Иорданская голубица. Отражение патриархальной утопии в "библейских" поэмах сергея есенина "иорданская голубица" и "сорокоуст"

20.09.2019

Поэзии Есенина присуща специфическая религиозность. Христианское начало в народном духе отождествляется у него с "крестьянским" (это, в сущности, родственные слова, "христианин" - самоназвание крестьянина, свидетельствующее о его мироощущении). За всем этим стоит поэтическая идеализация патриархальной "избяной" Руси, "крестьянского рая", которая выражена и в книге философско-символического характера "Ключи Марии", и в целом ряде стихотворений, в которых перемешаны мотивы библейские, евангельские, церковно-житийные, фольклорные, а также языческие (пантеистические). Следует учитывать и глубокое философско-символическое и сакрально-мифологическое значение предметно-бытовой сферы для поэта. Утварь, устройство избы, домашний скот - все это неотъемлемые атрибуты "крестьянского рая".

Россия для Есенина - прежде всего древняя патриархальная "Русь", своего рода застывшее время и пространство, в котором не предполагается никакое движение, а всякий прогресс губителен. Отсюда - антиурбанизм, отрицательное отношение к индустриальным символам (излюбленным для футуристов). В одном из стихотворений цикла "Сорокоуст" используется выразительная метафора, передающая драматическую коллизию города и деревни, как ее видел в то время поэт (эта метафора стала хрестоматийной: летящий по рельсам паровоз и не поспевающий за ним жеребенок: "Милый, милый, смешной дуралей, // Ну куда он, куда он гонится? // Неужель он не знает, что живых коней // Победила стальная конница?").

Первоначально Есенин принял Октябрьскую революцию, однако симпатия к ней у Есенина была не политическая, а, как и у Блока, отвлеченно-философская: это соответствовало его утопической мечте о построении "мужицкого рая". Но, так как революция большевиков была по преимуществу пролетарской и индустриальной и на деле имела мало общего с утопией "мужицкого рая", тоска по "Руси уходящей" со временем одержала верх в сознании Есенина над революционной утопией.

****************************************************************

"Иорданская голубица" (20-23 июня 1918 г.) открывается всеохватным литургическим образом Есенина "Земля моя, златая, Осенний светлый храм!" и в нем "несется к облакам" "в небесный сад" стая гусей – "душ преображенных Неисчислимая рать". Так любили верить в народе, так кажется и его поэту. А летящий впереди их лебедь с грустными глазами представляется ему плачущей и "отчалившей Русью", Русью уходящей. Так и не удалось ей воплотить здесь на земле свои самые заветные чаяния.

Каждая из пяти главок поэмы вносит свою интонацию, свой голос в уже трагическую полифонию эпохи. Вот она, вера большевицкая:

Небо – как колокол,

Месяц – язык,

Мать моя – родина,

Я – большевик.

Ради вселенского

Братства людей

Радуюсь песней я

Смерти твоей.

Образ России как жертвы, закланной на гибель, возникал уже в "Сельском часослове", но радоваться ее кончине поэт мог, разве что войдя в роль и голос "большевика".

Но вскоре побеждает собственное ощущение родины в ее роковой час: вновь взметываются поэтической стаей и образы мессианские, крестильные в новую веру: Россия – "луговой Иордань", апостол Андрей вновь бродит по Руси "с дудкой пастушеской", а "Мати Пречистая Дева" на околице села "розгой стегает осла". Но врываются и ноты вечной "мудрой" элегии, пассивной веры:

Братья мои, люди, люди!

Все мы, все когда-нибудь

В тех благих селеньях будем,

Где протоптан Млечный Путь.

Не жалейте же ушедших,

Уходящих каждый час, –

Там на ландышах расцветших

Лучше, чем в полях у нас.

Здесь слом и грустно-расхожее "все там будем, там – лучше, все мы – игрушки судьбы": "Кто сегодня был любимец – Завтра нищий человек".

