, Владимирская губерния , РСФСР

Место смерти

• Москва , РСФСР , СССР

Алексе́й Ива́нович Фатья́нов (5 марта -13 ноября ) - советский русский поэт, автор многих популярных в 1940-1970-х годах песен (на музыку Василия Соловьёва-Седого , Бориса Мокроусова , Матвея Блантера и других композиторов).

Энциклопедичный YouTube

• 1 / 5

  Отец - Иван Николаевич Фатьянов, сын Николая Ивановича Фатьянова, владельца иконописных мастерских и подсобного производства в Богоявленской слободе (ныне посёлок Мстёра Вязниковского района Владимирской области).

  Мать - Евдокия Васильевна Меньшова, дочь Василия Васильевича Меньшова, специалиста по льну льнопрядильной фабрики Демидова в Вязниках .

  Однако вскоре семья будущего поэта разорилась, доходы от иконописных мастерских падали. Тогда Василий Васильевич Меньшов призвал семью дочери к себе и дал ей приют в собственном доме. На выделенные им деньги Фатьяновы построили в центре Вязников двухэтажный каменный дом с колоннами напротив Казанского собора. Родители торговали пивом, обувью, которую шили в своих мастерских, владели частным кинотеатром и обширной библиотекой. После Октябрьской революции 1917 года всё имущество Фатьяновых было национализировано, дом отобрали - в нём разместилась телефонная станция (ныне там музей Алексея Фатьянова).

  Семья перебралась в дом Меньшовых в Малое Петрино (в то время пригород Вязников), где в комнате деда родился Алексей - последний ребёнок Ивана и Евдокии Фатьяновых. Трое старших детей - Николай (1898), Наталья (1900), Зинаида (1903). Брат Николай был одним из лидеров скаутского движения , писал стихи, умер от болезни в 1922 году.

  Крестили Алексея Фатьянова в Казанском соборе в Вязниках. Он рано научился читать, много времени проводил в домашней библиотеке, отец специально для него выписывал книги. Как и многие мальчишки, увлекался голубями и рыбалкой. Во времена нэпа в 1923 году семья Фатьяновых вновь поселилась в своём доме в Вязниках напротив Казанского собора. Родители занимались обувным производством. Именно там, в родительском доме, Алексей получил своё первое воспитание и образование. Родители привили Алексею любовь к литературе, театру, музыке и пению.

  Родился в 1919 году в деревне Петрино бывшей Владимирской губернии в довольно зажиточной семье, то есть настолько зажиточной, что отец мог мне обеспечить массовую доставку книг сразу же, как только я смог себе твёрдо уяснить, что «А» - это «А», а «Б» - это «Б».

  Всё своё детство я провёл среди богатейшей природы среднерусской полосы, которую не променяю ни на какие коврижки Крыма и Кавказа . Сказки, сказки, сказки Андерсена , братьев Гримм и Афанасьева - вот мои верные спутники на просёлочной дороге от деревни Петрино до провинциального города Вязники, где я поступил в школу и, проучившись в ней три года, доставлен был в Москву завоёвывать мир. Мир я не завоевал, но грамоте научился настолько, что стал писать стихи под влиянием Блока и Есенина , которых люблю и по сей день безумно.

  В 1929 году имущество у Фатьяновых было окончательно отобрано советской властью - нэп закончился.

  Семья Фатьяновых уехала из Вязников и перебралась в посёлок Лосиноостровский Московской области (ныне в черте города Москвы). Поселились на Тургеневской улице . Здесь Алексей окончил среднюю школу, по вечерам ходил заниматься в драматический класс музыкальной школы, посещал московские театры и выставки. В это время он впервые показал свои стихи взрослому другу. Учитель математики П. А. Новиков, человек музыкально одарённый и добросердечный, увидел в мальчике будущего поэта.

  Молодость

  В 1935 году Алексей Фатьянов поступил в театральную студию Алексея Дикого при театре ВЦСПС. В 1937 году принят в театральную школу актёрской труппы Центрального театра Красной Армии Алексея Попова . Играл в спектаклях, гастролировал с театром по отдалённым гарнизонам Дальнего Востока. Алексей Попов был доволен молодым актёром, упоминал о нём, как об одном из лучших: «Обаятельный парень, пишущий стихи, по-хорошему озорной, благородный и старательный был самым молодым в труппе, а нагрузку в концертах нёс за двоих».

  В мае 1940 года Фатьянова призвали в армию, он попал в Елецкий полк железнодорожных войск Орловского военного округа, участвовал в полковой художественной самодеятельности. Через три месяца он уже режиссёр-постановщик Окружного ансамбля Орловского военного округа. Литературно-музыкальная композиция Фатьянова «Великой родины сыны» принесла ансамблю успех и славу. Тогда же в содружестве с молодым композитором, рядовым Владимиром Дорофеевым Алексей написал первую песню, вышедшую на сцену. С этого времени он начал много писать, публиковать свои очерки и стихи в орловской областной «Молодёжке».

