Мне скажут: "смирно", мне скажут: "вольно",
Мне скажут: "марш", мне скажут: "стой!"
Всегда весёлый и всем довольный,
Я перестал быть самим собой...
(Надежда Орлова)

Давно навязший в зубах тезис о якобы присущей русскому народу «рабской психологии» на самом деле никакой критики не выдерживает, а исторические предпосылки возникновения этого тезиса как раз ровно обратные – русский народ за многие тысячи лет никто и никогда так и не смог обратить в рабство (русская душа не приемлет рабства всеми своими фибрами), поэтому любой власти в России приходится искусственно поддерживать этот тезис, активно развивая, сохраняя за собой и поддерживая на высоком уровне те или иные методы манипулирования сознанием людей.

Впрочем, и само общество помогает власти поддерживать этот тезис. Ведь парадокс такого беспрецедентного свободолюбия русского народа приводит к тому, что любое поползновение на ограничение его свобод вызывает совершенно неадекватную обратную реакцию - народ погружается в апатию и беспробудное пьянство, а поэты и писатели разражаются такими шедеврами как, например, Пушкин - «К чему стадам дары свободы?», Лермонтов - «Страна господ, страна рабов», Чернышевский - «Жалкая нация рабов. Сверху донизу все рабы».

Общественная мысль начинает осциллировать в унисон, а подавляющее большинство людей - это существа ментально управляемые. И вот уже соответствующим образом сформировано информационное пространство, в котором живут эти люди, и власть начинает управлять не только сознанием, но и поведением этих людей, принявших вышеописанный тезис за истину. Именно поэтому те, кто хочет управлять массами и заставить их следовать своим замыслам, первым делом стремятся захватить под свой контроль СМИ, где господствует ложь и двойная мораль.

Конечно, наиболее стойкая и интеллектуально сильная часть народа способна вырваться из лживого информационного пространства, но таких людей власти всегда стремились либо уничтожать, либо изолировать остальных от их влияния. Конечно в этом есть определенный риск и для власть придержащих, так как подобная политика приводит к деградации нации и снижению эффективности её использования, но как говаривал еще старина Маркс - «при 300% прибыли нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы», а потом хоть трава не расти!

Если и было рабство, то только ментальное

А давайте задумаемся, откуда бы взяться на Руси рабству, если на протяжении всей истории оно фактически отсутствовало. У нас, собственно, никогда рабов не было. Мы их в страну не завозили, пленных в рабов не обращали, другие страны и народы с этой целью не покоряли (и даже многих освобождали от рабства). У нас даже колоний фактически никогда не было и каждый «оккупированный» регион продолжал жить по своим «правилам».

Ну да, у нас часто сетуют на «безобразное крепостничество», которое якобы превратило русский народ навечно в рабов. При социализме, например, с детства дурили голову этим «крепостным правом» (хотя реальное положение вещей со свободами тогда было нисколько не лучше, чем «до революции») и до сих пор некоторые с позволения сказать демократы распространяют заведомо ложную информацию о крепостничестве, как главном источнике российского рабства. А, между тем, крепостное право в России существовало не так уж и долго - в своей самой безобразно-жупельной форме оно сложилось только с 1718-1724 гг. (и, собственно, главным апологетом «безобразного крепостничества» стал Пётр I, который завез его с Запада), а уже в 1861 году оно было ликвидировано и с тех пор после освобождения крестьянства прошло 150 лет!

Кстати, официальная дата хронологии закрепощения крестьян в России, - , - исчисляемая якобы со введения ограничения права перехода крестьян от одного помещика к другому в Юрьев день, - неправомерна, так как Юрьев день был просто днем уплаты крестьянином налогов государству (а когда ему еще было платить, как не после сбора урожая?), после которого крестьянин мог подаваться на все четыре стороны - . Интересно, что узаконение крепостного права введением Юрьева дня историки стали считать с легкой руки Татищева, который за уши притянул такую трактовку только из-за того, что она действительно официально ограничила права крестьян на свободу перемещения (хотя это больше напоминало введение института прописки/регистрации, нежели рабство). То есть, относительно небольшое ограничение свобод российскими интеллектуалами тут же было названо «рабством».

Для сравнения, во многих европейских странах, прошедших через крепостничество, последнее существовало значительно дольше и было распространено гораздо шире. Так, например, в той же Германии крепостное право сложилось уже к XV веку, а отменено было в конце XVIII – начале XIX в., то есть существовало как минимум в два раза дольше, чем в России.

Ну а в самых демократических ныне США вообще было натуральное рабство, которое и просуществовало дольше, чем крепостное право в России и было отменено позже.

Причем особо отметим, что в частной собственности у российских помещиков никогда не было и половины от всех крестьян! Большинство крестьян на самом деле были лично свободными и принадлежали либо к категории государственных , либо к категории удельных крестьян. Государственные крестьяне - это большое сословие, образованное из всяких кулаков-однодворцев и прочих хозяйственных мужиков, которые жили на казенных землях и платили только налоги в пользу государства, но они всегда считались лично свободными. В 1886 г. они получили право полной собственности на землю за выкуп. А удельные крестьяне - это, в принципе, формально зависимое сословие, но оно принадлежало императорской семье, а значит тоже находилось в государственном управлении. Они проживали на так называемых удельных землях и платили налоги в основном в форме оброка. В 1863 г. (чуть позже крестьянской реформы 1861 г.) они тоже получили свою землю в собственность, а формальную личную свободу им давали за обязательный выкуп части удельных земель.

Более того, на бо льшей части территории России крепостного права вообще никогда не было: во всех сибирских, азиатских и дальневосточных губерниях и областях, в казачьих областях, на Северном Кавказе, на самом Кавказе, в Закавказье, в Финляндии и на Аляске. И, кстати, большая проблема у властей России была с так называемыми «беглыми» крестьянами, которые отказываясь подчиняться помещикам, валили с родных мест на свободные от крепостного права территории. И таких свободолюбивых граждан всегда было очень много, что заставляло власть в XVI-XVII вв. увеличивать сроки розыска беглых крестьян сначала до 5, а потом и до 15 лет, что тоже является косвенным свидетельством свободолюбия русских.

Интересна в этом смысле позиция некоторых крестьян, которые, возможно, и воспринимали власть сквозь призму ее официального «освещения в СМИ», то есть формировали свои убеждения и позиционирование в обществе в соответствии с официальной доктриной, но они были вполне довольны своим крепостным положением, поскольку не мыслили себе иной жизни и не представляли, как вообще можно существовать по-другому. И никакие интеллектуалы, писатели и поэты не могли их убедить в том, что они рабы (чувствовали бы себя ущемленными - сбежали бы). Ведь по большому счету родина для человека - это то место, где, где он может жить по своему пониманию справедливости и по законам, соответствующим его ценностям. Ну вот такие это были люди и такое у них было понимание «свободы», но выводить из этого факта обобщенный тезис «рабской психологии», присущей всему русскому народу,- по меньшей мере странно. Поэтому, скажем, в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» обвинения поэта справедливы только для сельского старосты Глеба, который утаивал от своих крестьян известие о раскрепощении и таким образом оставлял восемь тысяч человек в кабале помимо их воли. Но ведь из одного этого факта поэт делает выводы обо всем русском менталитете, что в корне неверно. Таким образом, по сути единственное «обвинение», которое можно предъявить русским, - не фактическое, а ментальное рабство, - оказывается «сфабрикованным».

Да и в конце-то концов все государства - это ментально-рабовладельческие структуры, принуждающие людей проживающих на территории этих государств отдавать значительную часть продукта своего труда при помощи манипуляций сознанием и ментально-рабовладельческой экономической модели социума. Манипуляция сознанием подменяет естественные понятия и убеждения человека таким образом, что он, по сути находясь в полной зависимости от государства, считает себя свободным человеком, несмотря на свое подчиненно-ограниченное положение в действительности. А уж чем это достигается - дело десятое: введением ли каких-то социально-экономических идеологий, на основе национализма, патриотизма, религиозного единения или при помощи внешних угроз - военной, экономической и т.д.

