен, в каретах ездил... а потом верхним концом да вниз... Брат, отдай Любушку за Митю — он мне угол даст... Хоть под старость-то да честно пожить... Тогда-то я Бога возбла-го-дарю... Что он беден-то! Эх, кабы я беден был, я бы человек был. Бедность не порок». В ответ Гордей Карпыч расчув-ство-ванно утирает слезу («Ну, брат, спасибо, что на ум наставил, а то было свих-нулся совсем»), обни-мает и благо-слов-ляет Митю и Любовь Горде-евну. Тут же Яша Гуслин спра-ши-вает разре-шения жениться на Анне Ивановне, Гордей Карпыч благо-слов-ляет и его. Разлю-ляев поздрав-ляет Митю («Сам любил, а для тебя... жертвую»), Пелагея Егоровна просит девушек запеть веселую свадебную песню. Девушки запе-вают, все уходят.

Александр Николаевич Островский.

Бедность не порок

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Гордей Карпыч Торцов , богатый купец .

Пелагея Егоровна , его жена .

Любовь Гордеевна , их дочь .

Любим Карпыч Торцов , его брат, промотавшийся .

Африкан Савич Коршунов , фабрикант .

Митя , приказчик Торцова .

Яша Гуслин , племянник Торцова .

Гриша Разлюляев , молодой купчик, сын богатого отца .

Анна Ивановна , молодая вдова .

Маша ; Лиза , подруги Любови Гордеевны .

Егорушка , мальчик, дальний родственник Торцова .

Арина , нянька Любови Гордеевны .

Гости, гостьи, прислуга, ряженые и прочие .

Действие происходит в уездном городе, в доме купца Торцова, во время Святок.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Небольшая приказчичья комната; на задней стене дверь, налево в углу кровать, направо шкаф; на левой стене окно, подле окна стол, у стола стул; подле правой стены конторка и деревянная табуретка; подле кровати гитара; на столе и конторке книги и бумаги.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Митя ходит взад и вперед по комнате; Егорушка сидит на табуретке и читает «Бову Королевича».

Егорушка (читает). «Государь мой батюшка, славный и храбрый король, Кирибит Верзоулович, ныне идти за него смелости не имею, потому что когда я была во младости, то король Гвидон за меня сватался».

Митя . Что, Егорушка, наши дома?

Егорушка (зажимает пальцем то место, где читает, чтоб не ошибиться). Никого нет; кататься уехали. Один Гордей Карпыч дома. (Читает.) «На то сказал дщери своей Кирибит Верзоулович…» (Зажимает пальцем.) Только такой сердитый, что беда! Я уж ушел – все ругается. (Читает.) «Тогда прекрасная Милитриса Кирбитьевна, призвав к себе слугу Личарду…»

Митя . На кого же он сердит?

Егорушка (опять зажимает). На дяденьку, на Любима Карпыча. На второй-то праздник дяденька Любим Карпыч обедал у нас, за обедом-то захмелел, да и начал разные колена выкидывать, да смешно таково. Я смешлив ведь больно, не вытерпел, так и покатился со смеху, а уж на меня глядя и все. Дяденька Гордей-то Карпыч принял это себе за обиду да за невежество, осерчал на него, да и прогнал. Дяденька-то Любим Карпыч взял да в отместку ему и созорничал, пошел да с нищими и стал у собора. Дяденька-то Гордей Карпыч говорит: осрамил, говорит, на весь город. Да теперь и сердится на всех без разбору, кто под руку подвернется. (Читает.) «С тем намерением, чтобы подступил под наш град».

Митя (взглянув в окно). Кажется, наши приехали… Так и есть! Пелагея Егоровна, Любовь Гордеевна, да и гости с ними.

Егорушка (прячет сказку в карман). Побежать наверх. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Митя (один). Эка тоска, Господи!… На улице праздник, у всякого в доме праздник, а ты сиди в четырех стенах!… Всем-то я чужой, ни родных, ни знакомых!… А тут еще… Ах, да ну! сесть лучше за дело, авось тоска пройдет. (Садится к конторке и задумывается, потом запевает.)

Красоты ее не можно описать!… Черны брови, с поволокою глаза.

Да, с поволокою. А как вчера в собольем салопе, покрывшись платочком, идет от обедни, так это… ах!… Я так думаю, и не привидано такой красоты! (Задумывается, потом поет.)

Уж и где ж эта родилась красота…

Как же, пойдет тут работа на ум! Все бы я думал об ней!… Душу-то всю истерзал тосковамши. Ах ты, горе-гореваньице!… (Закрывает лицо руками и сидит молча.)

Входит Пелагея Егоровна, одетая по-зимнему, и останавливается в дверях.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Митя и Пелагея Егоровна.

Пелагея Егоровна . Митя, Митенька!

Митя . Что вам угодно?