  Начало своей профессиональной деятельности отношу к дате вступления в ряды Красной Армии. Точнее - к началу войны. Только тогда я стал писать много и получал всяческую поддержку и поощрения в гуще красноармейских масс. Стал писать стихи, которые узнал фронт; статьи, очерки, которые узнала армия; песни, которые узнал и запел Советский Союз. Чувствую - голос крепнет. Может, не сорвётся…

  Начало войны застало ансамбль в авиагарнизоне Сеща под Брянском . В первые месяцы Алексей Фатьянов с концертами объезжал позиции Брянского фронта и писал рапорта с требованием отправить его в действующую армию, но руководство ансамбля отказывало. Только он мог в условиях военной дороги быстро написать целую программу для фронтовых выступлений, переработать газетные материалы в стихи и песни, написать новый злободневный сценарий. У него был поставлен голос, он вёл концерты, импровизировал, мог работать и на сцене, и в тёмной землянке. В это время, по некоторым источникам, Алексей получил первое ранение, когда пришлось трое суток выходить из смыкавшегося кольца немецкого окружения.

  В феврале 1942 года ансамбль был отведён в тыловой город Чкалов (сейчас Оренбург) Южно-Уральского округа и переформирован в Ансамбль красноармейской песни и пляски Южно-Уральского военного округа. Давали концерты в госпиталях Башкирии, Оренбуржья, Казахстана, Куйбышевской и Актюбинской областей, выступали перед эшелонами, уходящими на фронт. В это время Фатьянов познакомился с композитором Василием Соловьёвым-Седым , творческий союз с которым сыграл большую роль в жизни поэта. Их совместная работа «Тальянка» («На солнечной поляночке…») стала по-настоящему популярна среди солдат.

  В июне 1944 года при содействии Соловьёва-Седого Алексей Фатьянов откомандирован в состав Краснознамённого ансамбля песни и пляски Союза ССР на должность заведующего литературно-драматургической частью. Во время гастролей в освобождённом Харькове произошёл конфликт с руководством ансамбля. 30 августа 1944 года приказом Александра Александрова Фатьянов был направлен для прохождение службы в рядах действующей армии и попал в 15-й самоходно-артиллерийский полк, находившийся на переформировании в Подмосковье.

  В сентябре подразделение вошло в состав 6-й гвардейской танковой армии . Фатьянов - фронтовой корреспондент армейской газеты «На разгром врага». В декабре 1944 года при штурме города Секешфехервара (Венгрия) был ранен вторично, награждён медалью «За отвагу » и 10-дневным отпуском.

  18 апреля 1945 года по инициативе Соловьёва-Седого откомандирован в Таллин в распоряжение ансамбля моряков Балтики. В Восточной Пруссии выступал в передовых частях перед пехотинцами 2-го Прибалтийского фронта . Руководство отмечало сочетание литературных данных поэта и работоспособности. Он выступал в инсценировках, читал стихи, занимался режиссурой. Известность Фатьянова росла; по воспоминаниям современников, не было дня в 1945 году, чтобы по Всесоюзному радио не звучали песни на его стихи. Они шли целыми блоками, по нескольку раз в сутки.

  30 апреля 1945 года Алексей Фатьянов получил воинское звание сержанта. За работу в ансамбле награждён орденом Красной Звезды . В феврале 1946 года демобилизован из армии.

  Согласно наградным документам (приказ 03/н от 17 марта 1945 года), в РККА с 1941 года, в действующей армии с 1945 года и ранее в боях не участвовал.

  С февраля по июнь 1946 года Фатьянов написал не меньше десяти песен, присутствовал на съёмочной площадке кинофильма «Большая жизнь-2», встречался со зрителями, выступал на радио, занимался литературным трудом. Песня «Где же вы теперь, друзья-однополчане? », прозвучавшая впервые осенью 1946 года, имела огромный успех.

  И весьма зажиточными людьми. По воспоминаниям, приданое невесты увозили в Мстёру на 12-ти подводах.

  Однако, вскоре семья будущего поэта разорилась, доходы от иконописных мастерских падали, тогда Василий Васильевич Меньшов в приказном порядке позвал семью дочери к себе и дал ей приют в собственном доме. На выделенные им деньги Фатьяновы построили в центре города Вязники двухэтажный каменный дом с колоннами напротив Казанского собора . Родители торговали пивом, обувью, которую шили в своих мастерских, владели частным кинотеатром и обширной библиотекой. После октябрьской революции 1917 года всё имущество Фатьяновых было национализировано, дом отобран - в нём разместилась телефонная станция, ныне там музей Алексея Фатьянова.