Отсутствие сакральной власти и божественного подчинения

В России ни власть, ни религия, в отличие от абсолютного большинства других стран, фактически никогда не были сакрализованы. Свободная система отношений была и в Киевской Руси, и в Новгороде, и в других частях будущей России по крайней мере до имперских амбиций и построения имперской «вертикали». В военное время призывался на командование князь, а в мирное время «вертикаль» распускалась и правило народное вече. Эта свободная динамичная система называлась русской «соборностью» - умением собираться в минуту опасности и расходиться, когда опасность миновала, чтобы не уподоблять свою жизнь тюрьме и казарме, не искать искусственных «врагов» и не провоцировать новую войну для повышения ЧСВ (Чувства Собственной Важности).

Тема сакральности духовной и светской властей постоянно всплывает у нас, причем не только в религиозных дискуссиях (религиозных мракобесов и монархистов в последнее время хоть отбавляй), но при этом все почему-то забывают про исторические особенности нашего Православия. Ведь в отличие от Западной Европы, где Церковь сформировалась еще до того, как там появились современные государства и имела значительное влияние на светскую власть (то есть, дикие варвары получили церковь как готовый институт, причем не только идеологический, но и экономический) - у нас уже в принципе сформировавшееся государство само учредило Церковь и добровольно передало ей часть функций и собственности. Поэтому наша Православная Церковь всегда была теснее связана с государством, чем западная, но отношения светских и церковных властей были более прагматические. Возможно из-за этого прагматизма в верхах нашим властям так никогда и не удалось сакрализовать власть в глазах народа, хотя такие попытки, как и в любом государстве, на протяжении истории постоянно предпринимались. Однако формальное приятие «помазанников Божьих» так и не вылилось у нас в фактическое поклонение им, как «наместникам Бога на земле». С религией, кстати, та же петрушка - непогрешимых церковнослужителей в русском православии, в отличие от тогоже католичества, никогда не было, нет, и не будет...

«Ответили они Ему: мы семя Авраамово, и никому не были рабами никогда. Как же Ты говоришь: «вы сделаетесь свободными»? Ответил им Иисус: … всякий, делающий грех, есть раб греха». (Ин. 8:33-34)

Начнем с того, что в первоисточниках Христианства отношение к власти изначально было скептическим, о чем, собственно, повествуется в Библии при описании призвания первого царя Саула.

Там сказано, например, что пророк Самуил мудро правил еврейским народом от имени Бога в качестве верховного судьи до преклонных лет, но его сыновья уже погрязли в коррупции. Тогда еврейский народ, не доверившись церковной власти и отвергнув Бога, как своего прямого Правителя и Царя, попросил престарелого пророка поставить над ним светского царя (как у безбожных варварских народов), опасаясь чтобы после смерти пророка не водворилось прежнее бесправие и анархия.

Самуил обратился к Господу за советом и Господь велел поставить такого царя, заметив при этом, что тем самым евреи отвергли божественную власть. Причем Господь велел сразу предупредить глупых евреев, что светский царь будет их нещадно эксплуатировать, отберет у них ослов, рабов, лучшие поля и сады и прочее, да еще и обложит налогом в 10%. Сыновей призовет в армию, а дочерей поставит на кухню кормить себя и своих клерков. В общем, Господь строго предупредил евреев, чтобы ничего хорошего они от царя не ждали и потом не вздумали плакаться Господу, чтобы он их от этого царя освободил - Господь сразу обозначил свою негативную позицию по этому вопросу

То есть в этом смысле в Библии отношение к царской власти отнюдь не сакральное и хотя царя там «помазывают на царство», образом Божим он не является и произвольно меняется (Саула, скажем, вскоре заменили на Давида, которого тоже, в свою очередь «помазали», но не сакрализовали).

А сакрализация светской власти, собственно, исходит из Рима. Когда христианство стало приемлемым для элиты Римской империи - оно переняло часть греко-римской культуры и заговорило языком философов, точнее платоников. То есть, библейские тексты начали переиначивать и трактовать в соответствии с неоплатонической концепцией, и именно по ней, а не по Библии императора Константина, который провозгласил христианство государственным культом, начали считать отражением (земным образом) Бога, а священную римскую империю отражением Царства Божьего на Земле.

Интересно в этом смысле посмотреть, как менялась трактовка библейских текстов на Руси, так как у нас тоже были предприняты попытки сакрализации светской власти практически в полном соответствии с римской концепцией (ибо ничто не ново под Луною).

Возьмем, например, старославянское "Несть бо власть аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть » (Рим. 13,1).

Дословный перевод был бы таким: «Не есть власть, если не от Бога: истинные же власти от Бога установлены быть ». То есть, если власть не от Бога, то это не власть, а иллюзия оной.

Но в современном переводе Священного Писания с церковно-славянского языка (в том числе и синодальном) предлагается следующую редакцию: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога: существующие же власти от Бога установлены » (Рим. 13,1).

Хотя слово «несть» ближе по смыслу переводится как «не есть», а не как «нет» (в Церковно-Славянском словаре у него два значения, но последнее нарушает грамматический и логический строй апостольских поучений); слово «аще» переводится как «если», а не «которая» (можно сравнить с греческим оригиналом «ου γαρ εστιν εξουσια ει μη απο θεου» или староанглийским переводом Библии Короля Иакова, где также соответствующее словосочетание означает «если не», а вовсе не «которая»); а слово «сущие» переводится как «настоящие» или «истинные», а вовсе не как «существующие» (пример - «сущая правда»). То есть смысл послания совершенно изменен в сторону сакрализации власти.

Возвращаясь к принятию Русью христианства, следует заметить, что в Византийской империи с сакрализацией светской власти всё обстояло чуть сложнее, то есть там светская власть была не такой абсолютно сакрализованной, как в Риме и допускалось несколько интерпретаций: одна точка зрения состояла в том, что «священство выше царства»; другая - о «симфонии» (согласии; греч. – συμφωνiα) названных служений друг с другом в едином церковно-государственном теле (аналогично «союзу» души и тела в одном организме); третья - что оба этих института (в рамках их «симфонии») есть «равновеликие дары Божии»; четвёртая - что цари имеют все архиерейские, за исключением священнодействия, права, что василевсы (греч. βασιλεvς) – верховные арбитры церковных дел и главы христианского мира. И преобладание какого-либо из названных воззрений (как и позже на Руси) находилось в зависимости от личностей царей и патриархов, а также от исторической и политической обстановки. Например, во времена неколебимости Византийской империи от авторитетных церковных деятелей (святых отцов) звучали первая, вторая и четвёртая точки зрения, в период мусульманского завоевания Востока - скорее вторая и третья, а на закате империи и после её падения - едва ли не исключительно четвёртая».

А с Русью еще сложнее, так как принятое Православие у нас было в полном подчинении византийскому, то есть даже если бы византийский Патриарх был бы наместником Бога на Земле, а Василевс - его отражением в земной власти, то русские священники и князья такого статуса все равно бы не имели (а византийские духовные и светские власти были не ближе русскому народу, чем Господь на небе). То есть, традиции придания сакральности непосредственной светской власти у нас при принятии Христианства не было.

После распада Византийской империи ситуацию пытался изменить Никон, объявив Русь третьим Римом, но при этом он сильно перетянул «одеяло» на себя. То есть, в период так называемого «раскола» между царем Алексеем Михайловичем и патриархом Никоном разразилась борьба за то, кто же из них действительно является наместником Бога на земле.

И Никон предпринял попытку установить в России теократическую монархию. Он утверждал, например, что Патриарх - это солнце, а Царь - луна, то есть именно Патриарх является главным наместником Бога, а роль царя - не более чем управляющего при нём (этакого исполнительного директора-распорядителя).