И завершается поэма просто славой новому дню, в котором идет космическое братание со стихиями, вещами, тварями мира – все священно в этом храме земли, крестьянского дела и быта, все пантеизировано, Бог растворен в природе, осеняя этот край своим всегдашним присутствием в самой ткани бытия.

Древняя тень Маврикии

Родственна нашим холмам,

Дождиком в нивы златые

Нас посетил Авраам.

Сядь ты ко мне на крылечко,

Тихо склонись к плечу.

Синюю звездочку свечкой

Я пред тобой засвечу.

Приглашение сесть и склониться к поэту обращено к новому дню. Так вновь возникает удивительная атмосфера интимного, домашнего касания природных явлений и космических существ: дня, света, солнца, звезд к самому поэту. Написанная в родном селе Константиново, "Иорданская голубица" вещь более всего умиротворенно-поэтическая, мистико-пантеистическая; сохраняя приметы мессианского времени, переживаемого страной, она впечатляюще передает все же другое: яркое переживание слитности поэта с природой, землей, небом, с "уходящими каждый час" людьми-братьями.

Сергей Александрович Есенин

Земля моя, златая!
Осенний светлый храм!
Гусей крикливых стая
Несется к облакам.

То душ преображенных
Несчислимая рать,
С озер поднявшись сонных,
Летит в небесный сад.

А впереди их лебедь.
В глазах, как роща, грусть.
Не ты ль так плачешь в небе,
Отчалившая Русь?

Лети, лети, не бейся,
Всему есть час и брег.
Ветра стекают в песню,
А песня канет в век.

Небо — как колокол,
Месяц — язык,
Мать моя родина,
Я — большевик.

Ради вселенского
Братства людей
Радуюсь песней я
Смерти твоей.

Крепкий и сильный,
На гибель твою,
В колокол синий
Я месяцем бью.

Братья-миряне,
Вам моя песнь.
Слышу в тумане я
Светлую весть.

Вот она, вот голубица,
Севшая ветру на длань,
Снова зарею клубится
Мой луговой Иордань.

Славлю тебя, голубая,
Звездами вбитая высь.
Снова до отчего рая
Руки мои поднялись.

Вижу вас, злачные нивы,
С стадом буланых коней.
С дудкой пастушеской в ивах
Бродит апостол Андрей.

И, полная боли и гнева,
Там, на окрайне села,
Мати Пречистая Дева
Розгой стегает осла.

Братья мои, люди, люди!
Все мы, все когда-нибудь
В тех благих селеньях будем,
Где протоптан Млечный Путь.

Не жалейте же ушедших,
Уходящих каждый час,—
Там на ландышах расцветших
Лучше, чем в полях у нас.

Страж любви — судьба-мздоимец
Счастье пестует не век.
Кто сегодня был любимец —
Завтра нищий человек.

О новый, новый, новый,
Прорезавший тучи день!
Отроком солнцеголовым
Сядь ты ко мне под плетень.

Дай мне твои волосья
Гребнем луны расчесать.
Этим обычаем — гостя
Мы научились встречать.

Древняя тень Маврикии
Родственна нашим холмам,
Дождиком в нивы златые
Нас посетил Авраам.

Сядь ты ко мне на крылечко,
Тихо склонись ко плечу.
Синюю звездочку свечкой
Я пред тобой засвечу.

Буду тебе я молиться,
Славить твою Иордань…
Вот она, вот голубица,
Севшая ветру на длань.

В первое трехлетие после октябрьских событий 1917 г. автор создал более десятка поэм, которые получили название религиозного или революционного цикла. Оба определения оправданы: масштабные перемены, охватившие общественное устройство, трактовались поэтом как доказательства грандиозного преображения мира. Стремясь отразить кардинальные изменения, Есенин обращается к библейским источникам. Разнообразные формы последних широко представлены в произведениях: это не только реминисценции, но элементы молитвы или ритуальных песнопений, детали иконографии. Сложная образность, которая вобрала в себя фольклорные и исторические дополнения, привела некоторых литературоведов к мысли, что в библейском цикле моделируется оригинальная мифология. Используя ее средства, поэт демонстрирует, как является миру гармоничная новая жизнь, зародившаяся «в мужичьих яслях».