  Семья перебралась в дом Меньшовых в Малое Петрино (в то время пригород г. Вязники), где в комнате деда родился Алексей - последний ребёнок Ивана и Евдокии Фатьяновых. Трое старших детей - Николай (1898), Наталья (1900), Зинаида (1903). Брат Николай был одним из лидеров скаутского движения, также писал стихи, умер от болезни в 1922 году.

  Детство

  Крестили Алексея Фатьянова в Казанском соборе города Вязники.

  При жизни Фатьянов имел многочисленные административные взыскания из-за злоупотребления алкогольными напитками.

  По этому поводу ходил стих:

  Видели Фатьянова,
  Трезвого, не пьяного!
  Трезвого, не пьяного?!
  Ну, значит - не Фатьянова…
  

  Последние дни жизни

  В начале ноября 1959 года, во время прогулки на речном трамвайчике по Москве-реке неожиданно почувствовал себя плохо. Находился дома, кардиографическое обследование наличие инфаркта не подтвердило, к 10 ноября состояние улучшилось и Фатьянов продолжил работу над поэмой «Хлеб», которую закончил и перепечатал набело на машинке 12 ноября (после смерти текст был утерян).

  Скоропостижно скончался 13 ноября 1959 года около 3 часов вечера от разрыва аневризмы аорты . Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище . Гроб с телом от самых ворот несли на руках простые люди, меняя друг друга. По воспоминаниям очевидцев, со времени похорон писателя Максима Горького такого стечения народа в Москве не было.

  Награды

  Память

  

  Творчество

  Песни

  • 1942 - На солнечной поляночке (музыка В. П. Соловьёва-Седого)
  • 1942 - Соловьи (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1943 - Ничего не говорила (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1943 - Песня мщения (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1943 - Баллада о Матросове (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1945 - Мы, друзья, перелётные птицы (Первым делом, первым делом самолёты) (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1945 - Давно мы дома не были (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1945 - Наш город (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1945 - Звёздочка (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1945 - Далёко родные осины (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1945 - Тропки-дорожки (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1945 - Про Васеньку (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1945 - Вспомним походы (музыка В. Сорокина)
  • 1946 - Шли два друга (музыка Б. Мокроусова)
  • 1946 - Три года ты мне снилась (музыка Н. Богословского)
  • 1946 - Золотые огоньки (музыка В. Соловьёва-Седого , соавтор стихов С. Фогельсон)
  • 1946 - Когда проходит молодость (музыка В. Сорокина)
  • 1947 - В городском саду (музыка М. Блантера)
  • 1947 - Разговорчивый минёр (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1947 - Стали ночи светлыми (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1947 - Начальник станции (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • Сюита «Возвращение солдата» (музыка В. Соловьёва-Седого)
    • Шёл солдат из далёкого края
    • Расскажите-ка, ребята
    • Колыбельная (Сын)
    • Поёт гармонь за Вологдой
    • Где же вы теперь, друзья-однополчане
    • Величальная (Славься, русская земля)
  • 1948 - За тех, кто в пути! (музыка С. Каца)
  • 1948 - Где ж ты мой сад? (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1948 - По мосткам тесовым (музыка Б. Мокроусова)
  • 1948 - Мы люди большого полёта (музыка Б. Мокроусова)
  • 1949 - Хвастать, милая, не стану (музыка Б. Мокроусова)
  • 1949 - На крылечке (музыка Б. Мокроусова)
  • 1949 - Земля моя (музыка Б. Мокроусова)
  • 1950 - Хороши колхозные покосы (музыка А. Новикова)
  • 1954 - Путевая-дорожная (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1954 - В рассветном тумане (музыка А. Новикова)
  • 1954 - Сегодня мне не весело (музыка Ю. Милютина)
  • 1954 - Шла с ученья третья рота (музыка А. Лепина)
  • 1954 - Я сижу на берегу (музыка М. Блантера)
  • 1955 - Вновь к черёмухе душистой (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1955 - Праздничная (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1956 - Если б гармошка умела (музыка А. Лепина)
  • 1956 - Парень непутёвый (музыка А. Лепина)
  • 1956 - Сердце друга (музыка А. Лепина)
  • 1956 - Ходят тучи (музыка Ю. Милютина)
  • 1956 - Караваны птиц (музыка Г. Жуковского)
  • 1957 - На Заречной улице (музыка Б. Мокроусова)
  • 1957 - У меня идёт всё в жизни гладко (музыка Б. Мокроусова)
  • 1957 - Песня про незадачливого штурмана (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1957 - Тишина за Рогожской заставою (музыка Ю. С. Бирюкова)
  • 1958 - Комсомольцы тридцатых годов (музыка А. Лепина)
  • 1958 - Забрала подруга детства (музыка А. Лепина)
  • 1958 - Степи Оренбургские (музыка А. Лепина)
  • 1958 - На трудных дорогах (музыка А. Лепина)
  • 1958 - Дорога, дорога (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • 1958 - Это всё Россия (музыка Ю. Милютина)
  • 1958 - В рабочем посёлке (музыка Ю. Милютина)
  • 1958 - На счастливой улице (музыка Л. Бакалова)
  • 1958 - В соловьиную ночь (музыка Л. Бакалова)
  • 1958 - В добрый путь (музыка Б. Терентьева)
  • 1958 - Здесь Ленин жил (музыка Б. Терентьева)
  • 1959 - У старых клёнов (музыка Ю. Слонова)
  • 1959 - Над Москвой-рекой (музыка Ю. С. Бирюкова)
  • Возвращение из похода (музыка В. Сорокина)
  • Возле горенки (музыка В. Сорокина)
  • Гимн Великому городу (музыка Р. Глиэра)
  • Как хорошо, подруженьки (музыка Н. Богословского)
  • Мой верный товарищ (музыка Р. Манукова)
  • На Кавказе ночи жаркие (музыка С. Каца)
  • Наговоры (музыка Б. Мокроусова)
  • Новогодняя ночь (музыка С. Каца)
  • Однажды ночью лунною (музыка А. Новикова)
  • Песня дальних дорог (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • Проходят пионеры (музыка Б. Терентьева)
  • Рабочее утро (музыка Ю. С. Бирюкова)
  • С праздником, шахтёры (музыка З. Дунаевского)
  • Сердце солдата (музыка Б. Терентьева)
  • Споёмте, девушки (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • Страдание (музыка В. Соловьёва-Седого)
  • Третий батальон (музыка Б. Мокроусова)
  • Ты как зорька (музыка С. Каца)
  • Ухажёры (музыка В. Сидорова)
  • Шумит под ветром Ладога (музыка А. Фатьянова)
  • Это что же, от чего же (музыка Л. Бакалова)

