Я видел море, я измерил
Очами жадными его,
Я силы духа моего
Перед лицом его поверил.

А. Полежаев

Портрет Ленина во весь рост будет нарисован, когда нас уже не будет. На нас, современниках его, лежит великая ответственность точно, по возможности фотографически точно, закрепить всякую деталь жизни великого человека, написать все, что знаем, что слышали, что думаем о нем, чтобы дать материал будущим историкам, мыслителям и поэтам.

Поэтому я так рад возможности исполнить свой долг: рассказать, как я его видел, какие мысли, какие чувства возбуждал он во мне и окружающих.

Четыре раза видел я его, и все четыре раза изменялся, усложнялся, вырастал в моем сознании образ этого человека.

Седьмое ноября 1918 года. Красная площадь. Празднование первой годовщины Октября. Ясный осенний день. Косые, холодные лучи солнца как-то особенно резко, особенно отчетливо освещают еще непривычное зрелище: торжественное шествие победивших рабочих, их строгие, серые, сосредоточенные лица, их блистающие победой лохмотья, колыхающиеся над их головами красные знамен на, сверкающие золотыми и серебряными словами.

Я стою у самой трибуны. Сейчас на ней должен стоять и говорить необыкновенный человек, человек, который прогнал с этой площади прежних ее господ: жандармов,: попов, генералов, царей, все гнилое, старое, все, что еще так недавно, по какому-то недоразумению, распоряжалось, господствовало здесь.

Что это за человек? Я уже оставил процессию, я уже смотрю, как на некое зрелище, на пустую красную трибуну.

И все-таки я не заметил, как даже не появился, а каким-то образом очутился на трибуне Ленин.

Еще хлопали, еще кричали, а он уже стоял с открытым ртом, с поднятой правой рукой, он уже говорил. Таи вот - говорящим, жестикулирующим, двигающимся и остался он навсегда в моей памяти.

Наружность его была обыкновенна и скромна, но как-то блистательно обыкновенна и скромна, говорил он без всяких внешних признаков пафоса, просто, немного крикливо, звонко и отчетливо, как будто спешил, как будто волновался. Он не старался говорить красиво. Он говорил так, как течет река. Она ведь мало беспокоится о том, красив ли блеск ее волн на солнце, мелодичен ли ее шум. Ей нужно течь. Ему нужно говорить, говорить о самых, по его мнению, обыкновенных вещах: о европейской, о мировой революции. Только одно различие с рекой: река не спешит, в ее беге нет нетерпения, а он весь нетерпение, огонь, пожар. Ему как будто мало того, что он сделал, ему нужно сейчас же, непременно сейчас, перевернуть, перекувырнуть всю землю, чтобы разгорелась она огнем коммунизма, который сжигает его. Оттого он там и бегает по трибуне, оттого он так и машет и правой и левой рукой. И вот еще что поразило меня: он весь в движении, он весь нетерпение, и в то же время на этой красной пустой трибуне он выглядит каким-то памятником, монументом: как будто новый род искусства создал - двигающийся монумент.

Итак, еще раз: в его речи нет признаков пафоса, но этот пафос сжигает его, этот пафос насквозь прожигает окружающих, в его наружности нет ничего величавого, она очень скромна, даже сера, эта наружность, но эта серость блещет блеском прокаленной стали, эта скромность озарена огнем и кровью величайшей из революций. Когда он ушел с трибуны, я ничего не видел и ничего не хотел больше видеть.

Еще о наружности Ленина: я не знаю, имеет ли какое значение, что у него был огромный выпуклый лоб и большая лысина. Что он был плотный, сутуловатый, короткошеий, среднего роста, что лицо у него было сероватое, в широких и глубоких морщинах, что он очень часто и очень искренне усмехался, что он неправильно выговаривал букву Р, что поношенный костюм как бы прирос к нему, казался неотделимым.

Второй раз я видел Ленина в редкой и неожиданной для меня обстановке: на концерте, устроенном московским Пролеткультом; концерт был как концерт, и не только Ленина, даже меня не очень интересовал. Публика же была наша, пролеткультовская. Ленин пришел с женой и совершенно неожиданно для всех. Сели они, не помню в каком ряду, но где-то посредине зала и недалеко от меня. Если бы не знали, что это Ленин, никто бы не подумал, что тут сидят люди, дело которых перейдет в века. Всякий сказал бы, что это очень скромная, очень милая, пожилая чета: вероятно, он учитель, вероятно, оба идеалисты-народники этак семидесятых или восьмидесятых годов.

Пока Ленин сидел, я заметил, что он, как это ни странно, не привык, чтобы на него смотрели, не мог сидеть спокойно и в смущении как-то нетерпеливо двигался, насколько позволяли обстоятельства. Когда номер кончился, Ленин раньше всех, торопливо захлопал, приподняв руки выше, чем это нужно.