Пелагея Егоровна . Зайди ужо вечерком к нам, голубчик. Поиграете с девушками, песенок попоете.

Митя . Премного благодарен. Первым долгом сочту-с.

Пелагея Егоровна . Что тебе в конторе все сидеть одному! Не велико веселье! Зайдешь, что ли? Гордея-то Карпыча дома не будет.

Митя . Хорошо-с, зайду беспременно.

Пелагея Егоровна . Уедет ведь опять… да, уедет туда, к этому, к своему-то… как его?…

Митя . К Африкану Савичу-с?

Пелагея Егоровна . Да, да! Вот навязался, прости Господи!

Митя (подавая стул). Присядьте, Пелагея Егоровна.

Пелагея Егоровна . Ох, некогда. Ну да уж присяду немножко. (Садится.) Так вот поди ж ты… этакая напасть! Право!… Подружились ведь так, что н□-поди. Да! Вот какое дело! А зачем? К чему пристало? Скажи ты на милость! Человек-то он буйный да пьяный, Африкан-то Савич… да!

Митя . Может, дела какие есть у Гордея Карпыча с Африканом Савичем.

Пелагея Егоровна . Какие дела! Никаких делов нет. Ведь он-то, Африкан-то Савич, с агличином всё пьют. Там у него агличин на фабрике дилехтор – и пьют… да! А нашему-то не след с ними. Да разве с ним сговоришь! Гордость-то его одна чего стоит! Мне, говорит здесь не с кем компанию водить, всё, говорит, сволочь, всё, видишь ты, мужики, и живут-то по-мужицки; а тот-то, видишь ты, московский, больше всё в Москве… и богатый. И что это с ним сделалось? Да ведь вдруг, любезненький, вдруг! То все-таки рассудок имел. Ну, жили мы, конечно, не роскошно, а все-таки так, что дай Бог всякому; а вот в прошлом году в отъезд ездил, да перенял у кого-то. Перенял, перенял, уж мне сказывали… все эти штуки-то перенял. Теперь все ему наше русское не мило; ладит одно – хочу жить по-нынешнему, модами заниматься. Да, да!… Надень, говорит, чепчик!… Ведь что выдумает-то!… Прельщать, что ли, мне кого на старости, говорю, разные прелести делать! Тьфу! Ну вот поди ж ты с ним! Да! Не пил ведь прежде… право… никогда, а теперь с этим с Африканом пьют! Спьяну-то, должно быть, у него (показывая на голову) и помутилось. (Молчание.) Уж я так думаю, что это враг его смущает! Как-таки рассудку не иметь!… Ну, еще кабы молоденький: молоденькому это и нарядиться, и все это лестно; а то ведь под шестьдесят, миленький, под шестьдесят! Право! Модное-то ваше да нынешнее, я говорю ему, каждый день меняется, а русской-то наш обычай испокон веку живет! Старики-то не глупей нас были. Да разве с ним сговоришь, при его же, голубчик, крутом-то характере.

Митя . Что говорить! Строгий человек-с.

Пелагея Егоровна . Любочка теперь в настоящей поре, надобно ее пристроить, а он одно ладит: нет ей ровни… нет да нет!… Ан вот есть!… А у него все нет… А каково же это материнскому-то сердцу!

Митя . Может быть, Гордей Карпыч хотят в Москве выдать Любовь Гордеевну.

Гордей Карпыч Торцов , богатый купец .

Пелагея Егоровна , его жена .

Любовь Гордеевна , их дочь .

Любим Карпыч Торцов , его брат, промотавшийся .

Африкан Савич Коршунов , фабрикант .

Митя , приказчик Торцова .

Яша Гуслин , племянник Торцова .

Гриша Разлюляев , молодой купчик, сын богатого отца .

Анна Ивановна , молодая вдова .

Маша ; Лиза , подруги Любови Гордеевны .

Егорушка , мальчик, дальний родственник Торцова .

Арина , нянька Любови Гордеевны .

Гости, гостьи, прислуга, ряженые и прочие .

Действие происходит в уездном городе, в доме купца Торцова, во время Святок.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Небольшая приказчичья комната; на задней стене дверь, налево в углу кровать, направо шкаф; на левой стене окно, подле окна стол, у стола стул; подле правой стены конторка и деревянная табуретка; подле кровати гитара; на столе и конторке книги и бумаги.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Митя ходит взад и вперед по комнате; Егорушка сидит на табуретке и читает «Бову Королевича».

Егорушка (читает). «Государь мой батюшка, славный и храбрый король, Кирибит Верзоулович, ныне идти за него смелости не имею, потому что когда я была во младости, то король Гвидон за меня сватался».

Митя . Что, Егорушка, наши дома?