В первых поэмах восторженное лирическое «я» захватывают мотивы единения и преображения, которые уступают место осмыслению роли личности и пророческим откровениям. В произведениях позднего периода крепнут апокалипсические мотивы, связанные с темой трагического будущего патриархальной деревни.

«Иорданская голубица», датированная 1918 г., открывается символической сценой. Осенняя картина изображает отлет журавлиного клина, который возглавляет лебедь. Лирический герой представляет иносказательную трактовку эпизода, соотнося образы журавлей с «душами преображенными», а облик белоснежной птицы — с символом «отчалившей», навсегда уходящей Родины. Печаль и сожаление, вызванные пейзажной зарисовкой, сменяют чувства примирения, причастности к вечному круговороту времени.

Вторая главка начинается со знаменитой самохарактеристики субъекта речи. Попрощавшись с прошлым ради светлой мечты, герой становится активным участником строительства нового художественного пространства. Соответствуя моменту, зарождающийся мир пока не радует обилием и разнообразием: есть только небо и месяц, метафорически уподобленные колоколу и его части, языку. Герой-пророк, энергично приводящий в действие огромный музыкальный инструмент, уверен в своих манипуляциях: его высокий дар позволяет услышать в тумане звуки «светлой вести». Символом и своеобразным гарантом счастливого грядущего становится образ голубицы. В системе евангельских мотивов он обозначает Святого Духа, явившегося в облике птицы во время крещения Иисуса.

Чудесному видению посвящено содержание третьего фрагмента. Под безмятежной голубой высью, «вбитой» звездами, лежат бесконечные пространства благодатного края: колосятся плодородные нивы, пасутся конские табуны. Удивительную страну населяют знаковые новозаветные персонажи. Необыкновенные жители заняты повседневными заботами: в руках Андрея Первозванного пастушеская дудочка, а Богоматерь пытается сладить с упрямым ослом. Мечта, явившаяся герою, выражена обобщающей формулой «благие селенья».

В четвертой главке герой обращается к «братьям-мирянам», еще раз призывая их не сожалеть об ушедших. Аргументируя свою позицию, он оперирует категориями, традиционными для христианства: идеями бессмертия души и тленности земного существования.

Финальную часть начинает обращение к персонифицированному образу нового дня — «солнцеголового» мальчика, сошедшего из «отчего рая» и радушно встреченного субъектом речи. В земном пейзаже появляются отблески горнего мира. Дождь, оросивший поля, трактуется в рамках мифопоэтических представлений, отождествляясь с явлением божественного потомка водной стихии. Загадочные изменения привычного ландшафта — залог скорых отрадных перемен, связанных с новой жизнью «братства людей».

«Иорданская голубица» Сергей Есенин

Земля моя, златая!
Осенний светлый храм!
Гусей крикливых стая
Несется к облакам.

То душ преображенных1
Несчислимая рать,
С озер поднявшись сонных,
Летит в небесный сад.2

А впереди их лебедь.
В глазах, как роща, грусть.
Не ты ль так плачешь в небе,
Отчалившая Русь?

Лети, лети, не бейся,
Всему есть час и брег.
Ветра стекают в песню,
А песня канет в век.

Небо - как колокол,
Месяц - язык,
Мать моя родина,
Я - большевик.

Ради вселенского
Братства людей
Радуюсь песней я
Смерти твоей.

Крепкий и сильный,
На гибель твою,
В колокол синий
Я месяцем бью.

Братья-миряне,
Вам моя песнь.
Слышу в тумане я
Светлую весть.

Вот она, вот голубица,
Севшая ветру на длань,
Снова зарею клубится
Мой луговой Иордань.

Славлю тебя, голубая,
Звездами вбитая высь.
Снова до отчего рая
Руки мои поднялись.

Вижу вас, злачные нивы,
С стадом буланых коней.
С дудкой пастушеской в ивах
Бродит апостол Андрей.