И опять я не заметил, как он очутился на трибуне...

Всякий бы другой на его месте... при такой обстановке, сказал бы несколько слов об искусстве, о его значении, или что-либо подходящее к моменту, чтобы потом перейти на главное. Ленин же сразу без всяких предисловий заговорил о том, что нужно ему, что поглощает его: о близости мировой революции, о Красной Армии, о том, что рабочая молодежь должна идти в командный состав, должна идти в деревню добывать хлеб для Красной Армии, о том, что мы победим, не можем не победить.

Небольшими, нервными короткими руками он словно уже держал эту мировую революцию, вертел ее в них, в ней не было уже никакого сомнения. И весь зал, все молодые возбужденные лица как-то побледнели, все съежились перед этой небольшой, скромной, немного мешковатой фигурой.

Третий раз. Железнодорожная конференция. Белые наступают, уже где-то близко. Настроение подавленное, усталое. Говорит Красин. Красивая, благородная фигура этого пожилого, серьезного человека благотворно и успокаивающе действует на аудиторию, но чего-то недостает, чего-то освежающего, близкого.

И опять волнуется, спешит, говорит Ленин. Совершенно не помню, о чем он говорил, но - словно окно открыли в душной комнате больного, словно сын у матери выздоровел, словно коммунизм уже наступил и разгорелся, разблистался в угрюмом каменном здании. Все чувствуют, что никогда, ни за что, ни под каким видом никакие Деникины, никакие Ллойд-Джорджи, ну никто никогда не свалит, не победит этого человека в коротком пиджаке.

Последний раз я видел Ленина у нас на Брянском вокзале. Это было в самое голодное время. Мы отправляли рабочих в южные губернии для того, чтобы они там в бывших помещичьих имениях заводили свои советские хозяйства. Был мягкий весенний вечер. Около сотни железнодорожников столпились у открытой воинской платформы и терпеливо, хлюпая в лужах худыми ботинками, ждали Ленина.

На платформе сидели на своих корзинах, сундучках, узлах отправляемые: их было вагона на четыре, на пять, с женами, с ребятами. Бледные, голодные, измученные, встревоженные внезапной переменой всех своих жизненных привычек, они тоже ждали Ленина. И он явился. Я никогда еще не видел его таким. На этот раз он был как-то тих, строг, сосредоточен и даже как будто спокоен. Он не подделывался к голодным людям, которым грозила неизвестность. Без всякой рисовки, без всякой напускной жалости, сурово и просто он говорил этим людям, что город голодает, что в городе делать нечего, о том, что деревня, Россия, нуждаются в работниках, нуждаются в культуре, что им предстоит там на новом месте трудная ответственная работа, и потом опять о ней, о единственной, о мировой революции, о том, что мы победим, что мы не можем не победить.

И в мягком ласкающем свете вечерней весенней зари я видел блистание слез на серых измученных лицах рабочих и понял, что эти люди пойдут всюду, куда их пошлет этот сутулый, невысокий, крепкий, как скала, человек в кепке, потому что посылает он их в неизвестность не для себя, а для светозарного коммунистического будущего, о котором человечество грезит целые века и к которому он приблизил его - как никто.

Больше я не видел Ленина, но и того, что я видел, хватит на всю мою жизнь.

«Рабочий журнал», № 1, ГИЗ, 1924, стр. 81-85.

Николай Гурьевич Полетаев родился 15 апреля (27 апреля по новому стилю) 1872 г. в деревне Кожухово Костромской губернии. Отец его, Гурий Никандрович Полетаев, бывший крепостной крестьянин Галичного уезда Костромской губернии, в свое время был отпущен помещиком на «оброк» с правом проживания в Костроме. Здесь, на городской окраине он построил себе домик в три окна. Работал плотником, а затем столяром. У Полетаева старшего родилось пять детей, сыновья Владимир, Иван, Николай, Александр и дочь Ольга. Жили бедно, так как работы было много, а денег мало. Мать – Агриппина Григорьевна вынуждена была подрабатывать на поденной работе – пекла хлеб и развозила его на тележке заказчикам, стирала белье более зажиточным соседям.

Николай с детства тянулся к книгам. Отец, несмотря на крайнюю бедность, устроил сына в городское одноклассное начальное училище с 3-летним курсом обучения. Любознательный, смышленый парнишка учился с охотой, был прилежным учеником. В 1885 г. окончил низшее начальное училище, но на этом свое образование не закончил и вскоре поступил в ремесленную школу в посаде Большие Соли (ныне посёлок городского типа Некрасовское). Наряду со столярным, резным и живописным (иконопись) ремеслами в школе было введено обучение кузнечно-слесарному делу и Николай выбрал именно это ремесло. В свободное от учебы время ходил на пристань разгружать баржи, в период каникул помогал отцу плотничать.