Алексей Михайлович, конечно побежал, позвонил в милицию воспротивился и созвал собор, где разгорелась дискуссия о том, что есть царь. И вроде бы порешили, что царь есть «местник Божий», то есть именно царь является наместником Христа, однако официально это не зафиксировали и долгое время фактически только Патриарх был сакральным властителем на Руси (хотя сам-то Никон из-за этого кончил плохо).

А начало полной десакрализации не только светской, но и церковной властей положил император Петр I, который вообще упразднил патриаршество, потому что помнил о том, во что вылились притязания патриарха Никона и с каким трудом они были ликвидированы светской властью.

Причем своими модернизационными реформами император Петра I привнес в Россию многое из того, что было в то время на Западе, в том числе и секулярные протестантские элементы для обоснования власти. Но этим по существу была разрушена старая формальная третьеримская (никоновская) модель, в которой московское царство трактовалось как образ Царствия Небесного. А элементов теократии с сакрализацией светской власти (или в более узком смысле - цезаропапизма), как в таких протестантских странах как Великобритания, Норвегия, Швеция или Дания, где монарх является главой церкви, Петр I фактически так и не установил. И хотя в период 1721-1917 в России была ситуация, близкая к «слабой» теократии протестантского типа, где Святейший Синод - коллективный орган руководства РПЦ, сменивший патриарха - был подчинён императору, которого в нём представлял светский чиновник - обер-прокурор Святейшего Синода, а Синод издавал постановления «по указу его императорского величества» и с 1797 года в российском законодательстве император даже назывался «главою церкви» и до 1902 считался «крайним судией» духовной коллегии/Синода, а оба эти наименования в православной традиции обычно применяются лишь к Иисусу Христу - реально всё это сопровождалось многочисленными оговорками и фактически не работало.

Напротив, Петр ввел совершенно секулярную по своему происхождению инстанцию - бюрократическое государство, которая вклинилась в старую теократическую систему и по существу начала ломать её. То есть именно с этого периода начинается не только фактическая, но и формальная десакрализация царской власти, которая хотя и завершилась только в 1917 году, но по сути никогда не прерывалась (те же декабристы, например, ничтоже сумняшеся основывали свои притязания на вышеупомянутых библейских текстах «помазания Саула», но в их изначальной трактовке, отрицающей сакрализацию светской власти).

И, наконец, возвращаясь к русскому народу отметим, что в России везде и во все времена власть мягко говоря недолюбливали. В Древнем Риме с его сакральной властью - гордились ею, американцы со своей абсолютно десакрализованной демократией - историю своей власти чтут и обожают, немцы ценят свой «орднунг» (порядок), а вот русские своей власти традиционно чураются. Пожалуй не было в России ни одного царя, президента или генсека, о котором после смерти не начинали бы говорить гадости (даже если боялись сказать о нем плохое при его жизни). То есть, власть в России никогда не признавали, а просто терпели, как чирей на заднице.

Но возможно это оттого, что у русского народа, даже при наличии внешних атрибутов рабства, всегда было очень сильное противодействие рабству внутреннему, принудить к которому гораздо сложнее...

Таким образом, добровольного подчинения кому бы то ни было у русского народа никогда не было, а рабство всегда бывает только добровольным (или обманно-добровольным).

Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу - все рабы Н. Г. Чернышевский

Народ, забывший имя и заветы Ленина,
Свою свободу на рабство променяв,
Плод пожинает горький - исчезновение...

Рецензии

Не должен Ленин быть забыт!

..............................................
.......................................
.................

Уже почти 20 лет, как нет Советской Власти. Понастроено тысячи храмов православных, католических, мусульманских, буддийских, иудейских.Священослужители почти все, как и олигархи, на мерседесах и в золоте, а с другой стороны миллионы беспризорных, миллионы наркоманов, миллионы проституток и преступников, десятки миллионов акоголиков, пьяниц, безработных.

Выдающаяся эффективность опускания людей на последнию стадию бездуховности!

Кто в этом виноват? Ленин? Сталин? Революция? Или все же общественный строй, который кучкой предателей и перевертышей установлен практически на всем постсоветском пространстве? Почему всегда обходят этот вопрос или ответ, говоря о причинах всех бед в нашей стране?
Боятся? Не понимают? Или просто лгут, уводя в сторону от истины?
Наверное, все вместе.
Никакие храмы, никая вера не поможет решить эти проблемы, пока
в мире миром правит АЛЧНОСТЬ и ее производные! Только коммунистический путь развития человечества может вывести его из тупика, но это дело не одного дня, не одного столетия. Рано или поздно, пусть через тернии,человечество обязательно вернется на этот путь, чтобы стать Человечеством с большой буквы. И в этом Человечестве имя Ленина будет увековечено со знаком плюс - это не подлежит сомнению. Поэтому любые попытки унизить этого Человека, это попытки или крайне недальновидных людей или апологетов нынешнего дикого, варварского мироустройства, в котором лучше всех живется тем, у кого нет ни совести, ни стыда, ни чести - всем остальным достаются только объедки с барского стола и пинки под зад, как это было и ранее тысячелетиями...

Нельзя взорвать ни пошлым словом и ни бомбой того,
что мир взорвало навсегда, открыв дверь в Новую для всех нас Эру!
Не надо истерик! И грязи не надо!
Не вычеркнуть грязью Времён Имена –
Забудутся Буши, забудется НАТО,

Не век, не столетья мир жил в ожиданье
Ниспосланной Богом вселенской зари,
Но гнул Сатана непомерною данью,-
Для тех, кто не гнулся, горели костры.

Пещерные люди. Убогость и холод.
И голод, сводивший и сильных с ума,-
С тех пор еще мир разделился на хворост
И тех, кто им грелся,- зима ни зима.

О, сколько же жизней и судеб сгорело
В кострах инквизиций, в печах Сатаны!
А что не сгорело, висело на реях
Ковчегов печалей и бедствий земных…

Рабы – фараоны. Страх, пытки и роскошь.
Мир к звездам стремился и тут же дичал,-
Весь в алчности язвах, в цинизма коросте
Веками он смрад по Земле источал.

Рожденье Христа подарило Надежду,
Но эту Надежду прибрали к рукам,
Внушив подослабшим и просто невеждам,
Что Жизнь лишь преддверье в божественный Храм.

Что голод и холод, насилие, пытки,
Как все, что от Бога, для избранных дар,-
Будь избранным тоже, не делай попытки
Ответить ударом на подлый удар!

И вновь потянулись века за веками
В коросте все той же чудовищной лжи,
Где правду сжигали, давили руками,
Спасая мир «праведный» тлена и ржи.

Но все в этом мире не вечно, конечно,
И бедам наступит когда-то конец,-
Пусть Радость придет к нам в фате подвенечной,
Чтоб вместе с Народом Она под венец!

Я верю, что время такое наступит,
А Ленин шагнул уже в те Времена,
Когда мы не будем стремиться так тупо,
Туда, где не в радость вселенной весна.

Непросто подняться с коленей согбенным,
Не вымощен путь для непрошенных в рай,-
Смотри, как клевещут, исходятся пеной,
Сожравшие, выданный Богом нам, пай!

Непросто, непросто, но с Лениным вместе
Впервые поднялся с коленей народ,
Чтоб алчную нечисть смести повсеместно,
Чтоб вечно сиял человеческий род!

И Он это сделал! Не надо истерик!
Не вычеркнуть грязью Времен Имена!
Забудутся Буши, «герои» мистерий,
Но Ленина имя на все времена!

С уважением и поддержкой, Вячеслав

Попробуйте от своего имени подобное о русских написать и вас могут даже побить, но при этом эти же самые люди чтут как классиков тех кто является автором этих характеристик русского народа.

Имеет место двойной стандарт и двоемыслие, есть те кому можно о русских правду сказать и те кому нельзя.

........................................ ....