И, полная боли и гнева,
Там, на окрайне села,
Мати Пречистая Дева
Розгой стегает осла.

Братья мои, люди, люди!
Все мы, все когда-нибудь
В тех благих селеньях будем,
Где протоптан Млечный Путь.

Не жалейте же ушедших,
Уходящих каждый час,-
Там на ландышах расцветших
Лучше, чем в полях у нас.

Страж любви - судьба-мздоимец
Счастье пестует не век.
Кто сегодня был любимец -
Завтра нищий человек.

О новый, новый, новый,
Прорезавший тучи день!
Отроком солнцеголовым
Сядь ты ко мне под плетень.

Дай мне твои волосья
Гребнем луны расчесать.
Этим обычаем - гостя
Мы научились встречать.

Древняя тень Маврикии3
Родственна нашим холмам,
Дождиком в нивы златые4
Нас посетил Авраам.

Сядь ты ко мне на крылечко,
Тихо склонись ко плечу.
Синюю звездочку свечкой
Я пред тобой засвечу.

Буду тебе я молиться,
Славить твою Иордань…
Вот она, вот голубица,
Севшая ветру на длань.

Анализ поэмы Есенина «Иорданская голубица»

«Иорданская голубица», датированная 1918 г., открывается символической сценой. Осенняя картина изображает отлет журавлиного клина, который возглавляет лебедь. Лирический герой представляет иносказательную трактовку эпизода, соотнося образы журавлей с «душами преображенными», а облик белоснежной птицы - с символом «отчалившей», навсегда уходящей Родины. Печаль и сожаление, вызванные пейзажной зарисовкой, сменяют чувства примирения, причастности к вечному круговороту времени.

Финальную часть начинает обращение к персонифицированному образу нового дня - «солнцеголового» мальчика, сошедшего из «отчего рая» и радушно встреченного субъектом речи. В земном пейзаже появляются отблески горнего мира. Дождь, оросивший поля, трактуется в рамках мифопоэтических представлений, отождествляясь с явлением божественного потомка водной стихии. Загадочные изменения привычного ландшафта - залог скорых отрадных перемен, связанных с новой жизнью «братства людей».

Первые отклики на «Иорданскую голубицу» появились вскоре после ее обнародования в «Известиях ВЦИК». Н. Юрский отозвался о содержании и композиции поэмы следующим образом: «Прочтете вы это произведение, разделенное на VI частей, и не поймете – что, собственно, хотел сказать автор.

Прочтете второй раз и заглавие, и содержание – и… опять ничего не поймете.

Автор назвал свое произведение “Иорданскою голубицею” неведомо почему: содержание произведения не проливает на этот вопрос никакого ответа. Может, автор иносказательно старался пояснить, что для прочтения его произведения надо запастись голубиной кротостью,- все возможно.

В этом произведении имеется все: и гуси, и лебедь, впереди их летящий и имеющий “в глазах, как роща (!!) грусть”, и “месяц – язык” (черным по белому значится!), и “нивы”, и “апостол Андрей”, и “Мати Пречистая Дева, стегающая розгой осла”, и много кой-чего другого, всего и не перечислишь.

И вот эту массу предметов и образов предстояло связать в нечто целое. Сергей Есенин попытался это сделать, и в результате – “в огороде бузина, а в Киеве дядька”».

П. И. Лебедев-Полянский писал: «Есенин уходит прямо в лагерь реакции. Он без всяких оговорок, вместе с церковным клиром, на радость всей черной и белой братии, уверяет, что на том свете куда лучше, чем здесь на земле.

Вы, читатель, не верите? Хорошо,- так прочтите, но, пожалуйста, спокойно, вот эти строчки <первые две строфы четвертой главки поэмы>.

– Но это же недопустимо!

Мы вполне согласны с вами, читатель, но будем сохранять спокойствие»

Другой пролеткультовец (П. К. Бессалько) высказался в том же духе: «Неприятно поражает стихотворение Есенина «Иорданская голубица», где поэт, называя себя большевиком, говорит нам о борцах, убитых на своем посту <приведена вторая строфа четвертой главки произведения>.