В 1889 г., по окончанию учебы, Николай вернулся к родителям в Кострому. Повседневная жизнь текла здесь привычно и незаметно, и кто знает, как сложилась бы дальнейшая судьба простого костромского паренька с рабочей окраины, если бы случай не свел его с бывшим токарем механической мастерской Путиловского завода В. В. Буяновым, высланным летом 1890 г. из столицы на родину, в Кострому за участие в кружке, связанном с группой М. И. Бруснева, одного из первых русских марксистов.

В апреле 1891 г. Николай Полетаев покинул тихую, провинциальную Кострому и уехал в столичный Санкт-Петербург, где устроился на Путиловский завод токарем в механические мастерские. Василий Буянов, собственно говоря, и сагитировавший его на этот шаг, написал рекомендательное письмо Егору Афанасьевичу Климанову, одному из рабочих вожаков Путиловского завода, которое помогло юноше довольно быстро адаптироваться на новом месте. Вскоре после приезда он принял участие в нелегальном собрании рабочих в лесу под Петербургом, которое вошло в историю как первая пролетарская маёвка в Российской империи, а несколько позднее вступил в нелегальную социал-демократическую организацию, созданную студентом Петербургского технологического института М. И. Брусневым.

Правительство на первых порах мало внимания обращало на социал-демократию, больше опасаясь террора народников. Однако в апреле 1892 г. группа Бруснева была разгромлена полицией, ее участники, в том числе и Николай Полетаев, арестованы. Осенью того же года Полетаева выслали в Кострому. Двадцатилетнему парню пришлось нелегко. На работу его нигде не брали, «потому как политический». Перебивался случайными заработками. Впрочем, если не считать чтения запрещенной литературы, инкриминировать ему ничего незаконного полиции было нечего, и вскоре он смог снова вернуться в столицу, где вновь устроился на Путиловский завод токарем в лафетно-снарядные мастерские.

К этому времени столичные марксисты начали создавать целую сеть рабочих кружков, особое внимание обращая на крупные предприятия. В начале 1894 г. такой кружок был создан и на Путиловском заводе. Руководил им слесарь Василий Андреевич Шелгунов, ближайшими помощниками которого стали выпущенный из тюрьмы Егор Климанов и возвратившийся в столицу после высылки Николай Полетаев.

Осенью 1895 г. марксистки настроенные студенты столичных вузов во главе с Владимиром Ульяновым, Глебом Кржижановским и Юлием Мартовым (Цедербаумом) создали «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Он просуществовал, впрочем, недолго. В ночь с 8 на 9 декабря 1895 г. полиция провела массовые аресты среди членов этой марксистской организации. Среди двадцати девяти арестованных оказались и 10 рабочих-путиловцев, в их числе и Полетаев. Следствие установило, что он хранил на своей квартире запрещенную литературу, собирал средства для поддержки семей арестованных рабочих, имел связь с подпольной типографией.

Полгода Николая Полетаева продержали в столичном доме предварительного заключения, а затем, до вынесения окончательного приговора отправили под надзор на родину, в Кострому. В январе 1897 г. последовал приговор. Полетаеву запрещалось в течение двух лет проживать в столичных и университетских городах. Он ставился под гласный полицейский надзор. Не найдя работы в Костроме, Полетаев в том же года перебрался в Тифлис (нынче Тбилиси), но и там работы политически неблагонадежному найти не удалось. В 1898 г. он нелегально едет в Санкт-Петербург, но на вокзале его опознали филеры, и Полетаев снова был выслан в Кострому. По совету Буянова он вскоре уезжает за границу в Германию. Здесь, без знания языка, ему также не сразу удается найти работу. Какое-то время, он перебивается на свои скудные сбережения. Наконец, при помощи немецких социал-демократов ему удается устроиться на завод Борзига в Берлине. В 1900 г. к нему в Берлин приехала невеста Анастасия Степановна. Здесь они поженились. В Европе в это время разразился экономический кризис, и Николай Гурьевич в числе многих других лишился работы. Все попытки поступить на какой-либо другой берлинский завод кончались неудачей, и Полетаевы переехали в Бельгию, но работы и здесь не нашлось. В ноябре 1901 г. Николай Гурьевич вместе с женой и сыном вернулись на родину, в Кострому. Дома, однако, не задержались, и вскоре переехали в Киевскую губернию, где Полетаеву удалось, наконец, найти более или менее приличную работу на Ходоровском свекольно-сахарном заводе. В июле 1904 г. Полетаевы перебрались в Санкт-Петербург, где Николай Гурьевич снова устроился на работу в лафетно-снарядные мастерские Путиловского завода. Здесь он официально вступает в Российскую социал-демократическую рабочую партию (РСДРП).