«Тяжелый русский дух, нечем дышать и нельзя лететь». - А. Блок

«Московия - русь тайги, монгольская, дикая, звериная». (Muscovy - the Russia of taiga, Mongolic, wild, bestial.) - Алексей Толстой

"Не народ, а скотина, хам, дикая орда, душегубов и злодеев." (They are not people, they are boors, villains, wild hordes of murderers and miscreants.) - Михаил Булгаков

"Наиважнейшею приметою удачи русского народа есть его садистская жестокость". (The most important trait of the success of the Russian people is their sadistic brutality.) - Максим Горький

«Русский есть наибольший и наинаглейший лгун во всем свете». (A Russian is the greatest and the cheekiest of all liars in the world.) - Иван Тургенев

«Народ, который блуждает по Европе и ищет, что можно разрушить, уничтожить только ради развлечения». (People who roam across Europe in search of what to destroy and obliterate, only for the sake of gratification.) - Федор Достоевский

«Русские - народ, который ненавидит волю, обожествляет рабство, любит оковы на своих руках и ногах, любит своих кровавых деспотов, не чувствует никакой красоты, грязный физически и морально, столетиями живёт в темноте, мракобесии, и пальцем не пошевелил к чему-то человеческому, но готовый всегда неволить, угнетать всех и вся, весь мир. Это не народ, а историческое проклятие человечества» - И.С. Шмелёв.

"Ах, как тяжело, как невыносимо тяжело порою жить в России, в этой вонючей среде грязи, пошлости, лжи, обманов, злоупотреблений, добрых малых мерзавцев, хлебосолов-взяточников, гостеприимных плутов - отцов и благодетелей взяточников!" - Иван Аксаков, из письма к родным.

«Должен высказать свой печальный взгляд на русского человека - он имеет такую слабую мозговую систему, что не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действиями, а со словами». - Aкaдeмик Павлов. О русском уме. 1932 год.

«Народ равнодушный до наименьшей обязанности, до наименьшей справедливости, до наименьшей правды, народ, что не признает человеческое достоинство, что целиком не признает ни свободного человека, ни свободной мысли». (The people who are indifferent to the least of obligations, to the least of fairness, to the least of truth... the people who do not recognise human dignity, who entirely defy a free man and a free thought.) - Александр Пушкин

«Россия - самая паскудная, до блевоты мерзкая страна во всей мировой истории. Методом селекции там вывели чудовищных моральных уродов, у которых само понятие Добра и Зла вывернуто на изнанку. Всю свою историю эта нация барахтается в дерьме и при этом желает потопить в нем весь мир...» – И.А.Ильин (1882-1954) , русский философ
(Путин лично занимался переносом праха Ильина в РФ и участвовал в церемонии перезахоронения)

«Не народ, а адский урод». – В.Розанов - русский философ, публицист и критик.

"Русский народ находится в крайне печальном состоянии: он болен, разорен, деморализован". "И вот мы узнаем, что он в лице значительной части своей интеллигенции, хотя и не может считаться формально умалишенным, однако одержим ложными идеями, граничащими с манией величия и манией вражды к нему всех и каждого. Равнодушный к своей действительной пользе и действительному вреду, он воображает несуществующие опасности и основывает на них самые нелепые предположения. Ему кажется, что все соседи его обижают, недостаточно преклоняются перед его величием и всячески против него злоумышляют.... - Философ Владимир Соловьев

Бог голодных, Бог холодных,
Нищих вдоль и поперек,
Бог имений недоходных
Вот он, вот он, русский бог.
Бог грудей и ж... отвислых
Бог лаптей и пухлых ног,
Горьких лиц и сливок кислых,
Вот он, вот он, русский бог.
П.А. Вяземский

«Главной чертой российского национального характера является жестокость, и то жестокость садистическая. Говорю не об отдельных взрывах жестокости, а о психике, о душе народной. Я просмотрел архив одного суда за 1901-1910 гг. и меня охватил ужас от огромного количества невероятно жестокого обращения с людьми. Вообще у нас в России каждый с наслаждением бьет кого-то. И народ считает биения за полезное, так как же составил поговорку «за битого двух небитых дают». За 1917-1919 гг. крестьяне закапывали пленных красногвардейцев вниз головой так глубоко, что из земли торчали ноги. Потом смеялись, как те ноги дёргались. Или высоко на дереве прибивали гвоздями одну руку и одну ногу и наслаждались мучениями жертвы. Красногвардейцы же сдирали из живых пленных деникинцев-контрреволюционеров кожу, забивали гвозди в голову, вырезали кожу на плечах, как офицерские погоны." - Горький Максим. О русском крестьянстве (1922)

Если бы провалилась Россия, то не было бы никакого ни убытка, ни волнения в человечестве. -- Иван Тургенев

"Нет в этом мире мельче, сволочнее и хамовитее особи, чем кацап. Рождённый в нацистской стране, вскормленный пропагандой нацизма, - этот ублюдок никогда не станет Человеком. У его страны нет друзей - либо холуи, либо враги. Его страна способна только угрожать, унижать и убивать. И за сохранение этого статуса Рассеей рядовой кацап готов пожертвовать собственной жизнью, жизнями своих родителей и детей, качеством жизни собственного народа. Воистину: кацапы - звери. Лютые, кровожадные, но... смертные". - А. Солженицин

В России нет средних талантов, простых мастеров, а есть одинокие гении и миллионы никуда не годных людей. Гении ничего не могут сделать, потому что не имеют подмастерьев, а с миллионами ничего нельзя сделать, потому что у них нет мастеров. Первые бесполезны, потому что их слишком мало; вторые беспомощны, потому что их слишком много. - Василий Ключевский

Русский простолюдин - православный - отбывает свою веру как церковную повинность, наложенную на него для спасения чьей то души, только не его собственной, которую спасать он не научился, да и не желает. Как ни молись, а все чертям достанется. Это все его богословие. - Василий Ключевский

Можно благоговеть перед людьми, веровавшими в Россию, но не перед предметом их верования. - Василий Ключевский

Русское правительство, как обратное провидение, устраивает к лучшему не будущее, а прошлое. - Александр ГерценГерцен

(Про Путина сквозь века сказал)

Русская История до Петра Великого - одна панихида, а после Петра Великого - одно уголовное дело. - Ф. Тютчев

"Русскому соврать, что высморкаться. Их ложь исходит из их рабской сущности. Народ никогда не знавший и не говоривший правды-народ рабов духовных и физических. Убогие люди." - Н.М. Карамзин

«Русский человек большая свинья. Если спросить, почему он не ест мяса и рыбы, то он оправдывается отсутствием привоза, путей сообщения и т.п., а водка между тем есть даже в самых глухих деревнях и в количестве, каком угодно».
«Русский человек норовит натрескаться ветчины именно тогда, когда в ней сидят трихины, и пройти через реку, когда на ней трещит лед.»
«Природа вложила в русского человека необыкновенную способность веровать, испытующий ум и дар мыслительства, но всё это разбивается в прах о беспечность, лень и мечтательное легкомыслие…»
«Русский человек любит вспоминать, но не любит жить».
«Русскому человеку не хватает желания желать».
- А.П.Чехов

«Вся Россия – страна каких-то жадных и ленивых людей: они ужасно много едят, пьют, любят спать днем и во сне храпят. Женятся они для порядка в доме, а любовниц заводят для престижа в обществе. Психология у них – собачья: бьют их – они тихонько повизгивают и прячутся по своим конурам, ласкают – они ложатся на спину, лапки кверху и виляют хвостиками...» - Антон Павлович Чехов в беседе с Максимом Горьким.