  Напишите отзыв о статье "Фатьянов, Алексей Иванович"

  Примечания

  Литература

  • Львов Михаил . Поэт Алексей Фатьянов (1919-1959) // Фатьянов Алексей . Избранное. - М.: Художественная литература, 1983. - С. 3-10.
  • «Алексей Фатьянов. Стихи и песни» - М.: Советский писатель, 1962. - С. 264.
  • Татьяна Дашкевич . Фатьянов. - М.: Молодая гвардия, 2004. - (Серия «ЖЗЛ »).

  Ссылки

  • Андрей Веденеев.

  Отрывок, характеризующий Фатьянов, Алексей Иванович

  – Сказывали, – отвечал Герасим.
  – Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
  – Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
  – Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
  – Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
  Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
  Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.

  1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
  Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
  К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
  В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
  2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
  При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
  – Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d"Ideville. «Une ville occupee par l"ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
  «Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
  – Qu"on m"amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
  Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
  Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
  Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
  – Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
  – Mais c"est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
  Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
  Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.

  Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
  В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
  Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
  Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
  Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
  В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
  Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
  – Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
  – «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
  Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
  Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]

  Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
  Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
  В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
  – Генерал приказал во что бы то ни стало сейчас выгнать всех. Что та, это ни на что не похоже! Половина людей разбежалась.
  – Ты куда?.. Вы куда?.. – крикнул он на трех пехотных солдат, которые, без ружей, подобрав полы шинелей, проскользнули мимо него в ряды. – Стой, канальи!
  – Да, вот извольте их собрать! – отвечал другой офицер. – Их не соберешь; надо идти скорее, чтобы последние не ушли, вот и всё!
  – Как же идти? там стали, сперлися на мосту и не двигаются. Или цепь поставить, чтобы последние не разбежались?
  – Да подите же туда! Гони ж их вон! – крикнул старший офицер.
  Офицер в шарфе слез с лошади, кликнул барабанщика и вошел с ним вместе под арки. Несколько солдат бросилось бежать толпой. Купец, с красными прыщами по щекам около носа, с спокойно непоколебимым выражением расчета на сытом лице, поспешно и щеголевато, размахивая руками, подошел к офицеру.
  – Ваше благородие, – сказал он, – сделайте милость, защитите. Нам не расчет пустяк какой ни на есть, мы с нашим удовольствием! Пожалуйте, сукна сейчас вынесу, для благородного человека хоть два куска, с нашим удовольствием! Потому мы чувствуем, а это что ж, один разбой! Пожалуйте! Караул, что ли, бы приставили, хоть запереть дали бы…
  Несколько купцов столпилось около офицера.
  – Э! попусту брехать то! – сказал один из них, худощавый, с строгим лицом. – Снявши голову, по волосам не плачут. Бери, что кому любо! – И он энергическим жестом махнул рукой и боком повернулся к офицеру.
  – Тебе, Иван Сидорыч, хорошо говорить, – сердито заговорил первый купец. – Вы пожалуйте, ваше благородие.
  – Что говорить! – крикнул худощавый. – У меня тут в трех лавках на сто тысяч товару. Разве убережешь, когда войско ушло. Эх, народ, божью власть не руками скласть!
  – Пожалуйте, ваше благородие, – говорил первый купец, кланяясь. Офицер стоял в недоумении, и на лице его видна была нерешительность.
  – Да мне что за дело! – крикнул он вдруг и пошел быстрыми шагами вперед по ряду. В одной отпертой лавке слышались удары и ругательства, и в то время как офицер подходил к ней, из двери выскочил вытолкнутый человек в сером армяке и с бритой головой.
  Человек этот, согнувшись, проскочил мимо купцов и офицера. Офицер напустился на солдат, бывших в лавке. Но в это время страшные крики огромной толпы послышались на Москворецком мосту, и офицер выбежал на площадь.
  – Что такое? Что такое? – спрашивал он, но товарищ его уже скакал по направлению к крикам, мимо Василия Блаженного. Офицер сел верхом и поехал за ним. Когда он подъехал к мосту, он увидал снятые с передков две пушки, пехоту, идущую по мосту, несколько поваленных телег, несколько испуганных лиц и смеющиеся лица солдат. Подле пушек стояла одна повозка, запряженная парой. За повозкой сзади колес жались четыре борзые собаки в ошейниках. На повозке была гора вещей, и на самом верху, рядом с детским, кверху ножками перевернутым стульчиком сидела баба, пронзительно и отчаянно визжавшая. Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и сделать пример, что он будет стрелять по мосту. Толпа, валя повозки, давя друг друга, отчаянно кричала, теснясь, расчистила мост, и войска двинулись вперед.