Полетаев принял активное участие в революции 1905-1907 годов. В ходе революции пролетариат создал свои демократические органы руководства – Советы рабочих депутатов. В столице Совет рабочих депутатов начал действовать 13 октября. В числе 26 путиловцев в него был избран и Н. Г. Полетаев, вошедший в состав исполнительного комитета Совета. Однако уже 3 декабря 1905 г. Петербургский Совет был разогнан, полиция арестовала 267 его депутатов, в том числе и Полетаева. После освобождения он с превеликим трудом устроился на электромеханический завод Н. Н. Глебова, где вскоре организовал сильную большевистскую группу.

Летом 1907 г. в центр политической жизни встал вопрос о выборах в III Государственную думу. Социал-демократы, несмотря на все препоны и преследования, сумела использовать избирательную кампанию для провода в Думу своих кандидатов. В Думу прошли 20 социал-демократов, среди которых были четыре большевика и четыре примыкавших к ним. Все большевистские депутаты прошли в Думу по рабочей курии. Сам Полетаев прошел в Думу от рабочей курии Петербургской губернии. Именно он и возглавил большевистскую группу в социал-демократической фракции депутатов.

Свою легальную работу в Думе Николай Гурьевич сочетал с массовой внедумской работой. Он поддерживал непрерывную связь с избирательным округом, много раз посещал Путиловский и другие заводы, выступал на рабочих собраниях с политическими докладами, знакомился с настроениями рабочих, восстанавливал прерванные после поражения революции партийные связи. Неоднократно в этот период встречался с В.И. Лениным, для чего не раз выезжал за границу. Их первая встреча состоялась в 1907 г. на даче Ваза вблизи небольшого финского города Куоккале. Ленин расспрашивал Полетаева о настроениях петербургских рабочих, дал практические советы по работе в Думе. Затем встречи стали довольно часты, завязалась активная переписка.

С начала 1910 г. между Лениным и Полетаевым завязалась переписка о создании массовой легальной рабочей газеты, которая связывала бы партию с пролетарскими массами. На Полетаева была возложена организационная и техническая подготовка издания. Первый номер новой газеты, получившей название «Звезда», вышел 16 (29) декабря 1910 г. Издавалась газета вначале тиражом 7-10 тыс. экземпляров, затем 15-20 тысяч.

Острые, нелицеприятные статьи, появляющиеся на страницах «Звезды» вызывали негативную реакцию со стороны властей. Не раз предпринимались попытки арестовать тираж газеты. В таких случаях Николай Гурьевич использовал свой статус депутата Государственной Думы (до осени 1911 г. «Звезда» являлась печатным органом социал-демократической фракции 3-й Государственной думы).

Газета довольно быстро завоевала популярность в рабочей среде. Однако уже к осени 1911 г. стало ясно, что выходившая раз в неделю и рассчитанная на политически подготовленных членов партии и передовых рабочих, газета «Звезда» уже не удовлетворяла широкой потребности в массовой агитации и пропаганде. В этой связи В.И. Лениным был поставлен вопрос об издании ежедневной легальной массовой рабочей газеты, способной более оперативно реагировать на происходящие в стране события, к тому же более дешевой и рассчитанной даже на самого необразованного читателя.

19 января 1912 г. Полетаев встретился в Лейпциге (Германия) с Лениным, где получил от него план организации новой газеты. Вернувшись в Санкт-Петербург, Полетаев провел совещание с сотрудниками «Звезды», на котором были обсуждены практические вопросы, связанные с созданием новой газеты. Выработали план, составили смету расходов, определили тираж – 40 тысяч экземпляров. Издателем, естественно, стал Полетаев.

Первый номер «Правды» вышел 22 апреля (5 мая) 1912 г. Надо сказать, что «Правда» с самого начала пользовалась большой популярностью в рабочей среде, особенно среди питерских рабочих. Рабочие поддерживали ее материально, были ее активными корреспондентами и распространителями.

Долгие годы напряженной работы вконец измотали и так не отличавшегося крепким здоровьем Полетаева. К лету 1912 г. накопившаяся усталость переросла в резкий упадок сил. Николай Гурьевич, нуждавшийся в длительном отдыхе и серьезном лечении, на время отходит от активной работы. 9 июня истек срок работы III Государственной Думы, но в выборах в следующую Думу Полетаев участия уже не принимал. Лидером большевистской фракции в IV Государственной Думе стал А. Е. Бадаев, сменивший в декабре 1912 г. Полетаева и на посту издателя газеты «Правда».