Егорушка (зажимает пальцем то место, где читает, чтоб не ошибиться). Никого нет; кататься уехали. Один Гордей Карпыч дома. (Читает.) «На то сказал дщери своей Кирибит Верзоулович…» (Зажимает пальцем.) Только такой сердитый, что беда! Я уж ушел – все ругается. (Читает.) «Тогда прекрасная Милитриса Кирбитьевна, призвав к себе слугу Личарду…»

Митя . На кого же он сердит?

Егорушка (опять зажимает). На дяденьку, на Любима Карпыча. На второй-то праздник дяденька Любим Карпыч обедал у нас, за обедом-то захмелел, да и начал разные колена выкидывать, да смешно таково. Я смешлив ведь больно, не вытерпел, так и покатился со смеху, а уж на меня глядя и все. Дяденька Гордей-то Карпыч принял это себе за обиду да за невежество, осерчал на него, да и прогнал. Дяденька-то Любим Карпыч взял да в отместку ему и созорничал, пошел да с нищими и стал у собора. Дяденька-то Гордей Карпыч говорит: осрамил, говорит, на весь город. Да теперь и сердится на всех без разбору, кто под руку подвернется. (Читает.) «С тем намерением, чтобы подступил под наш град».

Митя (взглянув в окно). Кажется, наши приехали… Так и есть! Пелагея Егоровна, Любовь Гордеевна, да и гости с ними.

Егорушка (прячет сказку в карман). Побежать наверх. (Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Митя (один). Эка тоска, Господи!… На улице праздник, у всякого в доме праздник, а ты сиди в четырех стенах!… Всем-то я чужой, ни родных, ни знакомых!… А тут еще… Ах, да ну! сесть лучше за дело, авось тоска пройдет. (Садится к конторке и задумывается, потом запевает.)

Красоты ее не можно описать!…
Черны брови, с поволокою глаза.

Да, с поволокою. А как вчера в собольем салопе, покрывшись платочком, идет от обедни, так это… ах!… Я так думаю, и не привидано такой красоты! (Задумывается, потом поет.)

Уж и где ж эта родилась красота…

Как же, пойдет тут работа на ум! Все бы я думал об ней!… Душу-то всю истерзал тосковамши. Ах ты, горе-гореваньице!… (Закрывает лицо руками и сидит молча.)

Входит Пелагея Егоровна, одетая по-зимнему, и останавливается в дверях.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Митя и Пелагея Егоровна.

Пелагея Егоровна . Митя, Митенька!

Митя . Что вам угодно?

Пелагея Егоровна . Зайди ужо вечерком к нам, голубчик. Поиграете с девушками, песенок попоете.

Митя . Премного благодарен. Первым долгом сочту-с.

Пелагея Егоровна . Что тебе в конторе все сидеть одному! Не велико веселье! Зайдешь, что ли? Гордея-то Карпыча дома не будет.

Митя . Хорошо-с, зайду беспременно.

Пелагея Егоровна . Уедет ведь опять… да, уедет туда, к этому, к своему-то… как его?…

Митя . К Африкану Савичу-с?

Пелагея Егоровна . Да, да! Вот навязался, прости Господи!

Митя (подавая стул). Присядьте, Пелагея Егоровна.

Пелагея Егоровна . Ох, некогда. Ну да уж присяду немножко. (Садится.) Так вот поди ж ты… этакая напасть! Право!… Подружились ведь так, что н□-поди. Да! Вот какое дело! А зачем? К чему пристало? Скажи ты на милость! Человек-то он буйный да пьяный, Африкан-то Савич… да!

Митя . Может, дела какие есть у Гордея Карпыча с Африканом Савичем.

Пелагея Егоровна . Какие дела! Никаких делов нет. Ведь он-то, Африкан-то Савич, с агличином всё пьют. Там у него агличин на фабрике дилехтор – и пьют… да! А нашему-то не след с ними. Да разве с ним сговоришь! Гордость-то его одна чего стоит! Мне, говорит здесь не с кем компанию водить, всё, говорит, сволочь, всё, видишь ты, мужики, и живут-то по-мужицки; а тот-то, видишь ты, московский, больше всё в Москве… и богатый. И что это с ним сделалось? Да ведь вдруг, любезненький, вдруг! То все-таки рассудок имел. Ну, жили мы, конечно, не роскошно, а все-таки так, что дай Бог всякому; а вот в прошлом году в отъезд ездил, да перенял у кого-то. Перенял, перенял, уж мне сказывали… все эти штуки-то перенял. Теперь все ему наше русское не мило; ладит одно – хочу жить по-нынешнему, модами заниматься. Да, да!… Надень, говорит, чепчик!… Ведь что выдумает-то!… Прельщать, что ли, мне кого на старости, говорю, разные прелести делать! Тьфу! Ну вот поди ж ты с ним! Да! Не пил ведь прежде… право… никогда, а теперь с этим с Африканом пьют! Спьяну-то, должно быть, у него (показывая на голову) и помутилось. (Молчание.) Уж я так думаю, что это враг его смущает! Как-таки рассудку не иметь!… Ну, еще кабы молоденький: молоденькому это и нарядиться, и все это лестно; а то ведь под шестьдесят, миленький, под шестьдесят! Право! Модное-то ваше да нынешнее, я говорю ему, каждый день меняется, а русской-то наш обычай испокон веку живет! Старики-то не глупей нас были. Да разве с ним сговоришь, при его же, голубчик, крутом-то характере.