  В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
  – Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
  – Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
  – Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
  Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
  – Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
  – Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
  Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
  Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
  В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
  Мавра Кузминишна подошла к калитке.
  – Кого надо?
  – Графа, графа Илью Андреича Ростова.
  – Да вы кто?
  – Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
  Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
  – Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
  Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
  – Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
  Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
  – Вам зачем же графа надо было? – спросила она.

  Алексей Иванович Фатьянов – поэт- песенник земли Владимирской

  Презентацию подготовила

  учитель русского языка и

  литературы Кудрина И.В.

  г.Кольчугино

  
  
  

  «Родился в 1919 году в деревне Петрино бывшей Владимирской губернии в довольно зажиточной семье, то есть настолько зажиточной, что отец мог мне обеспечить массовую доставку книг сразу же, как только я смог себе твёрдо уяснить, что «А» - это «А», а «Б» - это «Б».

  Всё своё детство я провёл среди богатейшей природы среднерусской полосы, которую не променяю ни на какие коврижки Крыма и Кавказа. Сказки, сказки, сказки Андерсена, братьев Гримм и Афанасьева - вот мои верные спутники на просёлочной дороге от деревни Петрино до провинциального города Вязники, где я поступил в школу и, проучившись в ней три года, доставлен был в Москву завоёвывать мир. Мир я не завоевал, но грамоте научился настолько, что стал писать стихи под влиянием Блока и Есенина, которых люблю и по сей день безумно».

  Алексей Фатьянов. Нечто вроде автобиографии

  Вид на Малое Петрино

  Отец - Иван Николаевич Фатьянов, сын владельца иконописных мастерских и подсобного производства в Богоявленской слободе (ныне посёлок Мстёра Вязниковского района Владимирской области).

  Мать - Евдокия Васильевна Меньшова, дочь специалиста по льну льнопрядильной фабрики Демидова в Вязниках.

  Оба деда были старообрядцами и весьма зажиточными людьми.

  Однако вскоре семья будущего поэта разорилась, доходы от иконописных мастерских падали. Тогда дед призвал семью дочери к себе и дал ей приют в собственном доме. На выделенные им деньги Фатьяновы построили в центре Вязников двухэтажный каменный дом с колоннами напротив Казанского собора. Родители торговали пивом, обувью, которую шили в своих мастерских, владели частным кинотеатром и обширной библиотекой. После Октябрьской революции 1917 года всё имущество Фатьяновых было национализировано, дом отобрали - в нём разместилась телефонная станция (ныне там музей Алексея Фатьянова).

  Семья перебралась в дом Меньшовых в Малое Петрино (в то время пригород Вязников), где в комнате деда родился Алексей - последний ребёнок Ивана и Евдокии Фатьяновых.

  Мать, отец и маленький Алеша

  Дом-музей Фатьяновых, Вязники

  
  

  Крестили Алексея Фатьянова в Казанском соборе в Вязниках. Он рано научился читать, много времени проводил в домашней библиотеке, отец специально для него выписывал книги. Как и многие мальчишки, увлекался голубями и рыбалкой. Во времена нэпа в 1923 году семья Фатьяновых вновь поселилась в своём доме в Вязниках напротив Казанского собора. Родители занимались обувным производством. Именно там, в родительском доме, Алексей получил своё первое воспитание и образование. Родители привили Алексею любовь к литературе, театру, музыке и пению.

