М.М. Громыко

Этнографическое изучение религии - это исследование веры большинства данного народа, массовых проявлений конфессионального сознания и исповедной практики. Этнография стремится познать не догматы самой религии (знание которых при этом необходимо), а жизнь ее в конкретном этносе. Отсюда понятны острота общественного отношения к этнографическому изучению религии и высокая степень зависимости его от духовного состояния среды и от мировоззрения самого исследователя. Ответ на вопрос о вере большинства народа не безразличен этому народу, его властям и народам иных конфессий. По этой же причине велика нравственная ответственность этнолога-этнографа (в данном докладе понятия этнология и этнография употребляются как синонимы), который изучает многообразные проявления религиозности, пытается проникнуть во внутреннюю жизнь народа. К сожалению, ученые, исследующие духовную культуру этносов, далеко не всегда сознают эту ответственность. Опираясь на достоверность отдельных, выявленных ими фактов, они подчас и не пытаются включить их в целостную систему, оставляя за пределами своего внимания важнейшие для характеристики веры события, если они им кажутся не вполне "этнографичными".
В соответствии с задачами данной конференции я попытаюсь отметить некоторые черты этнографического изучения православной жизни русских преимущественно в наши дни, т. е. на рубеже XX и XXI вв., но с необходимым экскурсом в предшествующее развитие в течение века.
Уже во второй половине XIX в. отход от веры и Церкви некоторых исследователей - этнографов и фольклористов, собирателей материала, приводил к тенденциозному освещению религиозности основной массы русских. Тенденциозность могла быть и ненамеренной, но вызванной плохим знанием Православия, церковной жизни, отсутствием собственного духовного опыта. За некоторыми ошибками в ответах на программы научных обществ угадывается человек, не посещающий церковь, путающий понятия, обычаи, хорошо известные воцерковленным людям. Плохое знание Православия, даже исследователями, приводило, в частности, к тому, что всю народную демонологию нередко рассматривали как проявление язычества. Широко бытующие в простонародной среде представления о конкретных проявлениях нечистой силы, за которыми стоял обширный коллективный духовный опыт, относили к аргументам в пользу двоеверия или трактовали как невежественное суеверие, даже не пытаясь сопоставить эти знания с пониманием зла в православном богословии.
Привлечению языческих элементов в народном религиозном сознании способствовало также определение предмета этнографии как науки об архаичных традициях: фиксировались раритеты (чем архаичнее, тем интереснее), а не то, что широко бытовало в окружающей жизни. Православие было повсюду и во всем, иной ученый и сам "жил в церкви", так что же здесь можно фиксировать и изучать - это же всем известно! Но этнографы и фольклористы XIX в. с энтузиазмом описывали лишь редкое, то, что можно было путем научных экстраполяций (нередко с натяжкой) отнести к древним верованиям, о которых осведомлен специалист, но о которых и не подозревают сами исследуемые. Беда в том, что таким способом не только и даже не столько реконструировали какой-либо пласт древних представлений по едва угадываемым остаточным чертам, что было бы вполне оправдано, но включали их в характеристику религиозности наблюдаемого ими современника. Заметим, что записи, сделанные по такой методике, до сих пор служат для некоторых исследователей основным источником при изучении так называемой "духовной культуры" народа в XIX в. В то же время в архивах хранится множество документов разнообразных фондов, данные которых позволяют достаточно объективно изучать религиозную жизнь в массовых ее проявлениях, но этнографами они не исследуются.
При внимательном рассмотрении источников оказывается, что интеллигенция разных профессий в значительной своей части не понимала народной религиозности не потому, что вера у необразованной части общества была далека от канонического Православия, а потому что именно образованное общество в большей степени отошло от веры, от живого ее восприятия. Так, признание существования колдунов было отнесено к народным суевериям и попало даже в некоторые предреволюционные донесения благочинных, ибо рационалистическое мышление и религиозное равнодушие проникало уже и в духовные учебные заведения.
Митрополит Вениамин (Федченков) пишет о Санкт-Петербургской духовной академии начала XX в.: "Но гораздо опаснее был внутренний враг: религиозное равнодушие. Большинство из нас учились не для священства, а чтобы получить места преподавателей, иногда - чиновников, и лишь 10 процентов шли в пастырство, то есть на 50-60 человек курса каких-то 5-6 человек"1. Если выпускник, духовно равнодушный, попадал все-таки на приход, он оставался слеп и глух к народному благочестию, видя лишь "суеверия" и "невежество". Митрополит Вениамин говорит о настроениях студентов академии в связи с равнодушием их к отцу Иоанну Кронштадтскому. И при этом замечает: "Но самым главным почитателем - как всегда - был наш так называемый простой народ. Не обращая никакого внимания на высших, он тысячами и за тысячи верст и шел, и ехал, и плыл в Кронштадт. К тому времени уже вполне определилось разделение между народом и интеллигенцией, а отчасти - и духовенством, которое скорее можно было отнести к интеллигенции, чем к простонародью". Вот свидетельство человека, призванного блюсти чистоту православной веры и тем не менее с высоты своей архиерейской позиции утверждающего большую степень православного благочестия в простом народе, чем в церковной интеллигенции. Заметим, что митрополит Вениамин (Федченков) знал народную православную жизнь не только по сообщениям благочинных и поездкам по приходам: он родился и вырос в деревне.
Этот архиерей не был одинок в своем видении проблемы русского народного благочестия начала XX в. Такие авторы первого десятилетия, как архимандрит Серафим (Чичагов), схиархимандрит Агапит (Беловидов), светские писатели Е.Н. Поселянин (Погожев), С.А. Нилус и другие приводят в своих публикациях богатейший материал о православных воззрениях и религиозном поведении народных масс. Их труды представляют собой, несомненно, источники для этнологических исследований. В наибольшей мере это относится к вышедшим в 1910-1912 гг. 14-ти томам "Жизнеописаний отечественных подвижников благочестия XVIII-XIX веков", в которых характеристика пути непрославленных подвижников сочетается с многообразием сведений о повседневной конфессиональной жизни разных сословий.
После революции издание в России подобных публикаций, которые так и не успели тогда быть проанализированы и введены в научный оборот этнографами, как известно, прекратилось и не возобновлялось вплоть до конца 80-х гг. XX в. В то же время укреплялись и развивались те негативные тенденции в этнографическом изучении Православия, так же как и других монотеистических религий, которые наметились во второй половине XIX в. Они опирались на официальную, насаждаемую государством всеми способами (включая террор) марксистско-ленинскую идеологию. По мере того как в исторических работах советского периода все более утверждался единственно признаваемый и в преподавании, и в научных исследованиях так называемый классовый подход к истории Церкви и религии, который трактовал Православие как некую часть идеологии господствующих классов, навязываемую народу, - в этнографии, в свою очередь, поощрялось к изучению и принималось к сведению лишь то в народном религиозном сознании и конфессиональной практике, что стояло вне Православия, противостояло Церкви. Это были элементы язычества, секты, как форма классового протеста, и в какой-то мере старообрядчество, представляемое тоже как форма социальной оппозиции. Особенным вниманием пользовалось все то, что трактовалось как язычество, как дохристианские верования, сохраняемые в народе до наших дней.
При таком тенденциозном подходе к энтографическим исследованиям вне внимания ученых оказывалась не только вся храмовая часть религиозной жизни, но и такие существеннейшие явления массового православного сознания и массовой исповедной практики, как участие в многолюдных крестных ходах, заказ по инициативе прихожан молебнов вне церкви (в домах, на полях), паломничество к святыням, молитвы, иконы и другие святыни и благочестивые обычаи в доме. Все это, как правило, не входило ни в программы исследований, ни в полевые опросы.
Оставались до конца 80-х гг. не востребованными этнографами результаты сборов постоянных экспедиций археографов Пушкинского дома (отдел древнерусской литературы, возглавляемый академиком Д.С. Лихачевым), Сибирского отделения АН (руководитель академик Н.Н. Покровский), Московского (руководитель И.В. Поздеева) и Новосибирского (руководитель Е.И. Дергачева-Скоп) университетов. Решая свои задачи сбора и анализа древних рукописных книг, археографы открыли массовый характер хранения и переписывания православной литературы в русской крестьянской среде, исторические центры духовной рукописной традиции и сохранение ее в наши дни, семейные крестьянские библиотеки, круг религиозного чтения. При этом не только старообрядчество предстало в ином, чем "классовый протест", свете, но выяснилось, что народная православная книжно-письменная культура выходила за пределы круга староверов.
Следует оговорить, что некоторые этнографы, характеризуя разные стороны народной культуры, все же включали в общую картину краткие упоминания посещения храмов, паломничеств, православных праздников (М.Н.Шмелева, А.А.Анохина, Л.Н. Чижикова). В исследованиях, специально посвященных календарным праздникам (В.И.Чичерова, В.К.Соколовой), православные элементы праздничной культуры в какой-то мере присутствовали, но в урезанном виде. Несколько более обстоятельно Православие в крестьянской среде было представлено еще в условиях прямого давления на ученых в статьях Л.А. Тульцевой, и ныне продолжающей разработку этой проблемы.
В целом же в этнографии вплоть до конца 80-х гг. господствовало тенденциозное стремление при любом обращении к вопросам духовной культуры (пользуюсь условно принятым в этнологии делением на материальную и духовную культуру) рассматривать лишь то, что могло - обоснованно ли, или по невежеству в области религиоведения - служить свидетельством язычества и противостояния Церкви. При этом выискивание архаики в религиозности при почти полном игнорировании основной религии народа соседствовало с обращением к современной колхозной жизни - от этнографа требовалось показать ее успехи. От этого соседства с сугубо современными для данного момента явлениями совершенно забыто уже было, что этнография нарочито выделяет в вопросах веры только архаичное. Более того, когда было провозглашено (директором Института этнографии АН Ю.В. Бромлеем, в частности), что этнографическая наука должна включать в предмет исследований отнюдь не только те традиции, которые прослеживаются от первобытного общества, а всю полноту культуры, характерной для данного этноса, на изучение религиозной жизни это не распространилось.