По рекомендации Л. Б. Красина Полетаев устраивается управляющим на механический завод, где проработал до 1917 г. Однако с революционной деятельностью он не порвал. Будучи членом Петербургского комитета РСДРП (б) он отвечал за организацию переписки с Заграничным бюро ЦК партии. Несмотря на проблемы со здоровьем, Николай Гурьевич продолжал работать и с легальными большевистскими печатными изданиями.

После победы Февральской революции Русское бюро ЦК РСДРП (б) приняло решение возобновить издание газеты «Правда». В состав небольшой группы, взявшейся за это дело, вошел и Полетаев. По поручению бюро он провел с финскими социал-демократами переговоры о поставках оборудования для типографии, первым заведующим которой сам и стал. Первый номер возрожденной «Правды» вышел в Петрограде уже 5(18) марта 1917 г.

После прихода большевиков к власти в октябре 1917 г. Ленин, по некоторым сведениям, предлагал Полетаеву войти в состав первого советского правительства в качестве наркома труда, но Николай Гурьевич отказался по состоянию здоровья. Возможно, на его решение повлияло и то, что он считал себя не вполне готовым для принятия этой должности. Ведь это совершенно другой круг ответственности, профессионализма, кругозора.

В первые месяцы советской власти Полетаев заведовал административной частью редакционно-издательского отдела Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) РСФСР, участвовал в национализации типографий и выделил лучшие из них для печатания газеты «Правда» и «Известия».

С августа 1918 г. Полетаев член коллегии (в составе трех человек) полиграфического отдела ВСНХ РСФСР, который провёл национализацию крупных и средних предприятий полиграфии и их перестройку. Это, конечно, не пост наркома, но здесь Полетаев, по крайней мере, вполне на своем месте. Однако его здоровье продолжает ухудшаться и в сентябре 1919 г. он перешел техником в Главное управление мукомольно-крупяной промышленности (Главмука) при отделе обработки пищевых веществ ВСНХ. Должность для партийца такого масштаба более чем скромная. Болезнь между тем прогрессирует. Работать становиться все труднее. Врачи признали туберкулез легких и в августе 1921 г. Николай Гурьевич был отправлен для лечения на Кавказ.

С письмом Уполномоченного наркомата Внешней торговли РСФСР на Юго-Востоке России он прибыл к заведующему Армавирской конторы Госторга В. К. Товстенко. В письме говорилось, что Н. Г. Полетаев – ветеран партии и революции – нуждается в отдыхе, и рекомендовалось этот отдых ему обеспечить. Товстенко предложил Полетаеву поселиться на специально отведенной для этой цели даче в Сочи, но Николай Гурьевич отклонил это предложение и настоял на том, чтобы ему поручили небольшую, как он выразился, работу. Так в сентябре 1921 года Н. Г. Полетаев стал заведующим Туапсинским агентством Армавирской конторы Госторга (Внешторга).

Последующие 9 лет жизни Полетаева оказались тесно связаны с Туапсе, в развитии которого он сыграет немалую роль. Оценив большие возможности Туапсинского порта, он вместе с партийной организацией Туапсе берется за его возрождение. Через наркома внешней торговли Л. Б. Красина он добился принятия постановления Совета труда и обороны об отпуске кредитов на оборудование причалов порта, постройку элеватора, складов. Используя свои тесные связи с руководством в Москве, Н.Г. Полетаев доказывает целесообразность вывода грозненского нефтепровода к Туапсе и добивается принятия соответствующего решения. 5 июня 1925 г. вопрос о строительстве нефтепровода Грозный - Черное море решается в пользу Туапсе.

Еще одна страничка туапсинского периода жизни Николая Гурьевича связана с его общественной деятельностью. По его личному настоянию в городе был организован детский дом для беспризорных детей, он явился инициатором создания туапсинской пионерской организации, принимал деятельное участие в организации школ и пунктов по ликвидации безграмотности, в строительстве и оборудовании рабочих клубов.

Несмотря на сравнительно невысокую должность, Полетаев пользовался в Туапсе и крае большим авторитетом. Но уважали Николая Гурьевича, конечно, не только за его грамотную и квалифицированную работу, но за его редкие человеческие качества - скромность, смелость и независимость характера, душевную щедрость, готовность всегда прийти на помощь. И справедливость. В поступках и делах. Ему, как далеко не многим, удалось сохранить эти качества на всю жизнь. По таким людям и судили тогда о первом поколении революционеров.

Николай Гурьевич Полетаев являлся почетным членом районного комитета партии, депутатом горсовета, членом черноморской окружной партийной контрольной комиссии, членом Северо-Кавказской краевой контрольной комиссии ВКП(б). В 1927 г. был избран делегатом на XV съезда ВКП(б) от Черноморской партийной организации с правом совещательного голоса.