«В нашем национальном характере преобладает холуйство и холопство, похабство и кровожадность, изуверство и пьянство». - Митрополит Илларион

«Национальное самосознание - национальное самодовольство - национальное самообожание - национальное самоуничтожение».
«Русские даже не способны иметь ум и совесть, а всегда имели одну подлость». - В.Соловьев

"Русский человек умеет быть святым, но не может быть честным". - Константин Леонтьев, российский философ (1831 - 1891)

«Мы, московиты, споили киргизов, чемерис, бурят и других. Ограбили Армению и Грузию, запретили даже Богослужение на грузинском языке, обокрали богатейшую Украину. Европе мы дали анархистов П. Кропоткина, М.Бунина, апостолов руины и палачества Шигалёва, Нечаева, Ленина и т.п. Моральная грязь, Московия - это чудовище, которым даже ад побрезговал бы и изрыгнул бы на землю». - В. Розанов, российский философ (1856-1919)

Среди русских мало умных. Если найдешь какого-нибудь годного человека, то непременно или еврей, или с примесью еврейской крови...» - В. И. Ленин, самый почитаемый в России политический деятель (1870 – 1924 гг.)

Жалкая нация, нация рабов, сверху донизу - все рабы. - Н. Чернышевский

“И знать не хочу звереподобную пародию на людей, и считаю для себя большим несчастьем, что родился в России. Ведь вся Европа смотрит на Россию, почти как на людоеда. Я не раз испытывал стыд, что принадлежу к дикой нации.” - В. М. Боткин
во время спора с Некрасовым. Авдотья Панаева. «Воспоминания»

Выдающийся композитор М. Глинка, окончательно покидая 27 апреля 1856 года Россию, на границе вылез из рыдвана, плюнул на землю и сказал: “Дай Бог мне никогда больше не видеть этой мерзкой страны и ее людей!”

Русский народ слишком живет в национально-стихийном коллективизме, и в нем не окрепло еще сознание личности, ее достоинства и ее прав. Этим объясняется то, что русская государственность была так пропитана неметчиной и часто представлялась инородным владычеством.» -- Николай Александрович Бердяев.

Россия не содержит в себе никакого здорового и ценного зерна. России собственно - нет, она - только кажется. Это - ужасный фантом, ужасный кошмар, который давит душу всех просвещенных людей. От этого кошмара мы бежим за границу, эмигрируем; и если соглашаемся оставить себя в России, то ради того единственно, что находимся в полной уверенности, что скоро этого фантома не будет; и его рассеем мы, и для этого рассеяния остаемся на этом проклятом месте Восточной Европы. Народ наш есть только "среда", "материал", "вещество" для принятия в себя единой и универсальной и окончательной истины, каковая обобщенно именуется "Европейскою цивилизациею". Никакой "русской цивилизации", никакой "русской культуры". - В.В. Розанов.

Ничего доброго, ничего достойного уважения или подражания не было в России. Везде и всегда были безграмотность, неправосудие, разбой, крамолы, личности угнетение, бедность, неустройство, непросвещение и разврат. Взгляд не останавливается ни на одной светлой минуте в жизни народной, ни на одной эпохе утешительной. – А. Хомяков

«Мы жестокое зверье, в наших жилах все еще течет темная и злая рабья кровь - ядовитое наследие татарского и крепостного ига. Нет слов, которыми нельзя было бы обругать русского человека… В русской жестокости чувствуется дьявольская изощрённость, в ней есть нечто тонкое, изысканное... Можно допустить, что на развитие жестокости влияло чтение житий святых великомученников... Кто более жесток: белые или красные? Вероятно - одинаково, ведь и те и другие - русские». – М. Горький, «пролетарский» писатель (1868 – 1936 гг.)

Никакой особой миссии у России не было и нет! Не надо искать никакой национальной идеи для России-это мираж. Жизнь с национальной идеей приведёт сначала к ограничениям, а потом возникнет нетерпимость к другой расе, к другому народу и к другой религии. Нетерпимость же обьязательно приведёт к террору. Нельзя добиваться возвращения России к какой-либо единой идеологии, потому-что единая идеология рано или поздно приведёт Россию к фашизму. - Академик Д. С. Лихачёв

(Опять про Путина)

О НАЦИОНАЛЬНОЙ ГОРДОСТИ ВЕЛИКОРОССОВ

Фрагменты из работы

Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину... Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты...

Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: “жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы”. Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения...

Мы полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое... и свое рабское настоящее... Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство (например, называет удушение Польши, Украины и т. д. “защитой отечества” великороссов), такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам...

Мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе равенства, а не на унижающем великую нацию крепостническом принципе привилегий. Именно потому, что мы хотим ее, мы говорим: нельзя в XX веке, в Европе (хотя бы и дальневосточной Европе), “защищать отечество” иначе, как борясь всеми революционными средствами против монархии, помещиков и капиталистов своего отечества, т. е.худших врагов нашей родины; — нельзя великороссам “защищать отечество” иначе, как желая поражения во всякой войне царизму,.. ибо царизм не только угнетает 9/10 населения экономически и политически, но и деморализирует, унижает, обесчещивает, проституирует его, приучая к угнетению чужих народов, приучая прикрывать свой позор лицемерными, якобы патриотическими фразами .

О восприятии и воспринятии Чернышевского. Чернышевский и педагогика

Если написать «нация Ленина и Чернышевского», то каждый поймёт, о чём идёт речь. Это определение содержит в себе имена мыслителей мирового масштаба, которые сделали Россию теоретической и исторической нацией уже тем, что смогли освоить и использовать громаднейшие пласты мировой теоретической и практической культуры. К сожалению, в Западной Европе это уважительное определение сейчас чаще прикладывается к прошлому. Например, в Германии в ходу такое определение как «нация предателей». Как бы не казалась кому эта характеристика оскорбительной, она отражает последнюю крупную трагедию немецкой истории. Ещё четверть века назад немецкие коммунисты имели в лице советских товарищей самых больших друзей и хороших учеников, которые в области диалектики быстро превосходили своих учителей. Этим доказывалось и то, что сами немцы были в области теоретического мышления неплохими учителями.

И вот ситуация изменилась в один, хотя и ожидавшийся как немецкими, так и советскими марксистами, но не желаемый ими момент. Самые большие друзья превратились в самых больших во всей немецкой истории предателей. Социалистическое государство немецкой нации было аннексировано при зловещем молчании с Востока. Россия поспешила покинуть Советский Союз, дипломатично говоря, в первых рядах. И хотя она в новых условиях уже не могла играть роль мирового жандарма, присвоенную теперь США, в центре Европы мы получили несколько контрреволюционных наций, если не прямо, то косвенно поддержанных господством контрреволюционных сил в России. Этот исторический экскурс не случаен. В Германии помнят, что Маркс и Энгельс не боялись относить в определённой исторической ситуации к контрреволюционным нациям и Германию, к которой они сами принадлежали. Наверное, этот гнев, направленный вовнутрь, был важным для нравственной поддержки того политического оживления, которое позволило немецкому пролетариату побороть «Исключительный закон против социалистов». Примерно в это же время в России, в чреве мирового жандарма, раздался не менее мужественный голос Чернышевского. Вот, как писал об этом Ленин в статье «О национальной гордости великороссов»:

«... Великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: «жалкая нация, нация рабов, сверху донизу - все рабы» . Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения».

Жизнь Чернышевского была важнейшим нравственным фактором революционного подъёма, который привёл в конечном счёте к победе Великого Октября. Наше повествование будет посвящено главным образом одной личности. К сожалению, почти не будет затронут теоретический путь Добролюбова и полученные им результаты, высоко оцененные Энгельсом и Чернышевским. Но даже вспоминая великую дружбу Чернышевского и Добролюбова, вспоминая их соратников из «Земли и воли», будет несправедливым забывать при этом, что «без героизма массы не было бы народного героя. Ведь народ признает героическим только то, что отвечает его интересам, и это недаром. То, что нейтрально по отношению к интересам народных масс, - то скорее забавный фокус, пусть яркий, но не более того. Никакие личные качества не создадут народного героя, если эти личные качества не будут употреблены на достижение народных интересов».