При столь тенденциозном отборе материала укреплялась и получала все большее распространение теория так называемого двоеверия, согласно которой массовому религиозному сознанию русских (как и многих других народов) приписывалось существование двух вер. Сторонники теории двоеверия, как правило, рассматривают лишь одну из предполагаемых ими двух вер - язычество, не касаясь материалов, характеризующих православную жизнь народа. При этом факты четырех различных явлений: 1) народного знания о злых духах, 2) магического обращения к ним отдельных лиц, 3) недостаточной осведомленности в некоторых вопросах религии верующего православного человека и, наконец, 4) пережитков язычества - трактуются ими как нечто единое, что и составляет, по их мнению, вторую веру. Между тем, вера в существование мистических сил зла является органичной частью христианства, и, соответственно, народная демонология вовсе не противоречит православному религиозному сознанию. В этой связи заметим, что богатейший материал рассказов о водяных, леших, домовых, овинниках, банниках, записанных исследователями в конце прошлого века (в ответах на программу Этнографического бюро князя Тенишева и другие программы научных обществ), пронизан указаниями на крестное знамение, крест нательный, крест начерченный, молитву, молебен, как на средства против нечисти. Глубокая вера в силу креста - защиты от воздействия силы вражьей, проявляющаяся в самых различных областях народной жизни, этнографами и фольклористами до недавнего времени не фиксировалась.
Следует различать знание о злых духах, признание существования демонических сил, которое сопровождается стремлением защититься от них, и такое знание, которое направлено на сознательное обращение к ним. Обращение за помощью к нечисти, даже разовое и как бы случайное, всегда осуждалось, считалось опасным, влекущим несчастья в здешней жизни и угрозу гибели души. Систематическое обращение к темным силам выводит, разумеется, колдуна из рядов православных, но не в число язычников, а, говоря современным языком, - в число сатанистов. Обращение же верующего к колдуну - грех, требующий глубокого покаяния, но отнюдь не свидетельствующий о язычестве.
Между тем современный автор (обращаюсь к историографии 90-х гг.) может отнести любую магическую формулу в наговорах к доводам в пользу второй, языческой веры, хотя сам говорит о "чародейском значении и демоническом характере" такой формулы. Имею в виду статью А.В. Чернецова "Двоеверие: мираж или реальность" (Живая старина. 1994, № 4). В этой работе подтверждением синкретизма служит факт святотатственного изображения на кресте, сделанного еретиками, которых обвинял новгородский архиепископ Геннадий. Вера архиепископа в колдовское действие воспринимается исследователем тоже как отклонение от Православия. Стремление простолюдина XVI в. все освятить в православном храме, даже так называемую "сорочку", в которой родился ребенок, служит в глазах этого автора опять-таки примером двоеверия, хотя, на наш взгляд, свидетельствует как раз о силе непосредственной веры необразованного человека. К сожалению, соединяя принципиально различные отклонения от церковных норм в некую, никому не известную, языческую веру, сторонники теории двоеверия нередко пользуются сохраняющимися еще приемами марксистско-ленинского отношения к вере и Церкви, когда допускалось и поощрялось любое резко отрицательное выступление, даже совершенно необоснованное. Так, осуждение Стоглавым собором практики положения священником "сорочки" на престол по просьбе прихожанина служит для А.В. Чернецова поводом для высказывания о "повышенной брезгливости по отношению ко всему, связанному с деторождением" у "строгих ревнителей чистоты Православия". И это говорит ученый о вере, в которой исключительно высоко стоит Рождество, и на иконах изображается омовение только что родившегося Богомладенца Иисуса Христа. Омовение показано и на иконах, посвященных Рождеству Пресвятой Девы Марии, святого Иоанна Предтечи. А образ Пресвятой Богородицы с Богомладенцем на руках служит объектом постоянного почитания.
Рубеж XX-XXI вв. отмечен в этнологии и стремлением преодолеть понятие "бытовое православие" (также и "бытовое мусульманство" и пр.), широко применявшееся этнографами из Института религии и атеизма при ЦК КПСС и отражавшее, как и теория двоеверия, стремление принизить состояние веры в народе. Этнограф, разумеется, может и должен изучать проявления Православия (или другой веры) в быту, он может выделить их с целью удобства исследования, но это не есть какое-то особое "бытовое православие", присущее народу, ибо за чертами быта стоит духовное наполнение, не рассматриваемое в этом случае лишь условно.
Православие одно, но жизнь его в той или иной социальной среде имеет свои определенные отличия. Поэтому представляется оправданной постановка вопроса об этнографическом изучении Православия у русских дворян, купцов и других городских сословий. Сегодня это уже отчасти не только постановка задачи, но результаты исследований (кандидатская диссертация и статьи О.В. Кириченко о православных традициях русского дворянства XVIII в.; работа М.В. Мальцева о традициях почитания Архистратига Михаила в аристократической среде русского Средневековья).
Вместе с тем многочисленные жизнеописания подвижников благочестия свидетельствуют о сходстве их образа жизни независимо от социального происхождения. Основное различие в вере внутри этноса шло и идет не по социальным стратам, а по уровню духовности. Именно по этой причине нам представляется неприемлемым и понятие "народное православие", которое пришло сейчас в некоторых работах на смену двоеверию и бытовому православию. Остановлюсь в этой связи на новейшей работе петербургского этнографа и фольклориста А.А. Панченко "Исследования в области народного православия. Деревенские святыни Северо-Запада России" (1998). Это серьезное исследование, основанное на обильном материале источников, полевых и письменных, опубликованных и архивных. Оно выгодно отличается от тех этнографических работ, где выискиваются лишь черты язычества (весьма расширительно трактуемого). Автор рассматривает почитание крестов, источников, колодцев и других святынь, связанных с православными представлениями, понятие святотатства и наказания за него и пр. Однако задача нарочито выявлять нечто специфически народное, отличающееся от церковного, присутствует и в этой работе. Досадным в подходе А.А. Панченко является намеренный отказ от рассмотрения видов почитания этими же людьми (в этой же местности) тех святынь, которые автор называет церковными. К ним относятся массовые хождения в этой же местности в храмы, монастыри, ближние и дальние, для поклонения православным святыням и чудесные исцеления у них; заказ молебнов у святынь; многолюдные крестные ходы к святыням и со святынями и т.д. Таким образом, прием остается прежним: сначала изымается из характеристики веры народа все то, что связано с Церковью, а потом то немногое, что оставляет в ней исследователь, называется им народным православием.
Словно бы не было множества прославленных и не прославленных подвижников благочестия - выходцев из крестьян; словно не было в России XIX в. игуменов и игумений тоже из крестьян, и монастырей, в которых большинство монахов имели крестьянское происхождение; или не было таких ситуаций, когда крестьянин старец Василиск был духовным руководителем будущего старца Зосимы - дворянина. Мне возразят на это: они не были уже народом - они стали монахами. Но, во-первых, они так и не получили богословского образования - они остались простецами, т. е. умудренными по благодати. Во-вторых, спрашивается, что же понимают под народом сегодняшние авторы, говорящие о народных религиях, если крестьяне, ставшие монахами, для них уже не являются народом? Ошибок невежества в области веры более чем достаточно у большинства интеллигенции, служащих, политических деятелей, коммерсантов. И, наконец, можно быть весьма богословски образованным и при этом неверующим человеком.
Иной подход видим в тех этнографических работах последних лет, в которых возможность, наконец, свободно, объективно рассмотреть религиозную жизнь используется для выявления православной основы разных ее сторон у русских: хозяйственной и общинной жизни (А.В. Камкин, С.В. Кузнецов, М.М. Громыко), нравственности, семейной обрядности и семейного воспитания (И.А. Кремлева, Т.А. Листова) и пр. Лишь частично результаты этого направления вошли в обобщающую книгу "Русские", изданную в 1997 г. Институтом ЭиА РАН (главы А.В. Буганова, М.М. Громыко, И.А. Кремлевой, С.В. Кузнецова, Т.А. Листовой). Более обстоятельно на убедительном материале источников раскрываются конкретные проблемы религиозного сознания и повседневной конфессиональной жизни в сериях статей, отдельных разделах монографий и книгах названных авторов, а также других исследователей: Н.В. Алексеевой (канд. диссертация о покаянии в православной традиции русских крестьян, защищена в 1998 г. в Вологде); Т.А. Ворониной (проблемы поста и религиозного лубка); Г.Н. Мелеховой (региональное исследование разных сторон православной жизни Каргополья вплоть до 30-х гг. XX в. - диссертация защищена в Институте этнологии в 1997 г.); Г.А. Романова (исследование крестных ходов Москвы и Новгорода - диссертация защищена также в 1997 г.); Х.В. Поплавской (книга о паломничестве в Рязанском крае, вышла в 1998 г.), К.В. Цеханской (книга 1998 г. издания, посвящена иконе в жизни русского народа) и др.
Нетрудно заметить, что последние два года были особенно плодотворными в этнографическом изучении Православия у русских: сказываются результаты исследований, начало которым было положено на рубеже 80-90-х гг.
Уже по этим первым итогам (а это, несомненно, лишь первые шаги) выявляются широкие возможности движения от конкретного этнографического материала к глубинам религиозного сознания. Так, богатейший пласт русской поминальной культуры свидетельствует о массовости веры в бессмертие души (исследования И.А. Кремлевой). Традиции эти оказались исключительно устойчивыми. Уровень религиозности при этом разный - от глубокохристианского убеждения до подачи поминальных записок "на всякий случай", но церкви переполнены сегодня в поминальные дни. Представления о душе четко проступают и в отрицательном отношении в простонародной среде к прерыванию беременности (исследования Т.А. Листовой, основанные преимущественно на богатом полевом материале и отражающие современные взгляды). Понятия греха, осознание значения покаяния, отношение к воинскому долгу ("положить жизнь за други своя") и многое другое, что присутствует четко в массовом религиозном сознании и сохраняется даже у людей, отошедших от Церкви (здесь уместным оказалось применять понятие "неисповедное православие") - как далеко все это от того первобытного примитива, который иные сторонники двоеверия или особой народной веры приписывают простонародью.
Разумеется, чистоту православной веры призвана хранить и хранит Церковь, духовенство. Священники всегда боролись с отклонениями, суевериями и наставляли паству в христианском благочестии. Но добрые пастыри никогда не смотрели свысока на своих пасомых. Они умели увидеть в ином невежественном, в светском понимании, человеке высокую духовную жизнь, а в ином весьма образованном - примитив "окамененного нечувствия". За этим отношением священства к состоянию веры народа тоже стоит глубокая традиция, которую призваны изучать этнографы.