  Казанский собор, Вязники

  В 1929 году имущество у Фатьяновых было окончательно отобрано советской властью.

  Семья Фатьяновых уехала из Вязников и перебралась в посёлок Лосиноостровский Московской области (ныне в черте города Москвы). Поселились на Тургеневской улице. Здесь Алексей окончил среднюю школу, по вечерам ходил заниматься в драматический класс музыкальной школы, посещал московские театры и выставки.

  В 1935 году Алексей Фатьянов поступил в театральную студию Алексея Дикого. В 1937 году принят в театральную школу актёрской труппы Центрального театра Красной Армии Алексея Попова. Играл в спектаклях, гастролировал с театром по отдалённым гарнизонам Дальнего Востока.

  В мае 1940 года Фатьянова призвали в армию, он попал в Елецкий полк железнодорожных войск Орловского военного округа, участвовал в полковой художественной самодеятельности. Через три месяца он уже режиссёр-постановщик Окружного ансамбля Орловского военного округа. Тогда же в содружестве с молодым композитором, рядовым Владимиром Дорофеевым, Алексей написал первую песню, вышедшую на сцену.

  А.Фатьянов в форме старшего

  лейтенанта артиллерии, 1940

  
  
  

  Со многими композиторами довелось работать Алексею Фатьянову, но самые бесценные песни были созданы с Василием Соловьёвым-Седым. Впервые со стихами будущих песен Алексей Фатьянов подошёл к 35-летнему композитору ещё в парке "Тополя" города Чкалова и с той поры началось продолжавшееся всю оставшуюся жизнь их сотрудничество. В самый разгар войны, в 1942-м, в этом содружестве родилась одна из самых любимых и популярных, как на фронте, так и в тылу, песен Великой Отечественной войны - "Соловьи".

  В.П.Соловьев-Седой и А.И.Фатьянов

  
  

  В творческом союзе с В.Соловьёвым-Седым написано более 80 песен, а всего на стихи Фатьянова создано более 200 песен с композиторами Б.Мокроусовым, Н.Богословским, Ю.Милютиным, Ю.Бирюковым и др. Многие из этих песен звучат в известных советских кинофильмах («Небесный тихоход», «Весна на Заречной улице», «Солдат Иван Бровкин», всего 20)

  Фрагмент из фильма «Небесный тихоход», 1945

  
  

  В 1946 году Фатьянов демобилизовался, вернулся в Москву, где познакомился Галиной Николаевной Калашниковой, певшей в хоре под руководством Н.Сац. После недолгих встреч состоялась их свадьба, а в 1948 году родилась дочь Алёна. Второй ребёнок – сын Никита появился на свет в день рождения отца, 5 марта 1950 года.

  Галина (в центре) и

  Алексей Фатьяновы

  Семья Фатьяновых, 1950

  
  

  Несмотря на всенародную любовь, судьба Фатьянова сложилась нелегко. После печально известного постановления ЦК КПСС 1946 году к нему был приклеен ярлык "поэта кабацкой меланхолии". Имя его изымалось даже тогда, когда песни на его стихи получали Сталинскую премию. Фатьянова то исключали из Союза писателей, то опять восстанавливали там. Это доставило Фатьянову много переживаний и укоротило его жизнь. 13 ноября 1959 года в возрасте 40 лет Алексей Иванович ушёл из жизни. Похоронен Алексей Иванович на Ваганьковском кладбище.

  
  

  Трудно представить человека более русского, чем Алексей Фатьянов. Его достоинства были русскими, его недостатки были русскими, его внешность была русской. Не всякий пишущий стихи - поэт. Фатьянов был поэтом во всем. Поэзия была просто формой его жизни, но для строчек он отбирал лишь немногое.

  Щедро проросли зерна, брошенные Алексеем Ивановичем Фатьяновым! Такие поэты, как наш земляк, не уходят в забвение! Если пользоваться привычным сравнением поэзии с букетом цветов, то Фатьяновские стихи - охапка полевого разнотравья, собранная с заречных приклязьменских лугов, родных ему земель, запах которой разлит по всей России-матушке и звенит колокольным звоном!

  
  

  Лишь в 1995 году поэт удостоился официального признания и был посмертно награждён орденом "За заслуги перед Отечеством" IV степени. Народная память о любимом поэте отразилась в ежегодных Фатьяновских праздниках поэзии и песни в Вязниках.

  Поэт. Член Союза Писателей СССР.

  Родился 5 марта 1919 в д. Малое Петрино Вязниковского уезда (ныне входит в г. Вязники) в зажиточной купеческой семье старообрядцев.