Черт возьми, да ведь такое стихотворение понижает нашу волю к победе! Зачем нам бороться за социализм, когда там на небе лучше, чем на земле у нас?».

Предметом подавляющего большинства последующих прижизненных критических оценок, разнообразных по содержанию и тону, стала начальная строфа второй главки. Так, С. В. Евгенов иронизировал: «”Отрок с полей коловратых” Есенин громко “возопил”: “Мать моя родина, я – большевик” – и перепорхнул в литературное приложение “Известий ЦИКа”, а оттуда и в пролетарские издания» Напротив, П. В. Пятницкий, процитировав указанную строфу, писал: «Из этого можно заключить, что поэт считает себя певцом революционной современности», а П. С. Когану она же дала повод для обобщений: «Революция для крестьянства скорее возврат к естественным формам жизни, чем потрясение основ.

Революция близка Есенину по необъятности трудовых задач, поставленных ею, потому что ей не войти теперь в берега, пока она не довершит до конца начатого и не перестроит весь мир, ибо на меньшем она не помирится. И сочувствие Есенина прежде всего к беспредельности ее цели. Здесь жертва – не отречение, не аскетизм, а радостное чувство, естественная игра сил»

В нескольких более поздних отзывах декларация поэта была поставлена под сомнение. Г. Ф. Устинов писал: «У Есенина большевизм ненастоящий. “Мать моя родина, я – большевик” – это звучит для подлинного большевика фальшиво, а в устах Есенина как извинение,- извинение все перед той же дедовской Россией».

Откликом чисто филологического характера на «Иорданскую голубицу» (вкупе с некоторыми другими произведениями) явилось наблюдение В. Л. Львова-Рогачевского о роли синего (голубого) цвета в творчестве Есенина – оно предвосхитило идеи исследований, предпринятых в 60-е – 80-е годы: «Весенний Есенин всюду видит синий свет. Когда младенец Иисус уронил золотой колоб, который спекла ему “Мать Пречистая”, и колоб покатился месяцем по синему небу, “замутили слезы душу голубую Божью”… У Есенина тоже голубая душа, да и сам он весь голубой, пришедший приголубить все живое, он в колокол синий месяцем бьет и славит голубую звездами вбитую высь»

Иорданская голубица.- Один из источников этого образа – в Новом Завете: когда Иисус был крещен Иоанном в реке Иордан и вышел из воды, то «увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и испускался на Него». Ср. также определенную параллель первой строфы третьей главки поэмы со строчками «Снова голубь Иорданский Над землею воспарил» из «Поддонного псалма» Н. А. Клюева – сочинения, к которому не раз обращался Есенин на рубеже 1917-1918 годов. Впрочем, употребленное здесь Есениным слово «голубица» несет дополнительную смысловую нагрузку – ведь в одном из народных поверий «называют голубицею» человеческую душу.

В свете этого заглавие «Иорданская голубица» вполне соответствует содержанию произведения: в целом оно безусловно навеяно мифопоэтическими представлениями о посмертной судьбе тех человеческих душ, которые переселяются в рай или, говоря словами поэмы, в «благие селенья»

(1 оценок, среднее: 5.00 из 5)

Сочинения по темам:

Поэма «Сорокоуст», по утверждению некоторых мемуаристов и по дошедшему письму Есенина к Е. И. Лившиц от 11 августа 1920 г.,...
Знаком особого внимания Есенина к пушкинской традиции является стихотворение «Пушкину». которое поэт написал 26 мая 1924 года к 125-летию со...
Пейзажная лирика Сергея Есенина помимо удивительной образности и метафоричности обладает одной уникальной особенностью – практически все произведения поэта являются автобиографичными....
Для лирики Есенина характерно использование свойственных народному творчеству образов труда, животных, природы. Подтверждение тому можно найти в большом количестве стихотворений....