1 В е н и а м и н (Ф е д ч е н к о в), митр. Божьи люди. Мои духовные встречи.

1
Громыко Марина Михайловна Мир русской деревни Москва Молодая гвардия 1991
ISBN 5-235-01030-2 Аннотация Вернуть доброе имя исконной русской деревне , очистить представления о ней от всего наносного, ложного, хулительного, искажающего ее родное лицо - задача для многих людей. Автор книги - историки этнограф - вкладывает свою лепту в общее дело на основе документальных свидетельства отчасти и XX веков рассказывает о богатстве знаний и интересов крестьян, их духовном и социальном опыте, высокой культуре. В улучшенном иллюстрированном издании содержится много примеров живой действительности яркие биографии, образы крестьян-мастеров, выразительная народная речь, забытые обряды и традиции. Книга адресуется массовому читателю. Содержание Предварительный разговор
2 1. ЧТО ЗНАЕТ ПАХАРЬ
7 На всякое семя - свое время
8 Выбор
10 И на Севере хлеб родится
13 Сибирские земли
14 Сенокос
23 Страда
24 Отъемыши телка
27 О всяком звере, о каждой травке
31

2 Предприимчивые люди
33 Чудная понятливость
38 2. СОВЕСТЬ
40 Взаимопомощь
41 Милосердие
50 Честь и достоинство
55 Репутация
60 Трудолюбие
63 Вера
66 Просить прощения
77 Побратимство
79 Отношение к старшим
88 3. В СЕМЬЕ И НА МИРУ
92 Будучи на мирской сходке, приговорили
93 Большаки другие 103 Не хлебом единым
109 Таланты
119 ОТЕЧЕСТВО
128 Вести и слухи
129 Память
132 Патриоты 142 Социальный идеал
146 Крестьянин и закон
149 Дальняя дорога и новые края
153 Отходники
163 5. ГРАМОТЕИ И КНИЖНИКИ
169 Грамоте читать знаю
170
Гуслицы и Выг
172 Частное обучение 178 Круг чтения
182 6. ПРАЗДНИК
195 Святки
196 Масленица
204 Пасха
210 Троицкие гулянья 211
Гречишница и овчар
222 Праздник нашей деревни 223
Братчины 225 Свадьба
228 7. НЕСКУЧНО ЛИ МОЛОДЫМ
231 Кто ходит в хоровод
232 Когда ходят в хоровод
234 Девичий хоровод 236 Девушки и женщины
237 Вся молодежь вместе
239
«Вьюнец молодой, вьюница молодая
243 Удалая игра
247 Когда холод приводит в избу
251 Посиделки с работой
253 Из избы в избу
254 У солдатки
255 Одни девочки
258
«Почетник» и «почетница»
260 Гости
262 Мир крестьянина
266

3 Предварительный разговор Эта книга - о культуре русских крестьян XVIII-XIX веков. Больше - XIX века, особенно - конца его. О нравственных понятиях крестьян и хозяйственных знаниях, социальном опыте и исторических представлениях, круге чтения и праздниках, общинных сходках и молодежных посиделках.
Сегодня о крестьянстве, его прошлом и настоящем задумываются многие. Не только те, кто имеет прямое отношение к деревне, но, наверно, все, кому дороги судьбы Отечества. Хотят знать, каким же было оно, крестьянство, раньше, до раскрестьянивания, до того, как администрирование сверху стало агрессивно вытеснять весь его опыт и знания.
А узнать это совсем непросто. Ведь длительное время все учебники вещали лишь о том, что положение крестьян становилось все хуже. Это определение повторялось для разных веков и периодов вопреки всякой логике, и было совершенно неясно, как же это крестьянам все-таки удавалось жить самими кормить других.
В научных работах подход был, разумеется, глубже. Там исследовались экономические процессы, уровень эксплуатации, классовая борьба. Нередко это делалось очень серьезно и основательно. Но и там была, как правило, та же заданность, тоже стремление непременно показать лишь темные стороны и отрицательные явления. Живая жизнь крестьянина сего умением и размышлением отсутствовала.
Укреплялось ложное представление, что темный, невежественный, забитый крестьянин был пассивен и бесконечно скован в своих действиях. А если они был активен, то это был кулак, с которым позже и разделались. Чем больше было сложностей в жизни современной деревни, тем важнее, по-видимому, было доказать, как плохо все было в старину.
При этом неувязки бросались в глаза многим. Дети слушали рассказы стариков и видели в них совсем не то, о чем говорилось в учебнике. Исследователи видели в архивных документах иную действительность, чем в своих собственных теоретических экскурсах. Но говорить об этом было невозможно.
Между тем теоретическое отношение к крестьянству, как к темной силе, которая все что-то недопонимала или вовсе уже не понимала, имело самое прямое отношение к стилю административного управления деревней. О чем же спрашивать у самих крестьян, если они ранее погрязали лишь в невежестве На этой основе любой администратор с маломальским образованием считал возможным с легкостью пренебречь огромным народным опытом в хозяйстве. А о социальных вопросах что ужи говорить Какой тут учет опыта, если считалось, что крестьяне либо пребывали в забитости, либо при малейшем послаблении немедленно начинали превращаться в эксплуататоров, проявляя частнособственнические интересы.
Случилось так, что в своем высокомерном отношении к крестьянину, к его возможностям, иные современные деятели , хотя и провозглашали себя выразителями народных интересов, оказались водном ряду с худшей частью надменных аристократов или ограниченных чиновников старой России, презрительно поджимавших губы в адрес простого мужика. Именно с худшей частью, потому что не только лучшие из дворян восхищалась крестьянскими сметливостью в хозяйстве или художественным творчеством. Но даже средние помещики чиновник, обладавшие здравым смыслом, считались с крестьянским опытом и обычаем.
Были и другие предшественники у современного презрительного отношения к крестьянству. Выбившиеся из деревни новоиспеченные горожане, устроившиеся лакеями в барских домах или половыми в трактирах (я нарочито называю именно эти профессии, так как опять-таки

4 лишь худшая часть перебравшихся из села в город занимала такую позицию, усвоившие внешний лоск городской жизни. Это они с лакейской бесцеремонностью называли деревенщиной всякое проявление отсталости от сиюминутной городской моды.
Но были в предшественниках и благородные критики, искренне желавшие блага крестьянству. Они с лучшими намерениями подчеркивали темные стороны жизни старой деревни, чтобы искоренить их, изжить. Часто это делалось с вольным или невольным усилением черноты за счет художественных средств либо из-за односторонней горячности публициста. У этих писателей и журналистов и доныне черпают свои аргументы те, кто восстает против объективного показа старой деревни, якобы идеализирующего крестьянскую жизнь.
Отсутствие глубокого понимания деревни, ее традиций, особенностей сельской жизни, недостаток настоящего уважения к крестьянину, его труду буквально пронизывают всю современную программу образования. И стоит ли удивляться при этом, что, едва-едва подучившись, крестьянский сын спешит бежать из деревни без оглядки, чтобы обрести более престижную профессию и городской образ жизни. И только ли материальные условия в этом виноваты Тщетно призывает сельский учитель старшеклассников остаться в родном селении - это противоречит всему, что он же доказывал им на уроках истории или литературы.
А ведь на самом-то деле им, потомкам крестьян, есть чем гордиться. Но все словно бы сговорились замалчивать это. Правда, фольклористы, литературоведы, искусствоведы, музыковеды постоянно признают огромное влияние крестьянского творчества на лучших профессиональных мастеров литературы и искусства. Да и как не признавать, если многие из них прямо сказали это о себе, у других же это четко выходит из самих творений.
Но высказывания специалистов по творчеству остаются сами по себе, а бесконечные и уныло-однообразные утверждения о массе забитых и невежественных крепостных - сами по себе. Иногда они соседствуют на страницах одних и тех же учебников или обобщающих коллективных работ без всякой увязки между собою. Без малейшей попытки рассказать о жизни и культуре крестьян.
Справедливость требует признать, что были и есть в советской гуманитарной науке авторы, а то даже и целые направления, исследования которых убедительно раскрыли разные стороны богатой духовной жизни крестьян. Я буду обращаться к их работам в дальнейшем изложении, и внимательный читатель убедится, что их не так мало. Но такие труды выходят малыми тиражами, скрыты в очень специальных научных изданиях, рассыпаны по крупицам в разных областях науки.
Громко опротестовали шельмование деревни сами крестьяне, ставшие большими писателями, гордостью русской литературы. Они вывели на свет главное - тонкий душевный мир человека из деревни. Их сразу же признали и полюбили одни и встретили в штыки другие. Почему же, скажите, доброе слово о народе вызывает у иных критиков, теоретиков, публицистов такое яростное желание опровергнуть, заклеймить, осудить Тут уж вход пойдет и обвинение в национализме, а то, глядишь, ив шовинизме, либо в идеализации старой деревни и т.п. И дела нет такому обвинителю ни до личного выстраданного опыта художника, ни до исследований ученого. Он-то, обвинитель, итак все знает. Ему-то, главное, заставить замолчать голос, говорящий хорошее, благожелательное. Много придумано обвинительных названий для того, кто скажет доброе о русском народе, нонет их для тех, кто бесцеремонно и беззастенчиво приписывает ему отрицательные качества.
Очевидно, что благожелательное слово о каждом народе, открывающее лучшие его качества и культурные ценности его истории, способствует тому, чтобы максимально развернулись положительные возможности этого народа. Наибольшее развитие национальной культуры