Так было написано четверть века назад, написано безусловно верно даже не смотря на то, что трудновато согласуется с тем, как в России поменялся народ. В 1914 году во время предвоенного революционного подъёма поддерживали самоопределение национальных окраин, а в 2014 не менее дружно поддержали империалистический захват. Он ведь делается империалистическим только лишь экономическим фактом присоединения территориального рынка, а не национальным угнетением, в котором может выражаться, а может не выражаться стремление к переделу присоединённого рынка. В условиях капитализма даже воссоединение народа в рамках национального государства не перестаёт быть империалистическим захватом и определяющим фактором для понимания «степени империалистичности» является здесь только размер капитала захватчика, его экономическая мощь. Раз уж капитал, политически выражающий себя в современном российском режиме, стабильно входит по мощи в первую двадцатку центров накопления, то это означает что России теперь как никогда тяжело (и труднее чем другим нациям) понимать своего великого сына. Да и по публикациям последних лет видно, что к личности Чернышевского восточнее Днепра сейчас подходят очень внешним образом. В отличие от Польши и Германии, мало кто собирается принимать Чернышевского в себя. А именно принятие мыслителя из прошлого в себя означает возможность преодоления его ошибок, развития его взглядов, что было блестяще показано Ильенковым в «Диалектической логике», где именно через поочерёдное принятие автором позиций рассматриваемых мыслителей читатель осознаёт подлинный масштаб ленинских достижений в области мышления в противоречиях.

Отказ от восприятия (а, следовательно, предваряющего его уяснения) воззрений Чернышевского обычно приводит к тому, что они рассматриваются в старых категориях и в явно устаревших связях. Например, «в работе А.М. Бухарева «О духовных потребностях жизни» Чернышевский предстает, как философ, который своим романом «Что делать?» стремится вести человека «от худшего к лучшему», при этом часто впадая в утопию. Бухарев считает, что в этике Чернышевский не выходит за рамки религиозно-философской мысли, но пытается воплотить евангельские принципы в новых терминах и связать их с крестьянским социализмом».

Это оригинальная, но поверхностная трактовка наследия Чернышевского. Думаю, что не прихотью будет начать рассмотрение его наследия с темы «Чернышевский как атеист», актуально смотрящейся на фоне «возрождения духовности», точнее агрессивного мракобесия религиозных организаций во многих бывших странах СЭВ.

Как атеист Чернышевский во многом наследует воззрения Фейербаха. «Ещё в студенческие годы Чернышевский начал изучать работы Гегеля и Фейербаха. <...> Самым великим мыслителем XIX столетия Чернышевский считал Фейербаха и, по его собственным словам, в молодости знал из Фейербаха целые страницы наизусть». Уже в 1850 году Чернышевский вполне усваивает позицию Спинозы, доказавшего в своей пантеистической системе невозможность бога как личности. Важным фактором, подвигавшим Чернышевского в сторону практического материализма в этом вопросе было знакомство с бытом сословия культа (его отец был священником) и с народным восприятием культа, которое неплохо отражено в письме Белинского к Гоголю 1847 года. Чем это выше точки зрения Фейербаха? Тем, что показывает не только связь конца («неба») и начала («земли») раздвоения нашего мира в религиозном сознании, но и сам процесс этого удвоения. Этот подход очень близок к современному научному атеизму, хотя Чернышевский не всегда мог верно уловить причины удвоения мира в религиозном сознании и конкретные черты этого механизма. Но направление это было безусловно верное. Дело в том, что современный научный атеизм не занимается вопросом существования бога, он не утверждает его отсутствия. Современный научный атеизм утверждает куда большее, а именно то, что все представления о божественном, все сакральности формируются земным образом на основании земных закономерных условий (представлений и материальных факторов) и что преодоление этих условий безусловно ведёт с необходимостью к внутренней ликвидации религиозного сознания, т. е. к его самоподрыву. Этот самоподрыв хотя и не был достаточно глубоко познан Чернышевским, был ему чувственно знаком как события его собственной теоретической жизни. В материалах к биографии Добролюбова, которые Чернышевский успел собрать, он со знанием дела и с опорой на документы прослеживает самоподрыв религиозного сознания своего соратника. Сейчас существует даже гипотеза, что внутренняя ликвидация религиозного сознания является необходимым этапом теоретической жизни каждого практического материалиста.

Но кажется эта сторона наследия Чернышевского почти не находит интереса на его родине. Не рассматривают ли его там по-прежнему в духе смелого для своего сословия но недалёкого в области мысли церковного иерарха А.М. Бухарева, мнение которого приводилось выше? Полагаю, что изучение тематики современных публикаций о Чернышевском поможет опровергнуть или подтвердить это предположение. Нужно заметить, что в тематической направленности публикаций состоит громадное отличие польской и немецкой тематической литературы от российской. В частности, в последней (а особенно, в произведениях публицистики) Чернышевского почти не воспринимают как

Очень смутно в России представляют и то, какие воззрения Спинозы унаследованы Чернышевским. А это не только понятие о невозможности бога-личности в области научного атеизма. Несомненно для Чернышевского важна связь свободомыслия у Спинозы и Фейербаха. Вместе с тем, оба этих мыслителя не могли не привлекать его своим глубоким жизнелюбием и хорошо обоснованным оптимизмом. Как со звучанием камертонов предреволюционных подъёмов, входило с их мыслями в резонанс звучание мысли Чернышевского накануне первой в России революционной ситуации начала 1860-х годов. Впрочем из письма Чернышевского сыновьям от 11 апреля 1877 г. можно вынести гораздо большее:

«... Если Вы хотите иметь понятие о том, что такое, по моему мнению, человеческая природа, узнавайте это из единственного мыслителя нашего столетия, у которого были совершенно верные, по-моему, понятия о вещах. Это - Людвиг Фейербах. Вот уж пятнадцать лет я не перечитывал его. И раньше того, много лет уже не имел досуга много читать его. И теперь, конечно, забыл всё, что знал из него. Но в молодости я знал целые страницы из него наизусть. И, сколько могу судить по моим потускневшим воспоминаниям о нём, остаюсь верным последователем его.

Он устарел? - Он устареет, когда явится другой мыслитель такой силы. Когда он явился, то устарел Спиноза. Но прошло более полутораста лет прежде, чем явился достойный преемник Спинозе.

Не говоря о нынешней знаменитой мелюзге, вроде Дарвина, Милля, Герберта Спенсера и т. д., - тем менее говоря о глупцах, подобных Огюсту Конту, ни Локк, ни Юм (Hume), ни Кант, ни Гольбах, ни Фихте, ни Гегель не имели такой силы мысли, как Спиноза. И до появления Фейербаха надобно было учиться понимать вещи у Спинозы ,- устарелого ли или нет, например, в начале нынешнего века, но все равно: единственного надежного учителя. - Таково теперь положение Фейербаха: хорош ли он или плох, это как угодно; но он безо всякого сравнения лучше всех».

Как современно замечание Плеханова, помещённое им сразу после этой цитаты!

«Эти строки достойны большого внимания во многих отношениях. И прежде всего интересны и важны для истории мысли сопоставления Фейербаха со Спинозой. Чернышевский видел в Спинозе философского предшественника Фейербаха. И это как нельзя более справедливый взгляд. Но теперь этот, как нельзя более справедливый, взгляд чаше всего приводит в изумление людей, интересующихся историей философии. Под влиянием господствующей в настоящее время идеалистической реакции, на Спинозу смотрят так же неправильно, как и на Фейербаха. Неудивительно, что не понимают и взаимного отношения этих двух мыслителей».