В 1930 г. здоровье Николая Гурьевича резко ухудшилось. Как старого заслуженного большевика его направляют в Кремлевскую больницу. Диагноз врачей не оставляет надежд: быстро прогрессирующий рак легких. Проведя в московской больнице два месяца, и чувствуя приближение смерти, Николай Гурьевич просит увезти его в Туапсе. 23 октября 1930 г. в первую ночь по возвращении Николая Гурьевича в Туапсе его не стало.

Судьба Николая Гурьевича Полетаева, как и судьбы других революционеров, была неотделима от бурной истории века и такой противоречивой судьбы Родины. Пытаясь безоговорочно отвергнуть советское прошлое, мы на самом деле ставим под сомнение и свое настоящее, и свое будущее. Поэтому, принимая или отвергая, тот или иной период нашей истории, нельзя терять ни объективности, ни рассудка. А в заключение позволю себе привести слова Николая Гурьевича, которые вполне подходят и к нашему времени: «Но мы ведь из хорошего металла сделаны, мы не согнемся и не сломимся».

- (1889 1935), русский поэт. Был членом литературной группы «Кузница» (см. КУЗНИЦА) (с 1920). В поэзии мотивы одиночества, воспоминания о городском детстве. Сборники: «Стихи» (1919), «Песня о соловьях» (1921), «Сломанные заборы» (1923), «Резкий… … Энциклопедический словарь

- (1889 1935) русский поэт. Был членом литературной группы Кузница (с 1920). В поэзии мотивы одиночества, воспоминания о городском детстве. Сборники: Стихи (1919), Песня о соловьях (1921), Сломанные заборы (1923), Резкий свет (1926), О соловьях,… … Большой Энциклопедический словарь

Современный поэт. Род. в Одоеве Тульской губ. Окончил торговую школу. С 17 лет работал конторщиком на железной дороге. В 1918 поступил в литературную студию Московского Пролеткульта. Принадлежал к группе поэтов "Кузница".… … Большая биографическая энциклопедия

ПОЛЕТАЕВ Николай Гаврилович - (1889—1935), русский советский поэт. Сб. «Стихи» (1919), «Песня о соловьях» (1921), «Стихи о подвальной жизни» (1929), «Избр. стихи» (1935) и др. Рассказы (кн. «Железнодорожники», 1925).■ Стихотворения, М., 1957 … Литературный энциклопедический словарь

Полетаев русская фамилия. Известные носители: Полетаев, Анатолий Иванович (род. 1936) баянист, дирижёр; Народный артист СССР. Полетаев, Андрей Владимирович (1952 2010) российский экономист и историк, специалист по социологии знания и… … Википедия

Николай Гаврилович (1889 1935) современный поэт. Р. в Одоеве Тульской губ. Окончил торговую школу. С 17 лет работал конторщиком на железной дороге. В 1918 поступил в литературную студию Московского Пролеткульта. Принадлежал к группе поэтов… … Литературная энциклопедия

Список русских советских поэтов включает авторов, писавших по русски на территории Советского Союза с 1920 х по 1980 е гг. главным образом, тех, у кого на этот период пришёлся период наиболее активного творчества (так, в список не включены… … Википедия

Город (с 1896) в России, Краснодарский край, порт на Чёрном море. Железнодорожная станция. 65,8 тыс. жителей (1998). Машиностроительные, судоремонтные, судомеханические, нефтеперерабатывающие заводы; обувная фабрика; пищевкусовая промышленность.… … Энциклопедический словарь

Полетаев Николай Гаврилович - поэт.

Детские годы Полетаев прошли в стенах Старо-Екатерининской больницы в Москве, где мать работала сиделкой. Получив начальное образование, будущий поэт окончил торговую школу Алексеевых, а затем с 1905 работал на Брянской железной дороге на низких служебных должностях (конторщик, табельщик и т.п.). Опыт этих лет потом отразится в сборник рассказов Полетаева «Железнодорожники» (1925). Полетаев принял участие в забастовках 1906, и не случайно в 1917 его избирают членом комитета Брянского вокзала. После большевистского переворота Полетаев принимает активное участие в работе Пролеткульта, а затем «Кузницы» (с 1920).