5 увеличивает вклад в мировые духовные ценности подобно тому, как по мере развития отдельной личности вырастают ее возможности быть полезной для других. Однако поборники безграничной свободы личности (они ее провозглашают даже без главного условия любить и уважать ближнего своего) не хотят замечать, что подход к индивидуальности любого народа должен быть таким же, как к личности отдельного человека. Исполненным уважения, прежде всего.
Между тем острота разговора о русском крестьянстве нарастает. Ныне явилось немало охотников объяснять отрицательные явления последних десятилетий нашей истории особенностями русского крестьянства. Делается это по-разному: иногда откровенно и прямолинейно, иногда завуалированно. Но всегда без всяких серьезных оснований - понаслышке, с предвзятым подходом, без учета исследований вопроса по историческим источникам.
Нужно, например, объяснить, как стала возможна в XX веке тираническая власть одного человека - пожалуйста, ответ готов. Вся причина якобы в русской патриархальной крестьянской семье, где была безоговорочная власть главы. Сделавшему такое заявление автору нет дела до того, что из большой семьи дети могли выделиться и зажить самостоятельно, что нерадивого главу хозяйства члены семьи могли заменить сами либо обратиться за помощью к общине. И до самой-то общины со всей ее демократией этому автору в данный момент, в данном тексте дела нет, точно и не было ее у русских.
Зато в другом случае будет -сказано , что именно община, сковывавшая личную инициативу, виновата в том, что хороший хозяин якобы ничем не интересовался за своей околицей и потому, мол, входе коллективизации были выдвинуты плохие хозяева Подобные заявления, ни на чем не основанные, могут еще сопровождаться сетованиями по поводу ежегодных переделов всей земли в общине (никогда в действительности не существовавших).
А иной публицист (да один ли) сопровождает подобную характеристику еще и сочувствием крестьянам что же, мол, их винить, ведь они же и пострадали. Не виноваты же они, что такие были темные и забитые. Историческая, мол, закономерность. В общем, не мытьем, так катаньем, как говорит пословица. Лишь бы сказать худое о целом народе.
Настало время сказать правду о русских крестьянах. А для этого нужно сопоставить многочисленные и многообразные источники, раскрывающие жизнь деревни с разных сторон. Но это ведь уже нельзя воспроизвести - сказал мне мой коллега - оппонент. Ошибаетесь, коллега. Вы принимаете желаемое за действительное. Сохранилось и лежит в архивах (а иные материалы опубликованы еще в прошлом веке) множество описаний современников, подробнейших ответов на программы различных научных обществ, решений общинных сходок, прошений, писем и других документов, по которым можно очень подробно представить жизнь старой деревни.
Мне довелось в течение тридцати лет изучать русскую деревню
XVIII-XIX веков по таким историческим материалам. В их числе - фонды шестнадцати архивов страны. И, конечно же, публикации современников, непосредственно наблюдавших тогдашнюю деревню. Вот эта база и непредвзятое отношение к русскому крестьянству и дают основание надеяться на то, что книжка послужит скромным вкладом в общее наше дело.
Мои материалы охватывают разные категории крестьянства. Крепостные крестьяне составляли по стране в целом 34 процента населения. Да, да, уважаемый читатель, я не ошиблась. Это сведения десятой ревизии, то есть переписи 1858 года, которая непосредственно предшествовала реформе 1861 года, отменившей крепостное право. Авторам, которые любят оперировать понятием крепостная Россияне мешало бы это знать) В европейской части России крепостные крестьяне занимали 37 процентов населения, за Уралом их почти совсем не было. В

6 составе крестьянства крепостные составляли половину (с колебанием примерно от 30 до 70 процентов по разным губерниям центра Европейской России. Отсюда понятно, что, изучая крестьянскую культуру, надо иметь ввиду не только крепостных, но и государственных крестьян, и другие, более мелкие группы.
Речь идет в книге о крестьянах разных районов России. Местные различия в обычаях были довольно значительны, поэтому, как правило, оговаривается, к какому именно уезду или даже к какой волости, а иногда и к какой деревне относятся сведения. Это увеличивает и степень достоверности в целом видно, что похожие явления повторялись в разных местах. К тому же мне хотелось по возможности дать жителям отдельных селений и районов ответ хотя бы на некоторые вопросы о прошлом их родных мест. С иными из сельских энтузиастов-краеведов я переписываюсь. Один даже сам нашел в архиве рукопись с описанием быта и нравов нескольких деревень своего района в XIX веке. Но каким все трудно дается Не только выбраться в архив нет ни времени, ни средств, но даже купить новые, только что вышедшие книги в местных магазинах редко удается.
Эта книга для вас, мои молодые друзья - самоотверженные краеведы из воронежской Новой Усмани и бескорыстные реставраторы северного Гужова Каргополья. Для вас и для многих, многих других, чей нравственный настрой вселяет надежду. Написана для вас, ноя готова за каждую строчку в ней нести ответ перед самым искушенным в исторических изысканиях профессионалом.

7 Все ученые агрономы практике у нас учатся, а немы у них.
Из выступления
тамбовскогокрестьянина Ржева в Первой Государственной думе.
1.Что знает пахарь? Не перестаешь удивляться, откуда бралось и поныне берется представление о невежественности крестьянина. Заставь-ка любого человека, который говорит или пишет такое, вырастить хоть одно, самое неприхотливое растение, ион сразу поймет, что это - отнюдь непростой исполнительский труд. А в крестьянском хозяйстве столько разных культур, и каждая со своим норовом, столько разных оттенков погоды, почвы, ландшафта, и все это надо знать и учитывать, если не хочешь, чтобы ты и семья твоя голодали. Сам годовой цикл земледельческих работ так многообразен и сложен (в течение года ведь они не повторяются, а природа вносит столько неожиданного в каждый следующий год, что поистине огромным объемом знаний должен обладать каждый пахарь, чтобы хорошо справляться со своей задачей. И не по плечу была бы такая задача отдельному человеку, если бы не опирался он на обширный и длительный коллективный опыт, приспособленный к тому же к конкретной местности и постоянно проверяемый и улучшаемый опять-таки коллективно.
В этом можно убедиться, если присмотреться к повседневной деятельности русских крестьян прошлого, взглянуть на нее пристальнее через письменные документы того времени.
Вся практика крестьянского хозяйства отличалась гибкостью, приспособляемостью к конкретным условиями вниманием к тончайшим деталям в обработке почв, в уходе за культурами, в сборе урожая. Примечательно, что помещики в инструкциях своим управителям указывали Поступать во всем так, как крестьяне обычаи имеют свой хлеб возделывать. Такое было возможно лишь на основе знаний крестьянами природных явлений во всей их связи, взаимной обусловленности. Например, по характеру деревьев, трави кустарников земледельцы
XVIII века умели определять качество почв. Только в Центральной России различалось до десяти видов почв, годных под пашню