  Учился в театральной школе при театре ВЦСПС, которая в феврале 1936 после закрытия театра была передана Центральному театру Красной армии (ЦТКА). После окончания театральной школы оставлен в ЦТКА актером. Во время Великой Отечественной войны был участником ансамбля песни и пляски Орловского, а затем - Южно-Уральского военных округов. С 1944 - на фронте корреспондентом армейской газеты. В апреле 1945 Фатьянов получил назначение в ансамбль песни и пляски Краснознаменного Балтийского флота.

  В творческом содружестве с композитором В. Соловьевым-Седым создал лирические песни: «На солнечной поляночке», «Звездочка», «Соловьи», «Ничего не говорила», «Давно мы дома не были», «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» и другие.

  «Самая отличительная черта дарования Фатьянова - это необычно развитое ритмическое начало в его стихах. Он как бы навязывал композитору свои собственные ритмы…», - заметил композитор В. Соловьев-Седой.

  Фатьяновым написано около 30 песен к 16 кинофильмам, среди которых: «Свадьба с приданым», «Небесный тихоход», «Большая жизнь», «Доброе утро», «Без вести пропавший», «Дом, в котором я живу» и «Весна на Заречной улице».

  «Песня - это птица. У нее два крыла - стих и мелодия. Чтобы песня хорошо летала, оба крыла должны быть одинаково сильными», - говорил А. Фатьянов.

  Летом 1954 года Алексей Иванович работал над песнями к кинофильму «Солдат Иван Бровкин». Тогда появились «Ромашка моя», «Шла с ученья третья рота» и «Сердце друга». Прозвучав с экрана, они сразу же вошли в жизнь страны. Эти песни создавали настроение. В 1958 году в фильме «Иван Бровкин на целине» прозвучала еще одна песня на стихи Фатьянова «Степи Оренбургские», которая после выхода фильма была подхвачена студентами и целинниками.

  Алексей Фатьянов любил кинематограф, хорошо его понимал, много работал для него, и его песни к фильмам останутся в ряду лучших песен нашего кино.

  К 100-летию со дня рождения поэта Владимирская областная научная библиотека оцифровала , выпустила литературно-биографический календарь «Поет гармонь...», выполненный в формате знакомой многим пластинки фирмы «Мелодия» , реализует масштабный культурно-просветительский проект «Год с Алексеем Фатьяновым» .

  С 1974 года в Вязниках ежегодно проводится Всероссийский Фатьяновский праздник поэзии и песни.

  При жизни известный поэт Алексей Фатьянов, биография которого оборвалась в 40 лет, издал всего один сборник стихов. Но его творчество было известно широкой публике благодаря огромному количеству песен на его слова, ставших по-настоящему любимыми народом.

  Поэт-песенник Алексей Фатьянов: биография

  Фото сороковых представляет нам абсолютно русскую внешность красавца-богатыря. Его даже на манер Ильи Муромца друзья называли Алексеем Фатьянычем. Рождённый в русской глубинке (окраина Вязников в семье со старообрядческими корнями будущий поэт провел детские годы в доме деда Василия Васильевича Меньшова, крестьянина-аристократа, известного эксперта по льну, достигшего европейского признания. В 1919 он станет Ивана и Евдокии Фатьяновых, известных по тем меркам предпринимателей. Это была просвещённая семья (собственный кинотеатр, библиотека), имеющая двухэтажный особняк в центре Вязников. В годы революции дом был экспроприирован, но во времена НЭПа возвращён вновь. После второй попытки в 1929, семья перебралась в Московскую область.

  Алексей Фатьянов учился музыке, бегал в театры и на выставки, приобщаясь к культурной жизни столицы. Под влиянием Есенина и Блока в 10 лет он напишет первые стихи, но предпочтёт поэзии профессию актёра. Рано потеряв мать (1934), он перебрался к сестре в Москву, где прошёл обучение в школе-студии. С 1938-го он уже работал актёром Центрального активно разъезжая по гастролям. Ему удавались концертные программы, где приходилось петь и читать стихи, ибо он обладал Фатьянова призвали в ряды Красной Армии накануне войны.

  

  Великая Отечественная

  С первых дней войны вместе с оружием сражались за победу песни и стихи её участников. Только за несколько суток июня их было написано более сотни. И у каждой - своя жизнь. Чьи-то мелодии и рифмы не дошли до сердца солдата, а песни иных звучат до сих пор. Алексей Фатьянов встретил войну на Орловщине, где в составе Окружного ансамбля выступал на передовой, выполняя обязанности и артиста, и автора стихов, и режиссёра. Работа опасная, он даже был ранен, но всё равно рвался на фронт. С 1944 года поэт оказывается в действующей армии. За мужество в боях за освобождение Венгрии рядовой Фатьянов будет награждён медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды. Новое ранение вернёт его в состав ансамбля Краснознамённого Балтийского флота, где он и встретит окончание войны.