«Зуд к писательству у меня всегда был,- сообщал он в автобиографии,- но я так уважал человеческое слово, что писать и печатать с 1907 по 1917 г. не мог. Я знал, что я буду не нужен: тогда читали Арцыбашева, Вербицкую и др.» (Пролетарские поэты первых лет советской эпохи. С.537). Первое стихотворение Полетаев опубликовал в газете «Известия» от 6 нояб. 1918. В дальнейшем печатался в журнале «Кузница», «Гудки», «Горн», «Творчество» и др. Будучи тесно связанным с пролеткультовцами, Полетаев резко выделялся из их среды. Характерно название третьего сборника его стихов - «Сломанные заборы» (1923) (до того вышли «Стихи», 1919; «Песня о соловьях», 1921). Своей будничностью оно контрастирует как с космическим размахом В.Кириллова (сборник «Зори грядущего»), так и с «индустриализмом» М.Герасимова (сборник «Железные цветы»). Его герой - не кирилловский Железный Мессия, гордо шествующий «в шуме проводов, в блеске машин, / В сиянии солнц электрических», не герасимовский «победитель», уже воздвигнувший «на каналах Марса / Дворец Свободы Мировой», а человек с искалеченной судьбой, выбирающийся из подвала на свежий воздух, к новой жизни. «Детство и юность в подвалах, в сырости и сирости, в пропаде, в недоедании, в соседстве с задворками и мусорными ямами, в плесени и пыли, без солнца и трав. О подвалах, о злой чахотке слагает свои песни Н.Полетаев. "А я хочу вам спеть о соловьях, которых не слыхал"»,- констатировал в свое время А. Воронский и добавлял, что «Песня о соловьях» «вполне пригодна для хрестоматий нового типа» (Воронский А. Искусство видеть мир. М., 1987. С.420). Сам же поэт определял свою творческую позицию так: «В глубоком омуте, на голубых полях, / Где муть яснится, шум утих, / На тихих, на безветренных полях / Родится, и цветет, и зреет стих. / Но чтоб его из глуби той достать, / Я долго жду, пока утихнет омут./ И опускаюсь я в немую гладь, / Куда лучу не проглядеть дневному» («Мой стих», 1922). В отличие от многих максималистов Пролеткульта уже в 1919 Полетаев понимал, что «шагом медленным и трудным / Нам предназначено пройти» («Морозом искристым овьюжен...»). На этом пути помогают и романтический идеал детства («Песня о соловьях», 1921; «Одоевские розы», 1923, и др.), и врожденное эстетическое чувство, дарующее способность находить прекрасное в безобразном («Как дорога мне, как цветиста плесень / На потолке и по углам дыры» - «Пусть дождь идет, пусть листья мокнут зябко...», 1922), и даже та особая чувствительность, которая свойственна болезненному человеку («Всю зиму мучил дым и страх / Гнилушкою светиться в морге, / И вдруг - обои все в цветах, / Лучи, как дома, по каморке» - «Выздоровление», 1921). Символом выздоровления стал у П. образ весны, лейтмотивом проходящий сквозь все его творчество («В мою угрюмую берлогу...», «Горят все в золоте ручьи...», «Эй, солнышко, здорово будь!..», «Всю ночь весенняя вода...», «Предвесеннее», «Веселый день! Горячий день!..», «Весенние лужи» и многие другие). Причем символика Полетаева лишена метафизической абстрактности, зато полна эмоциональных нюансов. Психологическая достоверность - вот что отличало лирику поэта. Не случайно среди творческих наставников Полетаева называли и Есенина, и Пастернака, и А.Белого.

Стихи Полетаева на собственно революционную тему лишены помпезности и выспренности. Символика красного цвета в революционной поэзии была широко распространена и, как правило, несла восторженное чувство. А в стихотворении Полетаева «Красная площадь» (7 нояб. 1918) этот цвет вписывается в богатую цветовую и звуковую гамму: здесь «знамен кровавых колыханье / На бледно-сизых небесах, / Их слов серебряных блистанье / В холодных и косых лучах». Восторженность уступает место суровой сосредоточенности, вбирающей в себя и «строгость бледно-серых лиц», и грозное гудение аэропланов. И в раскрытии образа Ленина Полетаев выделился именно сдержанностью поэтической манеры, начисто лишенной распространенной тогда аффектации («Портретов Ленина не видно...», 1923).

Во второй половине 1920-х Полетаев переключается на литературно-редакторскую работу. Он становится членом редколлегий ж. «Октябрь» (1927-28), «Рост» (1930). Выпускает новые книги стихов: «Резкий свет» (1926), «Стихи. Книга первая» (1930), «О соловьях, которых не слыхал» (1932), но они успеха не имеют.

В обстановке 1930-х болезнь Полетаева усиливается, что приводит его к кончине.

Г.В.Филиппов

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 3. П - Я. с. 88-89.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Избранные стихи. М., 1938;

Стихотворения. М., 1957;

Стихотворения // Пролетарские поэты первых лет советской эпохи. Л., 1969. (Б-ка поэта. Б. серия).