На всякое семя – свое время Очень внимательно относились к срокам начала весенней пахоты. Считалось, что земля должна просохнуть так, чтобы не резалась пластами , а рассыпалась под сохою но она не должна была еще успеть затвердеть настолько, чтобы соха не могла ее взять. Нужный момент - спелость земли - определяли так взяв в горсть землю и крепко сжав ее в кулаке, выпускали. Если рассыплется при падении, значит, уже готова для пахоты если упадет комком еще не поспела При определении сроков пахоты, как и начала других работ, прислушивались к мнению односельчан, наиболее опытных и славившихся добрым чутьем в хозяйстве. Это были талантливые в своем деле люди, способности которых никогда не оставались незамеченными в деревне.
Если земледелец поторопится и начнет пахать очень сырую землю, он, как правило, получает плохой урожай. Дело в том, что от сырой обработки зарождается в большом количестве трава, которую крестьяне называли «метлинником» (за сходство с метлою. Об этой угрозе напоминала каждому земледельцу и широко бытовавшая пословица Посеяли хлеба жнем метлу да костру, имевшая, разумеется, и не только прямой смысл. Более того, крестьяне считали, что от преждевременной пахоты земля бывает испорчена надолго, иногда и двух лет бывает мало, чтобы исправить ее даже большими усилиями. Сырые пласты, высушенные весенним ветром, делались твердыми, как камень, даже дожди размачивали их нескоро. Почва в этих крупных комьях выветривалась и лишалась плодородности.
Но у каждой почвы были еще и свои особенности, которые надо учитывать, обрабатывая землю. Глинистые почвы поднимали после дождей, давим лишь немного просохнуть (в засушливую пору могут образоваться крупные пласты осенью вспахивали с таким расчетом, чтобы зимние морозы разорвали глыбы, а весенние воды потом размочили пласты на плотных глинах делали узкими. Песчаные поля пахали в сырую погоду, отвалы делали широкими если поле имело наклон, пахали поперек косогора, чтобы пласты держали воду, и т.д.
Существовали два основных вида пахоты. Первый - когда пахали косулей * или сохой в свалку (иначе это называлось поле во гряды пашут, то есть получались довольно частые и глубокие борозды с одинаковым наклоном двух сторон. Так пахали, стараясь делать борозды как можно прямее, в сырых местах, где был необходим сток воды по бороздам. Другой вид - развал, когда косулей или сохой рассекали каждый уже отваленный пласт. Этот способ применяли обычно на более ровных массивах пахоты. Одновременно особенности обработки почвы соотносили с характером культур, которые предполагалось высевать на этом поле.
Советский историк Л. В. Милов, знаток земледелия XVIII века, выявил по источникам этого времени поразительное многообразие в применении количества и характера вспашек по разным районами различным культурам нечерноземной части Европейской России. По его наблюдениям, широко была распространена двукратная вспашка - двоение. Простейший ее случай, когда сначала в июне запахивали в землю вывезенный на паровое поле навоз, бороновали и оставляли преть почву с навозом а второй раз пахали и бороновали во второй половине лета уже подсев озимых (то есть тех хлебов, семена которых зимуют в почве).
Но применялась и двойная вспашка яровых (то есть тех культур, которые сеяли весной и убирали в конце лета. Делать первую пахоту под яровые надо было рано и вскоре повторять ее. О крестьянах Переславль-
Залесского края писали в х годах XVIII века В апреле месяце по сошествии снега сперва землю вспашут и заборонят, итак оная под паром бывает не более 2 недель. Потом сию землю вторично вспашут и тот яровой хлеба также льняное и конопляное семя сеют и заборанивают. Такую двукратную вспашку делали здесь не для всех яровых под овес пахали один рази
9
бороновали.
Во Владимирской губернии под яровые «двоили» лишь там, где почвы были песчаными. В Кашинском уезде Тверской губернии двукратно пахали под яровую пшеницу, ячмень, овес, гречу, лен. В Каширском уезде (Тульская губерния) «двоили» под те же культуры (кроме овса, а под рожь по большей части однажды только пашут и боронят. В Курской губернии дважды пахали под яровую пшеницу, мак, просо, коноплю, лен.
* Косуля - тяжелая соха, переходная форма к плугу, с одним лемехом, с отрезом и отвалом (полицею). Был разработан и облегченный тип косули, с которым могла справиться женщина. По мере развития отходничества мужчин на промыслы этот тип косули получил распространение в Костромской, Ярославской, Московской, Владимирской и других губерниях Здесь и далее в скобках даются указания на источники - архивные материалы и публикации документов, на основе которых написан предшествующий текста также на исследования специалистов. Разные работы одного автора различаются датой выхода книги. Идущие вслед за этим цифры означают номер тома (если есть) и страницы издания. Развернутые данные к этим ссылкам - в конце каждого разделав алфавитном порядке. Понятие двоение относилось, как правило, к пахоте до посева. Заделка же семян была уже третьей обработкой почвы. Для умягчения земли применялось выборочно и троение - троекратная пахота до сева. Заделка семян (запахивали сохою и заборанивали) была при этом четвертой обработкой поля. В Вологодской губернии троением достигалось существенное повышение урожайности (рожь давала при этом сам, то есть урожай враз превышал количество семян. Поля очищались от сорняков. В других районах троили в зависимости от почвы иловатую и глинистую или песчаную землю. В иных местах троекратно пахали выборочно лишь некоторые культуры. В Новоторжском уезде, например, под рожь и овес «двоили», а под прочий хлеб троили. При применении двойной вспашки на ровных черноземных полях один раз шли вдоль поля, другой раз - поперек.
Заделка семян не всегда осуществлялась запахиванием в сочетании с забораниванием. Запахивали семена плугом или сохою, когда стремились заделать их поглубже. Глубокая заделка семян на некоторых видах почв давала хорошее укоренение, сильный стебель и колос. Но излишнее заглубление при крепкой и иловатой земле могло погубить семена. В таких условиях крестьяне лишь заборанивали семена.
Обширным набором практических знаний владели крестьяне для определения сроков сева. Они учитывали, какая степень прогрева почвы и воздуха благоприятна для каждой культуры. Определяли это, в частности, по стадиям развития других, дикорастущих и домашних растений. Береза станет распускаться - сей овес зацвели яблони - пора сеять просо. Ячмень начинали сеять, когда зацветет можжевельник. А время цветения можжевельника нужно было определить , ударив по кусту палкой цвет летел снегов виде светло-зеленоватой пыли. В зависимости от погоды это случалось вскоре после середины мая либо вначале июня. Поздний сев ячменя делали, когда цветет калина.
Определителями служили также животные многолетний опыт показывал, что определенные стадии в их годичных циклах происходят в условиях, подходящих для сева той или иной культуры. Знаком для сева того же овса служило начало кваканья лягушек или появление красных козявок в лесу у корней деревьев и на гнилых пнях. Начало кукованья кукушки считалось сигналом для сева льна (на огнищах сеяли раньше этого срока. Коноплю сеяли, когда начнет ворковать горлица.
Помещик АИ. Кошелев писало такого рода приметах в середине
XIX века Настоящий хозяин никогда не пренебрегает подобными обычаями насчет времени посева хлебов. По собственному опыту знаю, что в этом деле, как и во многих других, велика народная мудрость. Не раз случалось мне увлекаться советами разных сельскохозяйственных книги сеять хлеба ранее обычного времени, и всегда приходилось мне в том

10
раскаиваться».
Важно было крестьянину учесть и совсем другой фактор особенности развития сорняков, которые сопровождали в данном месте определенную культуру. Знали, например, что на поле, засеянном в сырую погоду, раньше злаков всходили костери куколь. А при посеве всухую погоду хлеб опережал сорняки. При позднем севе озимых подстерегала новая опасность рожь летом забивалась сорняком - «метлою».
Со сроками сева озимых вообще забот было немало. Для каждого района, а местами и для отдельного склона и низинки, прикидывали этот срок для конкретной культуры так, чтобы растение благополучно перезимовало успело до снега и морозов взойти, ноне слишком вырасти. Лучше выдерживали зиму всходы, давшие только один коренной листок, в других случаях - 1-3 листочка.
Если при пахоте и севе земля из-за засухи не могла быть хорошо разрыхлена, но вскоре прошли дожди, тополе снова перепахивали и боронили. Это называлось ломать. Ломать можно было только в том случае, если зерно, хоть и дало уже росток, ноне взошло на поверхность. Особенно необходимым считалось ломать тогда, когда проливные дожди сильно размочили верхний слой пашни, ион, высохнув на ветру, превращался в гладкую твердую корку, сквозь которую трудно пробиться росткам. В этом случае крестьянин нередко делал уже пятую (!) обработку пашни входе весенних работ троил до сева, потом запахивали заборанивал зерна, а затем ломал для прохода семян.
Время на все это весной было ограничено - нельзя ведь опоздать со всходами, не успеет созреть хлеб к сроку. Поэтому в некоторых местах первую пахоту под яровые делали осенью весною только перепахивали -
«двоили» поперек осенней пахоты, а иногда и троили - опять вдоль. Потом сеяли, запахивали посеянное, а, если понадобится, еще и ломали. Но пахота под яровые с осени не на всякой почве давала хорошие результаты. В Рязанской губернии, например, самые наблюдательные из крестьян замечали земля, вспаханная под овес с осени и пролежавшая после овса год под паром, дает затем меньший урожай ржи, чем та земля, которая не была никогда вспахана с осени.
В крестьянских хозяйствах постоянно применяли удобрения. В сроках вывоза и разбрасывания навоза учитывали особенности ярового и озимого поля, наилучшее сохранение свойств удобрения, в том числе влажности его.
Лучшими видами навоза считались овечий, коровий и козий. Отмечали, что хорошо удобрял землю навоз годовой выдержки. Обычно вывозили возов на десятину. Но под коноплю, пшеницу, просо и ячмень вывозили и много больше. Конский навоз считался горячим, его старались сочетать с коровьим. Свиной вносили на хмельниках и огородах, больше под посадку лука и чеснока куриный помет разводили водою и вносили под овощи и просо.
По возможности, не вывозили навоз под снег - знали, что в засыпанных снегом грудах сохраняются семена сорняков и весной обсеменяют поля. Завезенный же по снегу и долго остававшийся в поле навоз, как считалось, сильно терял свою влагу - вымерзал. Поэтому вывозили обычно ранней весной разбрасывали, как только вскроются поля, и тут же запахивали дабы не потерять ему силы. Запахивали навоз очень тщательно если какие-то пласты остались незакрытыми, засыпали их землей граблями.
Крестьяне Центральной России применяли в качестве удобрения также золу (особенно на глинистых почвах, болотный ил, лесной перегной. Местами почиталось заправило золить поля, засеянные просом, ячменем, гречихой и овсом Выбор Какой хлеб выбрать, на какой земле посадить, как восстановить почву после истощения ее тою или иною культурою - ведь каждое растение