  Из стихов военных лет в копилку лучших произведений Великой Отечественной по праву вошли три его песни: «Соловьи» (1942), «На солнечной поляночке» (1942), «Давно мы дома не были» («Где же вы теперь, друзья-однополчане?», 1945), написанные композитором В. П. Соловьёвым-Седым, с которым он познакомится в Оренбурге. Первая станет любимой маршала Жукова, о чём он неоднократно расскажет в интервью.

  

  Творческий тандем с Мокроусовым

  Будучи очень музыкальным, Алексей Фатьянов вместе со стихами сразу напевал или насвистывал мелодию, которая удивительным образом накладывалась на слова. Но в 1946 он знакомится с композитором из Нижнего Новгорода Борисом Мокроусовым, который создавал песни, где первоначальную роль играла музыка. Они оказались настолько близки друг другу по духу, что слияние текста и музыки в их произведениях происходило на каком-то почти бессознательном уровне. В глазах окружающих они казались братьями: два широкоплечих красавца, полных молодости, сил и желания творить для простых людей из народа. Бывшие фронтовики создали тридцать песен, передающих жизнерадостность послевоенной эпохи и широту русской души: «Гость», «Наговоры», «Третий батальон».

  Наибольшую же известность им принесла песня к фильму «Весна на Заречной улице» (1956). Режиссёр признался, что авторами был гениально схвачен замысел картины и характер героев: «Весь фильм в этой песне». Она надолго стала визитной карточкой начинающего актёра Николая Рыбникова и исполняется в концертах до сих пор (Борис Гребенщиков, Заур Тутов).

  «Самая желанная»

  Среди выдающихся композиторов, с которыми захочет работать Алексей Фатьянов - поэт-песенник, рождённый своим временем - будет и Одна из самых лиричных песен «Три года ты мне снилась» (1946) вошла в фильм «Большая жизнь» и сразу распространилась в народе. Она была посвящена главной женщине автора, с которой он встретился после мобилизации из армии в 1946-м. Галина пела в хоре Н. Сац и была настоящей «генеральской дочкой». Правда, это был не родной отец, а отчим, но он принял активное участие в организации свадьбы, ибо средств у начинающего поэта не было. Тот женился в костюме с чужого плеча, но зато в ресторане гостиницы «Москва», отгуляв, как положено, на полную катушку.

  В браке супруги проживут 13 лет, до кончины поэта в 1959-м. У них родятся двое детей - дочь Алёна и сын Никита.

  У русского по натуре Фатьянова даже недостатки были исконно русскими. Всем известно, что он любил выпить и даже не проводил жену в роддом за первенцем. Но на него невозможно было сердиться, ибо любил он искренне и по-настоящему. Разве могла бы без чувств родиться песня, вошедшая в картину «Солдат Иван Бровкин», «Если б гармошка умела» (1955) на музыку А. Лепина?

  

  Алексей Фатьянов обижался, когда его называли поэтом-песенником и переживал из-за сложного к себе отношения коллег: его то принимали, то исключали из Союза писателей. Сравнивали творчество поэта с «кабацкой меланхолией». Убирали из списков авторов при награждении государственными премиями. Перед смертью он закончил серьёзную поэму, текст которой, к сожалению, был утерян. Режиссёр Дмитрий Сухачёв восстанавливал его по памяти.

  За свою недолгую творческую биографию поэт стал соавтором более 200 песен. Самым плодотворным оказалось сотрудничество с В. П. Соловьёвым-Седым - 80 совместных произведений. Из неупомянутых, его композиторами были также М. Блантер, Ю. Бирюков, Ю. Милютин, А. Холминов. В 18 кинофильмах, вышедших на экран в те годы, звучали его песни.

  Интересно его высказывание о том, можно ли научиться быть поэтом. Знакомая поэтесса сообщила радостную весть, что поступила в Литературный институт. Он, высоко оценивающий её творчество, посоветовал быстрее покинуть учебное заведение и не занимать чьё-то место: «Это всё равно как Моцарту поступить в консерваторию, чему бы его там научили?»

  

  Смерть поэта

  В ночь на 13.11.1959 Алексея Фатьянова не стало. Случился сердечный приступ, который никто не мог предвидеть. Через несколько дней из конференц-зала Союза писателей его проводили в последний путь. Это были самые массовые похороны со времени смерти М. Горького, собравшие десятки тысяч почитателей его таланта. Алексей Фатьянов - поэт своего народа - похоронен на

  Ежегодно Вязники становятся центром проведения Фатьяновского фестиваля, куда съезжаются композиторы, поэты, певцы и просто любители его творчества. Дом семьи Фатьяновых превратился в музей русской песни, а Союз писателей учредил литературную премию им. А. Фатьянова. В 1995-м справедливость была восстановлена, и поэт посмертно был награждён орденом «За заслуги перед Отечеством», а сборники его стихов издаются тысячными тиражами. Лучшие эстрадные певцы продолжают включать в свой репертуар его творения - песни глубокой сердечности, согревающие своим теплом.