Литература:

Якубовский Г. Николай Полетаев // Литературные портреты: Писатели «Кузницы». М.; Л., 1926;

Зелинский К. О поэзии Николая Полетаева // Октябрь. 1947. №11;

Асеев Н. Николай Полетаев // Асеев Н. Зачем и кому нужна поэзия. М., 1961;

Сныткин М. Н.Г.Полетаев. М., 1962.

Современный поэт. Род. в Одоеве Тульской губ. Окончил торговую школу. С 17 лет работал конторщиком на железной дороге.

В 1918 поступил в литературную студию Московского Пролеткульта.

Принадлежал к группе поэтов "Кузница". Печатался с 1918. За исключением ряда стихов 1918-1919, характерных для поэзии "Кузницы" революционной тематикой и отвлеченной символикой образов, весь первый период творчества П. представляет собой скорбные лирические воспоминания поэта о своем прошлом, протекшем в гнилых подвалах городских домов. Эта лирика П. окрашена в тона пессимизма, выражает настроения тех слоев городской бедноты, которые оторваны от революционной борьбы рабочего класса.

Лирический герой П. - подвальный одиночка, чувствующий себя одинаково чуждым и в "каменной морде" города и в деревне ("я посторонний в поле"). Мотивы социального одиночества и бессилия переплетаются у П. с болезненными мечтами о солнце, "о соловьях, которых не слыхал", с грезами о яркой, красивой жизни. Тусклому подвальному миру противопоставляется незыблемое и светлое - мир природы.

Контрастное сопоставление этих двух миров, антитеза мечты и действительности определяют собой образный строй стихов П. ("Дождь золотой бьет в голубей, а мы в тоске, а мы в грязи", "крепкая потная, заутюженная жена" и "другая" - "будто пыль цветочная летом, будто на море ясный день"). Перелом в творчестве П. сказался в стихах 1923-1924. В пессимистическую лирику ворвались бодрые, здоровые ноты ("Март на Арбате"). Поэт осознал свою спаянность с пролетариатом, в это время он создал широко известное стихотворение о Ленине - "Портретов Ленина не видно". Подобно большинству поэтов "Кузницы" П. испытал на себе сильное влияние символистов, сказавшееся на ритмическом и мелодическом строе его стихов.

Для образной системы Полетаева характерно сочетание типичных для арсенала символистской поэтики образов ("неизъяснимые огни", "пустота и холод и безмерность", "серебряная дрожь", "пьяная мгла" и т. д.) с простыми, конкретными и реалистическими деталями, которыми особенно богаты стихи о подвальном мире. Отличительная особенность стихов П. - их большая лирическая напряженность и непосредственность.

П. принадлежит также ряд рассказов из быта мелких железнодорожных служащих.

Библиография: I. Стихи, изд. Моск. Пролеткульт, М., 1919 (Биб-ка "Горна"); Песня о соловьях, изд. "Кузница", М., 1921; Сломанные заборы, изд. "Кузница", Москва, 1923; Железнодорожники, Рассказы, изд. "Недра", Москва, 1925; Резкий свет, Стихи, 1918-1925, Гиз, М. - Л., 1926; Стихи, кн. I, изд. "Федерация", М., 1930; О соловьях, которых не слыхал, Избр. стихотворения, изд. Моск. т-ва писателей, Москва, 1932; Избранные стихи, Гослитиздат, М., 1935; Статья: О предрассудках в поэзии, "Горн", 1919, кн. IV. II. Автобиографии: при книжке "Резкий свет" и в ст. "Пролетарские писатели", состав.

С. Родовым, под ред. П. Когана, Гиз, М., 1925. Статьи и рецензии: Старчаков А., журн. "На посту", 1923, № 2-3; Якубовский Г., Литературные портреты, Гиз, 1925 (или "Прожектор", 1925, № 15); Асеев Н., "Печать и революция", 1926, июнь; Xейфец M., Николай Полетаев, сб. "Современные писатели", II, под ред. А. Ефремина и И. Кубикова, Гиз, М. - Л., 1927; Михельсон В., "Художественная литература", 1933, № 2 (отзыв о сб. стихов "О соловьях..."); Реформатская Н., Лирическая автобиография, "Художественная литература", 1935, № 5 (Отзыв об "Избранных стихах", М., 1935). Ш. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия, т. I, Гиз, М. - Л., 1928. Н. Реформатская. {Лит. энц.} Полетаев, Николай Гаврилович Род. 1889, ум. 1935. Поэт. Участник литературной группы "Кузница" (1920). Произведения: "Стихи" (сборн. стихотв., 1919), "Песня о соловьях" (сборн. стихотв., 1921), "Сломанные заборы" (сборн. стихотв., 1923), "Резкий свет" (сборн. стихотв., 1926), "О соловьях, которых не слыхал" (сборн. стихотв., 1932) и др.