использует землю по-разному, разбирая или добавляя в нее свой, особенный состав веществ , и это надо учесть при выборе нового злака все это важнейшие вопросы земледельческого хозяйства. Здесь запас крестьянских знаний был поистине необозрим, в каждой местности - свой. Мы рассмотрим в качестве примера лишь один из уездов - Зарайский, который в прошлом веке входил в Рязанскую губернию (ныне это территория Московской области. Земледелие здесь характерное для средней полосы России. Кроме того, оно подробно описано в х годах XIX века Василием Васильевичем
Селивановым - уроженцем этих мест, прожившим значительную часть жизни в деревне, занимаясь сельским хозяйством. Этот помещик был очень внимателен к крестьянскому хозяйству, высоко ценил народный опыт и описал его в своих очерках. К тому же у насесть возможность проверить и восполнить его данные по другим источникам.
Сведения Селиванова относятся даже и не ко всему Зарайскому уезду, а к его юго-западной наиболее хлебородной половине, лежащей на правой стороне Оки. Другая же часть уезда, луговая и лесная, расположенная полевой стороне Оки, имела свою хозяйственную специфику. Итак, речь сейчас пойдет о юго-западной части Зарайского уезда.
Рожь здесь считалась самой надежной культурой - на нее почти всегда урожай, исключая лишь случаи необыкновенных стихийных явлений. Пшеница же - самый прихотливый хлеб, дававший или большой доходили тяжелый убыток, и заметно истощавший землю. На пшеницу, по наблюдениям крестьян, сильнее, чем на рожь, действовали засухи. А от проливных дождей пшеница на плодородной земле росла так быстро, что не могла выстоять против ветра и дождя, валилась, зерно не наливалось. Если жене было ни засухи, ни сильных дождей, и зерно пшеничное хорошо родилось, то угроза возникала еще и при уборке захваченное дождями вовремя жатвы, зерно пшеницы бледнело и при продаже резко падало в цене.
Чувствительная ко всем неприятным поворотам погоды, пшеница к тому же требовала особенно тщательной обработки почвы. Ее сеяли в унавоженную и самого лучшего качества землю, которую «двоили» еще с осени, а весной опять пахали и перепахивали с бороною, чтобы земля была, как пух. Пшеницу, предназначенную для посева, крестьяне подвергали специальной обработке, чтобы предохранить от головни - болезни, поражающей этот злак. Дня затри до сева зерно замачивали в специальном известково-зольном растворе, называемом «квасы». Приготовлялся этот раствор из расчета четыре меры известии одна мера золы на десять четвертей пшеницы. Намокшее и разбухшее в этом растворе зерно рассыпали накануне сева на веретьях (грубая ткань, дерюга) на открытом воздухе, чтобы просохло. Привлекала же пшеница высокими ценами на рынке. Осенью ее молотили первою и тут же продавали - это давало ранний доход, который иногда бывали довольно значительным. Конъюнктура рынка, несомненно, влияла на выбор и очередность культур. Впрочем, наиболее дальновидные крестьяне учитывали, что за длительный срок (при расчете на десять лет, например) пшеница в здешнем климате приносит скорее убыток, чем доходи предпочитали рожь.
Овес не требовал лучшей земли и не очень истощал почву. Однако в сырой низине он, хотя и бывал гуще и «кистистее», но мог пострадать от туманов и совсем не налиться. Солома от этого чернела, и скот ее не ел. При определенных обстоятельствах крестьяне предпочитали сеять ячмень, хотя он не считался выгодной культурой из-за большей, чему овса, требовательности к земле, которую ячмень и истощал сильнее, чем овес. А главное, ячменя родилось с того же участка вполовину меньше, чем овса.
Многие считали выгодным сеять в качестве первого хлеба, то есть по навозу рожь, потом - овес на третий год поле отдыхало под паром, землю слегка унавоживали и наследующую весну сеяли пшеницу. Особая последовательность применялась в отношении впервые поднимаемых, целинных земель - «новин». Отвлекаясь от Зарайского уезда, заметим, что крестьянская агротехника Нечерноземья в целом выработала такой порядок при подъеме целины сначала снимали лишь верхний слой и

оставляли до будущей весны без посева знали, что наследующий годна таком кислом паре может быть хорошей только солома, а не зерно. Поэтому лишь зажиточные крестьяне засевали наследующую весну, а те, кто должен был экономить семена засевали лишь на третью весну. Первый посев по кислому пару делали овсом и пшеницей, а рожь шла лишь вторым посевом.
В чередовании культур существенную роль играла гречиха - было известно, что от ней земля смягчается итак сдабривается, что после ее без вспашки рожь сеется...». Ценили гречиху зато, что ее можно было посеять и на худой земле, и сама она улучшала почву. , а землю делала сочной и мягкой. Считалось, что всякой хлеб после гречи обилен и чист родится».
Русские крестьяне издавна знали полезные для человека свойства гречи. В отдельных районах она составляла даже главную пищу крестьян.
Известный русский агроном XVIII века И.М.Комов писал, что гречи и больше сеют и лучше употреблять в России знают, нежели во всей Европе. Ибо там птицу только да скотину кормят ею, ау нас самую питательную для человека пищу из нее готовят».
С этим мнением созвучно и свидетельство иностранца первой половины века Вряд ли есть на свете еще страна, которая, подобно России, столько гречихи сеет и гречневых круп употребляет. безошибочно можно сказать, что гречиха для русского народа есть тоже, что для ирландцев и немцев картофель При всех своих положительных качествах гречиха отличалась чувствительностью к понижениям температуры и к суховеям, поэтому в северных районах с ранними осенними заморозками, а также в южных степных, где нередки были ветры с пылью (мгла, крестьяне высевали ее немного или совсем не сеяли.
Немало знаний, труда и внимания требовалось при выращивании льна. Сев его и уход за ним различались по районам. Рассмотрим этот процесс по конкретному материалу Псковской губернии. Природные условия
Псковщины благоприятны для этого растения - лен выращивался там не только для своего обихода, но и на рынок.
Знания и сообразительность необходимы были уже при выборе участка под лен. Наилучшими для него считались низкие и влажные места а при посеве вблизи селения выделяли чернозем или серую землю, в крайнем случае - суглинистую. Благоприятной считалась луговая земля. Если же сеяли на пашне, то пахали и боронили трижды, а после посева еще заборанивали- уже в четвертый раз. На мягких землях не троили, а
«двоили», но при этом особенно прилежно бороновали после каждой вспашки. Сроки сева различались при однородных погодных условиях в зависимости от характера почв глинистых и малоплодородных или добрых. Нельзя было сеять лен сразу же после дождя, но ив сушь его тоже не сеяли. Кроме того, выбирали для посева тихую погоду и время дня утром или вечером. Сеять лен старались редко, а потом еще и пололи, в результате он вырастал высокий и с толстым стеблем. Из слишком редко посеянного льна получалось более грубое волокно. Для тонкого волокна высевали гуще, однако при излишне густом посеве «льны полегали» - следовало исключить и эту возможность.
Удивительная гибкость крестьянской хозяйственной традиции выступает из особенностей льноводства в Олонецкой губернии. Славился там лен Пудожского уезда. Им обеспечивались не только местные потребности, но и вывоз в Архангельский порти Петербург для экспорта. В этом северном районе лен не успевал вполне дозреть. Сия недозрелость делает волокна нежными так писали о пудожском льне в 1842 году. Холст получался из этого льна высокого качества, но недозрелые семена местных сортов не могли дать хороший урожайна следующий год. Поэтому пудож- ские крестьяне ежегодно закупали семена, вывезенные из Псковской губернии И на Севере хлеб родится На севере Европейской России крестьянское хозяйство, естественно, отличалось некоторой спецификой, хотя в основе его лежала та же система земледелия, что ив средней полосе. Небольшие изменения в сроках, в составе культур, в их сортах, в распределении полей (структура полей) - все эти детали, едва приметные для непосвященного человека оттенки ох как важны в сельском хозяйстве!
Освоение новин в Архангельской, например, губернии крестьяне вели в несколько этапов. Участок очищали сначала от леса - это называлось подсекой. Лес на будущем поле сжигали - зола шла на удобрение это было так называемое «огнище», или пожег. Затем в течение нескольких лет сеяли здесь хлеб. Когда же замечали, что земля начинает истощаться, переходили к трехпольной системе земледелия - делили полена три части озимая рожь, ячмень или другие яровые культуры и пар (то есть земля, оставленная на год для отдыха).
Примечательно, что сроки использования новины под пашню без отдыха земли различались не только по уездам одной губернии, но и по отдельным волостям этого северного края - в зависимости от качества почвы. А при применении пара сроки его тоже отличались на разных землях на супеси и песке парили через два года, а на черноземе и суглинке - через три. В Холмогорском уезде местами применялось двухполье (рожь - пар, ячмень - пар. В некоторых волостях, где основной культурой был ячмень, целесообразным оказывалось четырехполье: эту культуру можно было сеять подряд два года, в отличие от ржи, которую один за другим годом неможно сеять, как писали в документе конца XVIII века.
На севере крестьяне широко применяли удобрения - земли здесь, как известно, небогатые, поэтому удобряли даже новины. При трехполье удобряли как пашню, таки пар. Удобрения тоже были разными нужно было учитывать качества почвы, особенности культур, источники самих удобрений. Использовали для этой цели мох (специфика севера, навоз и торф. В отдельных волостях к навозу добавляли солому.
Состояние скотоводства даже на севере позволяло постоянно использовать навоз для улучшения плодородия полей. Современным хозяйственникам, уповающим на химизацию сельского хозяйства, полезно было бы знать, как поступали их предки, не испытывавшие административного нажима и увлечений сиюминутными, непроверенными всесторонне открытиями науки.
Раскрываем ответы, поступившие из Архангельской губернии в
1877-1880 годах в Вольное экономическое общество, проводившее обследование крестьянской общины. Вот как написало своей Великониколаевской волости (Шенкурский уезд) писарь Андрей Боголепов поэтому поводу Унавоживание и удобрение полей навозом и тундрою (торфом МГ) введено повсеместно. Навоз вывозится постоянно на одни и те же места (...) под посев ржи и ячменя, а овес посевается без удобрения. (...) Только на самые лучшие земли вывозка навозу производится через два года в третий. А из Вокнаволоцкой волости (Кемского уезда) писали Навоз вывозится на одни и те же поля каждый год, без навоза хлеб растет плохо».
О полеводстве в Ломоносовской волости Холмогорского уезда в этих ответах сообщили довольно подробно. Здесь сеяли озимую рожь и яровой ячмень, а также понемногу овса, льна и конопли. Поля удобряли навозом и торфом , который и здесь называли тундрой. Унавоживали под посев ярового хлеба, а под озимое не удобряли. После снятия ярового ячменя сеяли рожь, после которой земля шла под пар. Представим себе это наглядно в таблице за четыре года. Четвертый год вводим для того, чтобы показать возобновление цикла