И хотя оценка Спинозы Чернышевским на его родине почти неизвестна, там всё же ещё в основном верно понимают разницу антропологического метода Чернышевского и Фейербаха. Эта разница происходит в общем из разных политических позиций, из того, что Фейербахом мыслит один класс, а Чернышевским немного другой. Впрочем, потребности, пробудившие мышление Чернышевского, вряд ли многими хорошо понимаются. Не знаю, связано ли это как-нибудь с полным разложением крестьянства, произошедшим в европейских странах СЭВ, но вот странный факт: в российской публицистике Чернышевский воспринимается почти исключительно «по части словесности». Это очень иронично отражает реальный факт получения Чернышевским степени «магистр словесности». Следуя подобному принципу восприятия, Ленина нужно рассматривать только лишь как «потомственного дворянина Симбирской губернии».

Но век назад дело обстояло иначе. В 1928 году Анатолий Луначарский отмечал: «Литературная критика не занимает у Чернышевского первого места в его деятельности. Тем не менее, она играет видную роль в литературном наследии Чернышевского и очень видную роль во всей истории нашей критики». Почему же за почти век залило пьяными абстракциями эту трезвость понимания?

Можно предположить, что в отношении Чернышевского действует некая инерция восприятия, вызванная тем, что некоторые его работы изучались в рамках советской школьной обязательной программы. Но сейчас времена поменялись, «роман Н. Чернышевского «Что делать?» исключен из обязательной школьной программы» . Хорошо это или плохо? Мне вспоминается филолог, затруднявшийся в поиске причин того, что среди десятков миллионов поляков, знающих что-то из Мицкевича, лишь 1-2 человека в год начинают профессионально работать с его наследием. Этому филологу удалось позднее понять, что современная школа по своему действию на всё, что попадает в её оборот, является Мидасом навыворот, - она превращает всё, к чему прикасается, в тухлые рвотные массы. Немногие грамотные и ответственные педагоги при этом лишь подчёркивают то обстоятельство, что они ничего не решают и что никакого влияния на высшие инстанции министерства не имеют. Превращение в тухлые рвотные массы происходит и с наследием Мицкевича, раз уж оно введено в школьный оборот. Я не думаю, что в России ненависть к школе является менее повсеместным настроением. Уровень алкоголизма у лиц школьного возраста велик не только в Польше, но и в России . Это самая простая, зряшно отрицающая форма ненависти к школе. Причины этого явления блестяще показаны в серии статей Валерия Суханова . Надо сказать, эти причины если не теоретически ясно, то практически-истинно понимал и сам Чернышевский. Обращаясь к его педагогической практике и понимая, каких результатов он добивался в саратовской гимназии за год-два, мы не можем не признать, что обучение в 9, 10, 11, 12 лет в современной школе - это непозволительная роскошь в смысле растраты общественного времени и средств, в немалой степени служащая отупению, необходимому для использования капиталистами класса наёмных рабов. По мнению Маркса, уже в возрасте десяти лет возможно включение в общественное производство для выяснения реальных проблем, требующих знания. Не зря В. А. Босенко сообщает о том же в «Воспитать воспитателя», что «если бы взрослые рискнули доверить подросткам делать детали для космических кораблей, то можно не сомневаться, что никакая госприёмка им бы не понадобилась». В педагогическом опыте Макаренко школа вообще не выполняла никаких функций, кроме ликвидации безграмотности, и, тем более, не была местом приобретения важнейших жизненных знаний. Об этом же хорошо написано в одном из рассказов про Дзержинского. Когда он репетиторствовал у одного панчонка, то тот его спросил, - Интересно ли пану учителю в гимназии? Ёмок ответ Дзержинского, - там не учат главному. И это правда. В современной школе не учат быть субъектом, не учат диалектике. А ведь наверняка никому и не нужны такие массивы знаний, которые она до болонского процесса ещё пыталась давать. Освоиться с фактами проще, если имеется понимание их всеобщей связи. «Общий закон изменения формы движения гораздо конкретнее, чем каждый отдельный «конкретный» пример этого» . Именно тем, что Чернышевский внёс в гимназию не просто практику, а практику как источник всеобщей связи в форме революционной задачи своего времени, он обязан успеху своего преподавания. «Я делаю здесь такие вещи, которые пахнут каторгою - я такие вещи говорю в классе» . Он был по отзывам современников лучшим преподавателем в саратовской гимназии. Вот как отзывается один из учеников Чернышевского того времени: «Его влияние не только на учеников, но и на весь педагогический персонал было громадное. Ум, обширное знание, мастерское чтение образцовых сочинений и удивительное умение раскрыть подросткам... идею произведения, сердечность, гуманность, необыкновенная простота и доступность Н. Гавриловича привлекали, связывали на всю жизнь сердца учеников с любящим сердцем молодого педагога. То, что он читал, он как бы переживал лично, и класс замирал при чтении таких, например, трагических эпизодов, как последний бой Рустема с Зорабом. Или - сколько душевной муки, страдания за человека чувствовалось и трогало до слез учителя и учеников при чтении Н. Г. «Записок сумасшедшего». Резко изменились жестокие нравы учителей: перестали бить учеников и даже инспектор, детский палач, стал реже прибегать к розгам».

Чернышевскицй вынужден был покинуть гимназию после конфликта с влиятельными лицами, желавшими восстановления школьных порядков.

Мы должны усвоить из опыта Чернышевского, что воспитание настоящего человека, полноценного субъекта и личности не может быть ничем иным кроме как воспитанием на лучших в своих условиях и наиболее практических задачах переднего края человеческого познания. Оно не может быть ничем иным кроме как воспитанием людей, не имеющих разрыва теории и практики, а раз «совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика » , то такое воспитание не может быть ничем иным кроме как воспитанием революционеров.

Уже будучи видным автором журнала «Современник», Чернышевский с ужасом и удивляясь собственной стойкости, вспоминал тот образ жизни, который он и его соратник Добролюбов вынуждены были вести при получении высшего образования. Господство схоластики, непрактичных знаний и непрактичных способов их получения - таковы важные черты «образовательного процесса», который вело, как его позже называл Ленин, «министерство народного затемнения». Профанация научных занятий, их узкое прикладное значение на фоне зверских интриг, пресмыкательства и доносительства - всё это сопровождало Чернышевского и Добролюбова до получения дипломов.

И Чернышевский, и Добролюбов очень сильно и, наверняка, очень неприятно бы удивились, если бы узнали, что их наследие прочно связали со школьной тупостью и бессмысленностью. Исключённое из профанации ради отчётности, наследие Чернышевского для нового поколения в России уже не будет обращено в рвотную массу, что не может не радовать. Конечно, уровень известности наследия Чернышевского от этого снизится, но зато оно вернее будет известно именно тем, кому действительно нужно. «Лучше меньше, да лучше», - повторяет известную пословицу Ленин. Изъяли из программы? На здоровье! В Польше и Германии Чернышевский и вовсе не изучается ради отчётности. Потому и восприятие его наследия куда ближе к замыслу, к тому, что сам Чернышевский хотел донести. По крайней мере, оппортунисты от него шарахаются, а это очень хороший признак для любого мыслителя.

Увы, знание о личности Чернышевского в России в настоящий момент почти никак не соотносится с той высокой оценкой, которую дают ему своим поведением в отношении его наследия оппортунисты. Даже в околокоммунистических кругах это знание ненамного способно расширить известное высказывание Сталина: «Чернышевский был сын попа - неплохой был человек» .

Wer wird nicht einen Klopstock loben?

Doch wird ihn jeder lesen? Nein.

Wir wollen weniger erhoben

Если посмотреть не на цитирование работ Чернышевского в российских источниках, а на упоминание их названий, то бросается в глаза сильный перекос в сторону романа «Что делать?» . Как жар пекла в аду индекс интереса ползёт ввысь к 3 главе, её 16 рассказу и его 8-10 эпизодам. В чём причина этой концентрации интереса вокруг оформленного по цензурным условиям в виде сна изложения утопической концепции? Утопия вообще в истории является идеалом, разорванным со своими средствами. Но идеалом утопия может быть лишь в меру своей чувственности. Об этом значении утопической литературы хорошо было замечено Лесей Украинкой: «... коли така літературна «утопія» талановита або геніальна, то в ній завжди є хоч зерно чогось тривкого, здатного до життя, чогось такого, що доповнює наукову теорію, дає їй нову барву або хоч новий відтінок. Белетристична утопія єсть або принаймні повинна бути тим «барвистим деревом життя», що помагає нам оцінити психологічну вартість «сірої теорії» для часів прийдешніх».