Пьеса А.Н. Островского «Бедность не порок» высмеивает человеческую глупость, возносит первую любовь, учит прощать человеческую слабость и дает возможность слушателям аудиокниги посмотреть со стороны на недостатки людей.

А это позволяет и нам становиться лучше и мудрее. Как отличить настоящее богатство, вечное богатство от бесполезного и гадкого. И не смотря на всю глубину пьесы, написана она в комедийном жанре, а потому слушать ее приятно и легко.

Комедия написана в трех действиях. Первое действие застает нас в комнате молодого приказчика Мити, который верой и правдой служит Торцову Гордею Карпычу – богатому купцу. После разговора с Егорушкой, Митя остается в одиночестве и по всему видно, что на сердце у него печаль и тоска. А вызваны они теплыми чувствами к молодой и прекрасной дочери купца – Любви Гордеевной.

После гуляний вся семья Торцовых возвращается домой и сначала к Мите заходит добрая Пелагея Егоровна и приглашает Митю на чай. После этого к нему приходит молодежь – девушки и юноши. В их числе и Любовь Гордеевна. Мите удается остаться наедине со своей возлюбленной и прошептать ей на ухо несколько ласковых слов, что не остается без внимания подружек и юношей.

После того, как молодежь уходит, к Мите приходит Любима Карпыч – брат Гордея Торцова, и рассказывает историю своей жизни. Получив наследство от отца, он, в отличии от брата, не занялся делом, а уехал в Москву. Там он прогулял все свои деньги по трактирам, театрам, магазинам. Вернулся он ни с чем и теперь вынужден жить в бедности и выслушивать упреки родного брата.

Во втором действии слушатели переносятся в гостиную дома Торцовых. Здесь Пелагея Егоровна собирает молодых и начинаются настоящие гуляния. В это время возвращается Гордей Карпыч со своим новым товарищем – Коршуновым. Это старый, развратный богач любит почет и охотлив до молоденьких девиц. Перед столичным гостем хозяин дома старается показать свою образованность и изысканность, но получается у него это нелепо и наиграно.

Коршунов во время визита к Торцовым оказывает сильное внимание к молодой дочери Гордея Торцова. И при этом из разговора становится понятно, что отец уже пообещал свою дочь отдать в жены приезжему богачу. Он видит счастье своей дочери в том, что жить она будет, как барыня, кататься в каретах, посещать салоны. Он не понимает, что жить с немилым, старым мужем будет Любе безрадостно. Тем более, что перед этим она уже объяснилась с Митей и открыла ему свое сердце. Молодые намеревались обвенчаться.

Характер Любови Гордеевны заслуживает уважения. Даже тогда, когда отец объявил о свое решении отдать дочь за Коршунова, она не посмела идти против родительской воли. Ни слезы Мити, ни ее собственные страдания не смогли побороть то, что было в ней порядочного и ответственного. Девушка со скорбной покорностью приняла решение отца.

В третьем действии слушатели оказывают в кабинете Пелагеи Егоровны. Женщина занята подготовкой к свадьбе. Она понимает, что отдает дочь за нелюбимого, но перечить воле мужа она тоже не хочет. Митя принимает решение уехать из дома Торцовых к больной матери. На прощание он последний раз пытается уговорить Любовь убежать с ним, но девушка непоколебима. Воля отца для нее важнее собственного счастья.

Во время прощания молодых в комнату входят Гордей Карпыч и Коршунов. В это время появляется Любим Карпыч, который обличает Коршунова в нечестности. Именно он много лет назад обобрал в Москве Любима Карпыча. В гневе Коршунов покидает дом Торцовых, оскорбив на прощание и Гордея, и Любу.

Гордый Торцов, увидев истинное лицо Коршунова, не пожелал отдавать за него Любовь. И в это время Митя открыл свои чувства и попросил благословения отеческого по любви. Любим стал на сторону молодых, убеждая брата, что бедность не порок, а чистое сердце гораздо важнее денег. Растроганный Гордей Карпыч благословляет дочь и Митю.

Озвучил аудиокнигу диктор Станислав Иванов, который не первый раз радует слушателей качественным исполнением классических произведений. Каждый персонаж Станиславу удался, включая и женские роли. Слушать аудиокнигу приятно благодаря работе Станислава Иванова, и полезно благодаря таланту А.Н. Островского.