Перед нами система земледелия, называемая правильным трехпольем, с регулярным применением навозного удобрения. При этом иные крестьяне этой волости умудрялись еще и продавать навоз - так много его давал скот. Торфом удобряли, помимо навоза, из-за плохого качества земли.
В Усть-Паденской волости Шенкурского уезда (той же Архангельской губернии) удобрения вводили не только под яровой ячмень, но и под озимую рожь. Вывозили на поля навоз из хлевов и торф с болот - всего вместе от
100 до 150 возов на одну десятину.
Любопытные детали прибавляет к общей картине северного земледелия сообщение из Кехотской волости Архангельского уезда. Пахотные поля здесь тоже были трех родов яровое, засеянное поздней осенью житом, то есть ячменем озимое, засеянное в конце июля или вначале августа рожью паровое - взорванное (вспаханное) четыре раза (!), ноне засеянное. В качестве удобрения многие применяли только навоз - 20 возов на одну веревную сажень».
Однако на поле, где сеяли ячмень после ржи, навоз вывозили из своих хлевов и под тот, и под другой посев, то есть удобряли ежегодно на другое поле, где рожь чередовалась с овсом, навоз вывозили только разв три года - под рожь. Особенно хороший урожай был на полосах тех крестьян, которые к навозу добавляли «тундру».
Даже из очень неполной и беглой характеристики северного земледелия видно, как многознания и добросовестного отношения к хлебопашеству вкладывал крестьянин в свой труд, как учитывали особенности района, каждой культуры, взаимосвязи разных условий.
В каждом селении были крестьяне, которые выделялись особенно хорошим знанием сельскохозяйственного дела. При всем сходстве приемов, практикуемых в данном месте, сказывались индивидуальные способности, а также личный опыт и талант. Иногда случались в деревне спорные случаи, и тогда для решения дела общиной нужно было определить качество почвы спорного участка, виды на урожай с подсеки или другой новины, установить по взошедшему или вошедшему в рост хлебу количество засеянного зерна, определить возможное количество сена слуга и пр. Все это определяли специально к этому случаю выбранные общиной лица, которые, по общему мнению, лучше всего разбирались в таких вопросах. Вот из таких дел, сохранившихся в изобилии в местных архивах, мы видим, каких тонких знатоков земледелия рождала крестьянская среда, и как умели к их мнению прислушиваться. Разумеется, талант их сказывался, прежде всего, введении собственного хозяйства, которое заметно опережало другие. Этих-то людей и назовут потом кулаками.

Марина Михайловна Громыко (род. 3 сентября 1927, Минск, СССР) - российский историк и этнограф, Специалист в области позднесредневековой истории Европы, истории Сибири в эпоху позднего феодализма и становления капитализма. Доктор исторических наук, профессор.

Биография

В 1950 году окончила исторический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова. В 1953 году там же окончила аспирантуру.

В 1954-1959 годах - младший научный сотрудник кафедры Средних веков исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

С 1959 по 1977 годы - старший научный сотрудник и заведующая сектором истории дооктябрьского периода Института истории, филологии и философии (ИИФФ) СО АН СССР. Старший научный сотрудник Постоянной комиссии по общественным наукам СО АН СССР. Также работала в группе учёных-организаторов гуманитарных исследований в СО АН СССР.

В 1962-1969 годах преподавала на гуманитарном факультете Новосибирского государственного университета.

В 1966 году защитила диссертацию на соискание учёной степени доктора исторических наук.

В 1968 году присвоено учёное звание профессора.

С 1977 года - старший, затем главный научный сотрудник Института этнографии АН СССР (Института этнологии и антропологии РАН).

Основатель и главный редактор научного журнала «Традиции и современность».

Научная деятельность

В начале своей научной деятельности М. М. Громыко занималась изучением социально-экономической истории Западной Европы. В кон. 1950-х – 1970-е годы основным предметом исследований стала история земледельческого освоения, общины, а также хозяйственной и духовной традиций Сибири XVIII–XIX вв.

С конца 1970-х годов исследовала традиционные формы поведения, общения и религиозной жизни крестьянства России в XIX–XX вв.

В настоящее занимается исследованиями по программе «Православие в народной жизни».

Научные труды

Монографии

• Громыко М. М. Западная Сибирь в XVIII в. Русское население и земледельческое освоение. - Новосибирск: Наука, 1965
• Громыко М. М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII – первая половина XIX в.). - Новосибирск: Наука, 1975
• Громыко М. М. Сибирские знакомые и друзья Ф. М. Достоевского. 1850-1854 гг. - Новосибирск: Наука, 1985. -(Страницы истории нашей Родины)
• Громыко М. М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. / Отв. ред.: В. А. Александров, В. К. Соколова; Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. – М.: Наука, 1986. – 278 с.
• Громыко М. М. Мир русской деревни. - М.: Молодая гвардия, 1991 ISBN 5-235-01030-2
• Громыко М. М. О воззрениях русского народа. - М., 2000 (в соавт.).

Статьи

Экспертизы

• Белянин В. П., Громыко М. М., Леонтьев Д. А., Небольсин С. А. Комплексное экспертное заключение по гражданскому делу 2-452/99. Головинский межмуниципальный суд САО г. Москвы (4 октября 2000). Проверено 19 июля 2014.

Награды

• Государственная премия Российской Федерации (1993)
• Премия памяти митрополита Макария (Булгакова) (2001) за монографию "О воззрениях русского народа"

Автор книги - историк и этнограф - вкладывает свою лепту в общее дело: на основе документальных свидетельств XVIII, XIX, а отчасти и XX веков рассказывает о богатстве знаний и интересов крестьян, их духовном и социальном опыте, высокой культуре. В издании содержится много примеров живой действительности: яркие биографии, образы крестьян-мастеров, выразительная народная речь, забытые обряды и традиции.

Большая часть книги отводится свидетельствам программы Этнографического Бюро князя Тенишева В.В., действовавшего в 19-м веке. Обширная программа Тенишева по разностороннему изучению народной жизни опиралась на опыт аналогичных программ Географического и других научных обществ России предшествующего периода. Она включала около пятисот пунктов: быт, религия, чтение крестьян, умение водить хороводы, обычаи и т. д. Корреспонденты из разных частей России помогли оставить для памяти ускользающие детали жизни крестьян. Один из корреспондентов проживал в Алексеевской волости Малоархангельского уезда Орловской губернии. В настоящее время с. Алексеевское не относится к Малоархангельскому району (в настоящее время - Покровский район , Александр Михайлович поправит, если это не так), но когда нам это мешало.

Полный вариант книги 1991 года выпуска можно отыскать в библиотеке.

О каких деятелях истории любили поговорить крестьяне Малоархангельского уезда в редкие минуты отдыха

Беседы на исторические темы были очень распространены на встречах крестьян. Об этом сообщали многие корреспонденты из разных уездов в Бюро Тенишева. Большой популярностью пользовались рассказы о военных действиях и быте солдат в мирное время. По данным Алексеевской волости Малоархангельского уезда Орловской губернии, из исторических событий наибольший интерес у крестьян в конце 90-х годов XIX века вызывали: война 1812 года, особенно участие в ней простого народа; Куликовская битва (прежде всего благословение Сергия Радонежского, подвиги Пересвета и Осляби); последняя русско-турецкая война; осада Севастополя.

Из исторических деятелей излюбленными героями рассказов во время таких бесед были Петр I, Екатерина II , Суворов, Кутузов и др.

В целом для исторических представлений крестьян была характерна большая степень избирательности: отдельные события, деятели сохранялись в коллективной памяти, а другие, современные им, исчезали бесследно. Как правило, сохранялась память о наиболее значительных явлениях. При этом исторические факты группировались обычно вокруг конкретных деятелей, отдельных ярких личностей - монархов, полководцев, предводителей восстаний. Наряду с событиями и героями, популярными среди крестьянства всей страны, наблюдается и локальная избирательность - более распространенные и детальные сведения о лицах и делах, происходивших некогда в данном районе.

Что читали крестьяне Малоархангельского уезда

Мне удалось найти в архиве, например, две относительно подробные информации о крестьянском чтении, поступившие в 1898 году в Бюро Тенишева из разных мест Орловской губернии. Начинаю с Орловской губернии потому, что нередко приходится слышать такие возражения: это, мол, только на Севере, да в Сибири крестьяне читали, а в центральных губерниях, где помещичьи крестьяне (или бывшие помещичьи, если речь идет о пореформенном периоде), там, мол, этого не было. Автор одного из орловских сообщений (Малоархангельский уезд, Алексеевская волость) отмечал, что духовная литература - «любимое чтение огромного большинства крестьян». Особенно предпочитали ее «пожилые и среднего возраста крестьяне и крестьянки», «серьезно относящиеся к чтению». Читали Евангелие на русском языке, жития святых. Из житийной литературы наиболее распространены были в этой местности: «Страдания св. мучеников Киприана и Юстины; Св. Евстафий Плакид; Жизнь и чудеса св. Иоанна, епископа Новгородского; Житие св. мучеников Гурия, Соймона и Авива».

Крестьянская молодежь - и парни, и девушки - любила, по мнению автора этого сообщения, светские книги: повести, рассказы и романы в лубочных изданиях. Но известны были и сказки Пушкина, «Тарас Бульба» и другие произведения Гоголя, сочинения Льва Толстого, Крылова, Кольцова. Все крестьяне ценили юмор в литературе. Всеобщим представлялся также этому наблюдателю интерес к книгам по отечественной истории. Он выделил особый интерес к событиям Куликовской битвы; очень популярны были здесь эпизоды благословения преподобным Сергием, участие в битве Пересвета и Осляби. Любили рассказы о Петре Великом, Екатерине II, о выдающихся полководцах - Суворове, Кутузове и других. Любили читать о событиях войны 1812 года (особенно об участии в ней простого народа), о русско-турецкой войне и осаде Севастополя. Сказки читали преимущественно дети - точнее, взрослые стеснялись в этом признаться. В каждой избе был печатный календарь; широко бытовали «Сонник», «Оракулы», «Соломоны».