Исчерпывается ли показанным Лесей Украинкой мотивом российский интерес к роману Чернышевского? Нет, скорее это высказывание великой украинской революционерки и мыслительницы охватывает современный польский и немецкий интерес к «Что делать?». В России никто не собирается «оцінити психологічну вартість «сірої теорії»», поскольку там своего великого соотечественника, давшего так много для разработки онтогносеологической проблематики, вовсе не собираются рассматривать как теоретика в том смысле, какой теории был придан в ходе полемики Канта и Фихте . Целостного и разрешающего противоречия мышления в современной России за Чернышевским почти не видят, хотя трудно не вспомнить добавление Ленина к «Материализму и эмпириокритицизму» о подходе Чернышевского к критике Канта .

Но что тогда находят интересного у Чернышевского в не самом удачном утопическом описании? В современной России, наверное, соизмеряют свои преобразовательные силы с тем, что описано в романе и, через чувственность, сформированную в гнилую эпоху господства контрреволюции, отвергают возможность даже бегло показанных в «Что делать?» проявлений свободы. Отвергают даже выведенные Чернышевским «кирпичи» человеческой свободы, не говоря уж о целых «постройках», о тех её цельных проявлениях, которые предсказаны для грядущего бесклассового общества научным коммунизмом: непосредственность чувств , нетоварность , творческий труд. Иными словами типичный российский теоретик подходит к роману «Что делать?» утопически и вполне по-католически: «се дерзость!»

Об этом узком утопическом интересе замечала ещё Леся Украинка:

«Дарма, що картина власне прийдешнього життя людськості займає в цьому «сні» всього 10 сторінок (інші картини в ньому з"являють епохи минулі), а цілий роман мав 455 стор., але ці 10 стор., либонь, чи не найбільше придбали слави всьому творові». (выделено в источнике).

Не бровь, а в глаз! Понятно, почему эти 10 страниц интересны Лесе Украинке в статье «Утопія в белетристиці», но непонятно почему они являются центром интереса в современной России. Могла ли привести к этому инерция несознательного возвеличивания или осознанного забывания? Уж не восхваление ли без всякого знакомства со сложной теоретической тканью воззрений Чернышевского привело к тому, что России почти неизвестен её великий сын, её величайший мыслитель доленинской эпохи? Но не менее, чем восхваления, опасна противоположная позиция, против которой выступал в 1919 году Ленин. Тогда некоторые считали, что Чернышевский зря «...разбил... себе жизнь, попал в Сибирь, ничего не добился». Такая оценка (не только по Ленину) - «...либо темнота и невежество безысходное, либо злостная, лицемерная защита интересов реакции...» .

Чернышевский, как и многие другие великие люди, не нуждается в возвеличивании. Он, как и написавший следующие слова Маркс, хорошо понимал, что «Великое окружено блеском, блеск возбуждает тщеславие... Того, кого увлек демон честолюбия, разум уже не в силах сдержать... Нашим призванием вовсе не является такое общественное положение, при котором мы имеем наибольшую возможность блистать...». Наследие Чернышевского вполне доступно для понимания, и потому мы не должны плакать или смеяться.

В то же время, понимание наследия Чернышевского дело непростое. Наверное полякам и венграм проще, чем немцам или великороссам, объяснить себе, чем мы нынешние обязаны ему тогдашнему. Вот записи из дневника Чернышевского по поводу подавления контрреволюционной российской интервенцией венгерской революции 1848 года: «Я друг венгров, желаю поражения там русских и для этого готов был бы самим собой пожертвовать». Это ясное понимание практического интернационализма вскоре стало общим достоянием российского революционного движения и обусловило в конечном счёте образование СССР.

По логике Чернышевского 1848 года уже скоро станут действовать лучшие люди России. Во время Январского восстания точно такую же позицию займёт Андрей Потебня (Andrij Potebnia, także Andriej Potiebnia, Андрій Потебня), игравший видную роль в революционном «Комитете русских офицеров в Польше». В этом же духе выскажется и Герцен. А ведь это был очень непростой выбор. С одной стороны, главной силой был царизм, а с другой стороны наглела шовинистическая истерия шляхты и Костёла в преимущественно шляхетском по составу, но во многом буржуазном по требованиям восстании, разбавленном (примерно на ⅕) лишь варшавскими ремесленными объединениями под руководством Ярослава Домбровского (Jarosław Dąbrowski) и отдельными, преимущественно крестьянскими, отрядами, особенно в Литве и Беларуси.

«Чернышевский, «подобно Марксу» (Ленин), сумел оценить значение польского восстания...» Чернышевский был другом многим героям 63 года. Он оказывал тёплый товарищеский приём представителям освободительного движения разных наций: Зыгмунту Сераковскому (Zygmunt Sierakowski, Zigmantas Sierakauskas) и Тарасу Шевченко. Ещё сейчас живо читается наиболее известное выступление Чернышевского в подцензурной печати по украинскому вопросу, статья «Национальная бестактность» . Как удачно он обходит цензуру, донося до читателя революционный смысл! А вот как он оценивал ещё до своего ареста украинскую литературу своего времени: «Когда у поляков явился Мицкевич, они перестали нуждаться в снисходительных отзывах каких-нибудь французских или немецких критиков: не признавать польскую литературу значило бы тогда только обнаруживать собст-венную дикость. Имея теперь такого поэта, как Шевченко, малорусская литература также не нуждается ни в чьей благосклонности. Да и кроме Шевченко пишут теперь на малорусском языке люди, которые были бы не последними писателями в литературе и побогаче великорусской» .

Не только украинскую свободу от панов защищал Чернышевский, с ним советовались участники революционного кружка офицеров Генерального штаба Империи. Немало полезного вынесли из знакомства с Чернышевским такие участники этого кружка, ставшие затем героями Январского восстания 1863 года как Ярослав Домбровский, Константы Калиновский (Wincenty Konstanty Kalinowski, Konstantinas Kalinauskas), Зыгмунт Падлевски (Zygmunt Padlewski). Национальная программа фракции «червоных» с самоопределением русских и балтийских народов появилась не без нравственного влияния практического интернационалиста Чернышевского. С его прямым влиянием связано и ясное понимание Шевченко классового характера украинско-польского конфликта.

Практическое интернационалистическое братство, результаты работы Добролюбова и понимание невыносимости положения крестьянства заставляли Чернышевского предполагать скорую социальную революцию. Перед грабительской февральской реформой 1861 года Некрасов предпринял поездку в родовой надел под Костромой. Чутко вняв настроениям крестьянства, он сообщил Чернышевскому вошедшие в историю слова: «Ничего не будет». «Народ, сотни лет бывший в рабстве у помещиков, не в состоянии был подняться на широкую, открытую, сознательную борьбу за свободу».

В 1861 году Чернышевский ошибался, предсказывая близость революции, но такие ошибки, по определению Ленина, «в тысячу раз благороднее, величественнее и исторически ценнее, правдивее, чем пошлая мудрость казенного либерализма».

Если оставить этот неудачный политический прогноз, не связанный тесно с другими теоретическими взглядами Чернышевского, то нужно признать, что в отношении теоретическом он был широким умом европейского масштаба. В Польше его ставят для своей эпохи сразу за Марксом. Заграничное влияние Чернышевского в свою эпоху простиралось от Сербии (Светозар Маркович) и Болгарии (Христо Ботев) до Латвии и от Германии до Сибири. Уже в беллетристическом смысле признание Чернышевского географически обширно. К 1900 году имелись целых три немецких издания «Что делать?»