На выгоне: молодёжные забавы крестьян Малоархангельского уезда

В селе Алексеевской Малоархангельского уезда (Орловская губерния) особенно много общения молодежи было «на выгоне» (постоянное место летних развлечений молодежи) - «в хороводах». Хороводы здесь водили не только в праздники, но и в будни (в конце лета, после уборки хлеба). «Торжественностью и весельем» отличались, по выражению современника, хороводы на Вознесение и в Троицын день: парни, разряженные в лучшие костюмы, сходились на одном конце «выгона» и девушки в нарядных праздничных платьях - на другом. Обе партии с песнями, с игрой на гармониках и балалайках шли в дубовую рощу, где сходились и начинали водить хороводы. Некоторые песни сопровождались разыгрыванием сценок. Например, одна пара изображала мужа и жену, другая - свекра и свекровь. Из рощи возвращались уже все вместе, за полночь, со смехом и песнями, с венками на голове. «Кипучим весельем» отличались здесь также хороводы во время храмовых праздников - на выгоне, возле ярмарки, там пускались в пляс и более солидные

Как завести правильный карогод смешанного состава

Русская деревня знала и будничные, и праздничные хороводы смешанного состава - мужская и женская молодежь вместе. Житель села Алексеевского Малоархангельского уезда (Орловская губерния) подчеркивал, что молодежь водит хороводы, в которых встречаются парни и девушки не только в праздники, но и в конце лета - после уборки хлеба и в будние дни. О постоянных «карагодах», в которых разыгрывались действия по ходу песни (парень ходит в кругу, выбирает девушку и т. д.), писали по наблюдениям в селе Муравлеве, деревне Борщовке Орловского уезда и селе Крестовоздвиженском Волховского уезда (той же губернии). В селе Шелковка Обоянского уезда на Курщине «водили танки» смешанного состава, начиная с четверга пасхальной недели и до Красной горки. Эти праздничные хороводы сопровождались пляской и игрой на дудках. Здесь были в ходу три вида дудок: девичьи - из пяти тростниковых дудочек разных тонов; мужицкие - из просверленного дерева с пятью отверстиями; пужатки - длинные дудки с шестью отверстиями, издававшие низкие, журчащие звуки.

Сначала молодежь, взявшись за руки, проходила с песнями под специально натянутыми поясами, затем образовывался «карагод» (круг), в середине которого становились «парни, девки и бабы», играющие на самодельных дудках. Вокруг музыкантов внутри «карагода» возникал кружок пляшущих: «девки и молодайки, взявшись за руки, поджав губы и стараясь не шелохнуться ни одним членом, вытоптывают ногами в такт музыке, а один или несколько мужиков выплясывают перед ними, поводя платочком и покрикивая: «ну што, а ну-ну!» Иные пронзительно свистели при этом. В таком хороводе было принято, чтобы парень плясал больше перед той девушкой, которая ему нравилась. Веселье оканчивалось около 12 часов. По домам расходились с песнями».

Зимние сборища молодежи Малоархангельского уезда

В Малоархангельском уезде Орловской губернии (сведения из села Алексеевского) зимние сборища молодежи без работы устраивались в просторной избе, по стенам которой расставляли лавки. На лавках рассаживалась взрослая молодежь, подростки же располагались на полатях. Здесь было широко принято посещение посиделок молодыми вдовами и солдатками наравне с девушками. Старшие односельчане, как правило, не приходили. Играли в «соседи», «бисер», «Таньку», в карты. Во время этой игры парни потихоньку закладывали в рукава соседок «груздики» (мятные пряники) или «котелки» (крендели, запеченные в кипящем котле); девушки их ловко прятали и съедали дома - съесть при всех считалось неприличным. Чужие парни посещали эти посиделки только в порядке исключения, очень редко. В рукописи описывается случай (примечательно, что о нем говорится, как о происшедшем «на днях» - свидетельство свежести и непосредственности всей информации), когда «молодому парню вымазали дегтем на вечеринке полушубок за то, что по его вине двум девкам вымазали дегтем ворота и выбили окна». Видимо, в некоторых случаях молодежь прибегала к наказаниям позорящего типа и без решения сходки. Но это было чрезвычайное происшествие.

Вернуть доброе имя русской деревне, очистить представления о ней от всего наносного, ложного, хулительного, искажающего ее родное лицо - задача для многих людей. Автор книги - историк и этнограф - вкладывает свою лепту в общее дело: на основе документальных свидетельств XVIII, XIX, а отчасти и XX веков рассказывает о богатстве знаний иинтересов крестьян, их духовном и социальном опыте, высокой культуре. В улучшенном иллюстрированном издании содержится много примеров живой действительности: яркие биографии, образы крестьян-мастеров, выразительная народная речь, забытые обряды и традиции. Издание сопровождается черно-белыми и цветными иллюстрациями. Кинга адресуется массовому читателю. Издательство: "Молодая гвардия" (1991) Формат: 70x108/16, 448 стр. ISBN: 5-235-01030-2 На Озоне

Другие книги схожей тематики:

Автор	Книга	Описание	Год	Цена	Тип книги
Елена Шуваева-Петросян	Охота на туманы. Записки из русской деревни	Большой Морец – село в Волгоградской области, не такое большое, как в стародавние времена, но и не маленькое. Здесь автору этих записок посчастливилось не только родиться, но и провести лучшие годы… - Aegitas, (формат: 84x108/32, 528 стр.) электронная книга	2019	159	электронная книга
Сост. Шкатов М.Е.	Беседы в Годеново. Мир Креста. Сост. Шкатов М. Е.	Книга посвящена великой святыне - единственному в мире Кресту, явленному с Неба почти 600 лет назад и находящемуся сейчас в храме села Годеново, в Ярославской области. Через эту удивительную святыню… - Отчий дом, (формат: 84x108/32, 528 стр.)	2014	155	бумажная книга
Коллективные сборники	Образ поэта в русской лирике XIX-XX вв.	Поэту всегда приписывалась особая роль: он «любимец богов», пророк, провозглашающий высшую правду и не склоняющийся перед власть предержащими. Времена меняются, апоэт всегда возвышается над толпой… - Звуковая книга, Готовимся к сочинению аудиокнига можно скачать	2014	149	аудиокнига
Марина Орлова	Припомнить жизнь и ей взглянуть в лицо	Очерки молодого журналиста М. Орловой - своеобразное путешествие по Чеховскому району Подмосковья. Читатель, следуя за автором, воссоз­дает в своем воображении прошлое русской деревни… - Мир книги, (формат: 60x88/16, 144 стр.)	1994	70	бумажная книга
Иван Попков	Рассказы деда Балюка. Избранное	Рассказы уральского писателя Попкова Ивана Андреевича переносят читателя в неповторимый мир русской деревни, в которой есть место и поэзии прекрасной русской природы, и красоте повседневного быта… - Издательские решения, (формат: 84x108/32, 528 стр.) электронная книга		20	электронная книга
Захар Прилепин	Санькя	Захар Прилепин: проза	2014	301	бумажная книга
Прилепин З.	Санькя	Захар Прилепин – прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Черная обезьяна», «Патологии», сборников… - Редакция Елены Шубиной (АСТ), (формат: 60x88/16, 144 стр.) Эксклюзивная новая классика	2018	179	бумажная книга
Прилепин Захар	Санькя	Захар Прилепин - прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий "Национальный бестселлер", "СуперНацБест" и"Ясная Поляна" . Автор романов" Обитель", "Черная обезьяна", "Патологии", сборников… - Редакция Елены Шубиной, (формат: 60x88/16, 144 стр.) Эксклюзивная новая классика	2015	319	бумажная книга
Захар Прилепин	Санькя	Захар Прилепин - прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий "Национальный бестселлер", "СуперНацБест" и "Ясная Поляна" . Автор романов "Обитель", "Черная обезьяна", "Патологии", сборников… - АСТ, Редакция Елены Шубиной, (формат: 76x100/32, 416 стр.) Эксклюзивная новая классика	2015	179	бумажная книга
Захар Прилепин	Санькя	Коротко Новая редакция знакового романа "двухтысячных" . Горьковская "Мать" XXI века. Цифры Роман переведен на 17 языков. Выдержал 12 переизданий. Цитата "Неправда, когдаговорят, что жизнь - это… - Редакция Елены Шубиной, АСТ, (формат: 84x108/32, 352 стр.) Захар Прилепин: проза	2014	294	бумажная книга

См. также в других словарях:

- [Вселенная] сущ., м., ??? Морфология: (нет) чего? мира, чему? миру, (вижу) что? мир, чем? миром, о чём? о мире и в миру; мн. что? миры, (нет) чего? миров, чем? мирам, (вижу) что? миры, чем? мирами, о чём? о мирах 1. Мир это всё, что существует на … Толковый словарь Дмитриева

Энциклопедический словарь

1. МИР, а; мн. миры, ов; м. 1. Совокупность всех форм материи в земном и космическом пространстве; Вселенная. Происхождение мира. 2. Отдельная часть Вселенной; планета. Далёкие звёздные миры. Изучать марсианский мир. 3. Земной шар, Земля со всем… … Энциклопедический словарь

мир - I а; мн. миры/, о/в; м. см. тж. мировой, мирок, мирской 1) Совокупность всех форм материи в земном и космическом пространстве; Вселенная. Происхождение мира. 2) Отдельная часть Вселенной; планета. Далёкие звёздные миры … Словарь многих выражений

Эта статья о мирном договоре между Советской Россией и Центральными державами. О мирном договоре между УНР и Центральными державами, см. Брестский мир (Украина Центральные державы). В Викитеке есть тексты по теме … Википедия

История русской литературы для удобства обозрения основных явлений ее развития может быть разделена на три периода: I от первых памятников до татарского ига; II до конца XVII века; III до нашего времени. В действительности эти периоды резко не… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Историческое развитие русской цивилизации определялось прежде всего духовно нравственными ценностями русского народа, ядром которого с принятием христианства стала Святая Русь. Однако выбор православной веры для русского народа не был случаен,… … Русская история

Война Шестой коалиции Наполеоновские войны Битва народов под Лейпцигом. В.И. Мошков, 1815 Дата 1813 1814 … Википедия

Создание нового правительства. Столбовский мир и Деулинское перемирие - Земский собор 1613 г. Важнейшей задачей правительства народного ополчения было восстановление государственной власти и освобождение еще занятых интервентами областей. Восстановление государственной власти мыслилось руководителями ополчения в… … Всемирная история. Энциклопедия

Светлая неделя Дореволюционная пасхальная от … Википедия

Сергиево Посадский государственный историко художественный музей заповедник … Википедия